Старик прошёл мимо спящих тяговых ледоходов, ловко забрался на мостки, связывающие все платформы деревни, и, стуча острыми зубьями «кошек» по обледенелым металлическим плитам, безошибочно проследовал к дому старосты. Удивлённый Глонга смело открыл незнакомцу и поспешно пригласил замёрзшего гостя внутрь.
Так в нашей деревне появился Одноглазый. Человек с тёмным прошлым и недобрым взглядом, с грудой почти бесполезных в наших краях монет и мешочком порошка черноуса. Мешочек-то и позволил незнакомцу быстро стать частью деревни. Странно, что, располагая такими деньгами, он не прибыл на роскошном ледоходе южных мастеров, способном как преодолевать ровный лёд, так и проламывать торосы. Говорили, что южане умеют строить корабли-фреты, ходящие даже по воде. Конечно, не для наших краёв, где та сокрыта под многоярдовой промерзшей бронёй, а далеко отсюда, у Южного Круга. Где лёд сначала становится тоньше, превращается в ледяное сало, а затем переходит в ядовитые, отравленные воды Запретных Мест. Прежде я не верил этим рассказам, но что-то в облике Одноглазого несло печать другого мира. Мира достоверного. Зловещего.
Сказать честно – я боялся этого седого морщинистого старика. Его уцелевший глаз смотрел вокруг с недобрым огоньком и вечно слезился, а на морозе словно покрывался прозрачной плёнкой, напоминая глаз мертвеца. И только облачка пара изо рта, оседающие искрящимися кристаллами на одежду, говорили о том, что суровый моряк ещё жив.
Он не рассказывал нам о своей жизни «до» Кассин-Онга. Лишь загадочно хмыкал, когда кто-нибудь пытался разговорить его о прошлом. По вечерам старик приходил в таверну Пухлого Боба напиваться, а всё остальное время торчал в доме, раньше принадлежавшем моему отцу.
Это было едва ли не единственное пустующее жилище в нашей деревне. Хижина с доброй печкой и крепкими стенами стояла на северо-западной окраине, и мимо вела практически безлюдная тропа, по которой ходили обычно только я, когда отправлялся на работу в теплицу, да наши соседи, семья ан Эфталов, живущая на соседней платформе. Одноглазого не смутило то, что он заселяется в дом покойника. А вот некоторых из деревенских такой шаг неприятно удивил, а кого-то и напугал. Впрочем, старик и не пытался заводить друзей. Даже в таверне, выпивая шаркунку, горький согревающий напиток, настоянный на вытяжке из кожи шаркунов, он не искал компании. Моряк всегда старался держаться в самом тёмном углу, подальше от остальных мужчин.
На странности Одноглазого вскоре перестали обращать внимание. Он сросся с Кассин-Онгом, стал его частью. Его деревенским пугалом.
Среди странностей была и такая: когда из Снежной Шапки приходил ледоход Арри ан Домда с грузом товаров на обмен, Одноглазый старался на люди не показываться и вообще дом не покидать. Как-то раз я шёл мимо, мечтая расправиться с делами в теплице побыстрее и навестить лавку Арри. Торговец остановился на западной окраине, в двух островках от моего дома, немало расстроив жителей восточной части посёлка, которым приходилось долго плутать по мостикам, добираясь до тёплого магазинчика с разнообразными диковинками. У меня же это роскошное чудо оказалось под боком. Радостно насвистывая, я придумывал, на что потрачу накопленное, как вдруг увидел стоящего у окна Одноглазого, изучающего красивый ледоход ан Домда с таким напряженным выражением лица, с каким смотрят на свою смерть и раздумывают, успеют ли убраться подобру-поздорову.
Заметив мой интерес, старик внимательно посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся. От улыбки его лицо расцвело – будто солнце коснулось высокого лба и прогнало тьму, скопившуюся в древних морщинах.
Подмигнув мне, он бросил ещё один взгляд на ледоход и исчез в недрах дома. В тот визит ан Домда ничего из ряда вон выходящего не произошло.
А спустя несколько месяцев, незадолго до начала осени, торговец приехал к нам ещё раз…
– Ну, Боб, славная у тебя похлебка, клянусь плавниками Тёмного Бога. – Ан Домд, пыхтя от удовольствия, отодвинул плошку в сторону. Широколицый, рано облысевший купец каждый вечер приходил в таверну Пухлого Боба. Это был целый ритуал. После напряженного дня торгов, выменяв у нас рыбу с дальней шахты, выделанные шкуры белых оленей да овощи из теплицы, Арри с наступлением заката неторопливо шёл сюда, и за ним тянулись те, кто хотел услышать новости. – Только у тебя такую и можно отведать.
Пухлый Боб, который на самом деле был настолько худ, что казался больным, лишь слегка улыбнулся, но кончики его ушей покраснели.
– Хорошему человеку – добрую еду, – высоким голосом ответил он.
– Отсюда и до блуждающих городов Содружества нет вкуснее похлебки, Боб. Что же ты в неё добавляешь?
Раскрасневшийся Арри откинулся на спинку стула и обвёл взглядом притихший зал. Десятки глаз ловили каждое его движение, и большинство из них были детские. Какие сказки, о чём вы. Нет ничего лучше историй торговца ан Домда.
– Секрет, Арри, – снова улыбнулся Боб. – Если узнаешь, так и приезжать перестанешь. – Это тоже было частью ритуала. – Рассказывай, чего нового? Что творится в большом мире? И кто это с тобой приехал?
Вместе с купцом и его семьей в нашей деревне появился тогда молодой человек в хорошо пошитой шубе. Он весь день ходил по деревне и окрестностям, рассматривал наши ледоходы. Дольше всего парень крутился около двух совсем древних тяговых машин, предназначенных, чтобы таскать дома, но безнадежно сломанных. Их давно разобрали на запчасти и даже гусеницы сняли. Мёртвые остовы стояли недалеко от жилища Одноглазого. Странно, что гостя ничуть не заинтересовал могучий ледоход Пухлого Боба, способный легко сдвинуть с места платформу с огромной теплицей, домом старосты и таверной.
Когда солнце зашло, парень вернулся на корабль купца, а сам Арри пришёл в таверну. Я сидел среди тех, кто урвал себе местечко совсем рядом со столом насытившегося ан Домда.
– Не знаю, Боб. Какой-то ученик из блуждающих городов, а может, и из Провалов. Богатый дурачок. Платит мне за постой чистейшим взрывным порошком. Много еды не просит, тихий, спокойный. Вежливый очень. Жена моя в нём души не чает, а ты знаешь, какая она привереда. Да, – оживился Арри, – есть у него прибор какой-то. Думаю, что из самой Ледяной Цитадели! Вот с ним он постоянно возится как с ребёнком малым.
При упоминании о Ледяной Цитадели у меня даже дух захватило. Если город Снежная Шапка казался мне очень далёким краем, то что сказать о затерянной во льдах твердыне безумного братства? Я знал только то, что скалистый остров, покрытый священным лесом, находится дальше, чем блуждающие города, дальше, чем вечно воюющий Берег (который и сам мог быть выдумкой Арри), дальше, чем Чёрные Провалы и Мёртвые Поля. А в недрах этих скал, изъеденных ходами, и обитают таинственные исследователи прошлого.
Но я никогда не сомневался, что загадочная Ледяная Цитадель существует на самом деле. Даже в таверне Пухлого Боба был волшебный механизм, предсказывающий бури. Никто и не думал спорить, что горящий в ночной мгле прибор когда-то давно находился в руках легендарного братства.
Я видел артефакт незнакомца. Небольшой, с тремя антеннками. Именно с ним паренёк и крутился возле старых ледоходов. Что же он искал?
– Тёмный Бог появлялся у Чёрных Провалов, – вдруг сказал Арри, и мы замерли, все как один затаили дыхание, услышав зловещую новость. – Так что там теперь жарко. Городок Вьюжный переехал на несколько лиг в сторону, но сами понимаете. Там будет небезопасно.
– Хорошо. Есть несколько спокойных лет, – прокаркал старый Уэнс, наш столяр-инструментарий.
Дерево в наших краях появлялось редко, а в эту ходку Арри вообще его не привёз. Впрочем, сухопарый, похожий на топор Уэнс не расстраивался. Его умения были в деревне на хорошем счету. Если нужно что-то отремонтировать, пусть из дерева, пусть из железа – позовите старика Уэнса. Он побрюзжит, он пожует ваши нервы, но поможет. Его ученик, мастер Кунц, вместе с моим братом ухаживал за ледоходами. Но просить ядовитого Кунца посмотреть что-то, не связанное с владетелями снежных просторов, – напрасное дело.