Констебль Финдли? Помощник детектива Маккриди?

Я открываю рот, чтобы спросить, почему я была с Финдли, но затем я вспоминаю вчерашний день, когда Маккриди, казалось, ожидал, что Финдли захочет поговорить со мной. Я думала, что это может быть романтическая размолвка. Они были одного возраста, и Финдли был бы хорошей парой для Катрионы.

Грей продолжает:

— Узнав тебя, этот констебль послал за мной, и я видел тебя здесь, прежде чем доставить домой.

— Никто не заметил моего отсутствия?

— Это был один из твоих коротких выходных.

Итак, у Катрионы была половина выходного дня, и в ту ночь, вместо того, чтобы лежать дома в постели, она была здесь, в этом пабе, возможно, встречаясь со старым коллегой, возможно, продолжая свои «преступные» дела.

Как детектив, я бы начала с этого. Бывший, или не очень бывший вор подвергается нападению, когда выходит из бара в криминально районе. Все же возможно, что это было случайное нападение, но, скорее всего, оно было связано с ее преступными деяниями. Она кого-то разозлила, или обманула, или даже просто отклонила предложение, классическое «еще одно дело».

Конечно, все это не имеет для меня никакого значения. Я бы с удовольствием раскрыла нападение на Катриону в качестве извинения за заимствование ее тела. Но даже если ответ чудесным образом упадет с неба, я сомневаюсь, что ее напавший ответит за это. Она всего лишь горничная, а это всего лишь физическое нападение в районе, где ночью такое может случиться с любым одиночкой.

Я полагаю, Катриона решила, что может позаботиться о себе. Совсем как детектив, которая вбежала в этот переулок сто пятьдесят лет спустя, в одиночестве, ночью, на крики женщины, попавшей в беду.

Похоже, мы обе не так хороши в уличных реалиях, как мы думали.

Я поворачиваюсь к Грею:

— Спасибо, сэр, что привели меня сюда. Думаю, я задержусь и посмотрю, вернутся ли какие-нибудь воспоминания.

— Оставить тебя здесь? — он в ужасе оглядывается. — Точно нет.

— Сейчас день, сэр. Я буду в порядке.

— В том самом месте, где на тебя жестоко напали и бросили умирать? Нет, осматривайся сколько хочешь. Я подожду.

Я не позволяю Грею ждать. Конечно, я не могу убедить его уйти. Маккриди ворчал, что сестра Грея упряма. Судя по всему, это семейная черта, и когда мужчина размера Грея решает где-то припарковаться, он остается припаркованным. Я не буду пытаться перемещаться во времени, когда он наблюдает, поэтому единственный способ выйти из сложившейся ситуации — притвориться, что я рыскаю вокруг, делая драматические паузы для глубокого размышления и более глубоких вздохов, прежде чем объявить, что ничего не вспомнила.

— Мы вернемся через рынок, — говорит он. — Я оставлю тебя там, чтобы ты могла сделала покупки.

— Покупки?

— Потратить часть своего квартального жалования.

— А на что мне потратить?

Он разводит руками:

— Конфи? Ленты? Новый капор? На что хочешь.

Конфеты и красивые бантики? Он действительно думает, что на это уходит зарплата горничной? В его защиту, возможно, он надеется, что это так. Ежедневные потребности Катрионы покрываются: еда, кров, униформа и тому подобное; и поэтому он ожидает, что жалование будет использоваться как карманные деньги.

Если бы я была горничной, я точно знаю, что бы я сделала со свом жалованием. Я бы копила деньги в надежде, что не буду драить ночные горшки на закате своих лет.

Хотя на самом деле у меня нет денег чтобы их потратить, я позволю Грею сопроводить меня на рынок. Как только он оставит меня делать покупки, я прокрадусь обратно в тот переулок.

Этот район известен как Грассмаркет, потому что раньше он был главным рынком Эдинбурга. Теперь это скорее мешанина из магазинов и многоквартирных домов, которые видели лучшие дни, черт, лучшие века. Но есть и открытое рыночное пространство с лавками, и туда мы идем.

Я ожидаю, что Грей поставит в самом начале рынка, но он, похоже, вполне доволен тем, что бродит рядом со мной. Точнее он довольствуется этим до тех пор, пока ему на глаза не попадется корзина со старинными книгами.

— Это трактат Паре о чуме? — бормочет он самому себе, уходя прочь.

— Спасибо, сэр! — говорю уму вслед. — Я сама найду дорогу домой!

К сожалению, звук моего голоса напоминает ему о моем существовании. Не отрывая взгляда от той книжной корзины, он делает два больших шага в мою сторону, роясь в кармане. Когда он подходит ко мне, он передает монету.

— За твою помощь, Катриона.

— Я думала, вместо этого мы договорились о выходном?

— Ты заработала и то, и другое, — слабая улыбка. — Потратьте это на то, что делает тебя счастливой.

Я даже не успеваю поблагодарить его, как он возвращается к книгам, оставляя меня пялиться ему в спину и думать, что из всех увлекательных событий в этом мире он может быть тем, о ком я буду больше всего жалеть, что не узнала лучше.

— Я найду тебя, когда вернусь домой, Дункан Грей, — бормочу я, когда он склоняется над тележкой со старыми книгами. — Я полагаю, ты делал удивительные вещи.

Я поднимаю свои пальцы в прощальном жесте, даже если он этого не видит, и спешу с рынка.

Я пробыла в нужном месте больше часа, шагая и блуждая, и в какой-то момент, когда проулок пустой, даже падаю на землю, как будто я могу проходить сквозь время именно таким образом. Я понимаю, что это абсурдно. Точно так же, как я понимаю, что весь этот план абсурдный.

Я пытаюсь вернуться во времени, возвращаясь в то место, где я совершила этот переход. Мой мозг говорит, что это логично, но я прекрасно понимаю, что это имеет смысл только потому, что я видела это в фильмах и читала в книгах. Чтобы вернуться в свое время, вы возвращаетесь в то самое место, на тот волшебный мост между мирами. Или вы идете туда и делаете то, что делали в прошлый раз, и это создаст переход. Может быть, это слово или фраза, действие или эмоция. Сделайте это, и оно откроет дверь во времени.

Это все равно, что сказать, что если я трижды постучу своими рубиновыми тапочками, то снова смогу вернуться домой. Я основываю всю свою теорию на воображении писателей-фантастов. Не ученых, потому что нет такой науки. Люди не могут путешествовать сквозь время. Поэтому писателям не нужно беспокоиться о том, чтобы «сделать это правильно». Они выдумывают все, что хотят.

Чтобы вернуться в свое время, дитя, ты должно найти место, где ты переместилось, с тем же положением планет, а затем съесть сто пятьдесят листьев тимьяна, по одному на каждый год путешествия.

Я знала, что это был нелепый план. И все же это было единственное, что у меня было, и какая была альтернатива? Опустить руки и смириться с жизнью горничной, когда прогулка по городу могла бы стать ключом к возвращению? Если так много писателей использовали этот конкретный троп, возможно, в нем была доля правды. Это как встретить вампира, держа в руках пузырек со святой водой, а не швыряя пузырек в него.

Я не знаю, что со мной случилось. Я не могу начать понимать это, потому что такой возможности не существует ни в одной известной мне реальности. Я подозреваю, что у современных ученых-теоретиков были бы идеи, но это не та тема, которую мне когда-либо приходилось исследовать. Я надеюсь, что какой-нибудь автор или сценарист провёл за меня исследование, и вся эта идея «вернуться в то место, где вы переместились» верна.

Однако я подозреваю, что то, с чем я столкнулась здесь, было разрывом в ткани реальности. Меня задушили на том же месте, в тот же день, в тот же момент, что и молодую женщину сто пятьдесят лет назад. Это вызвало какое-то пересечение проводов в космическом смысле, и мое сознание, моя душа или как бы вы ее ни называли, каким-то образом поменялось местами с сознанием Катрионы Митчелл.

Возможно ли отменить подобное? Я даже не могу представить себе отрицательный ответ. Отчаяние поглотило бы меня целиком, и я мог бы предпринять самые отчаянные действия, чтобы вернуться домой. Поставить себя в точно такие же условия. Умереть на этом месте и надеяться, что это перенесет меня домой, потому что я не могу представить, что застряну здесь навсегда.