Все прояснилось позже, когда «студент» вспомнил, что поздним вечером двадцать первого апреля два раза звонили. Спрашивали Марию Николаевну, но трубку оба раза поднимал он, Илья.

Первый раз телефонный звонок раздался в половине одиннадцатого вечера, когда Мария Николаевна еще не собиралась ложиться спать, хотя и позевывала время от времени. Трубку снял Илья, и на том конце провода женский голос попросил позвать мать. Что Илья и сделал. Мария Николаевна поговорила минут десять-двенадцать, после чего положила трубку. Второй раз телефон зазвонил около полуночи. Козицкая уже отправилась спать, и трубку снова снял Илья, который просиживал над своей повестью, размышлял над сюжетом и даже написал парочку абзацев, что случалось, увы, не каждый день. Тот же женский голос, что и в первый раз, вновь попросил позвать Марию Николаевну и долго извинялся за столь поздний звонок. Тогда и мать, и сам Илья были крайне недовольны вопиющей бесцеремонностью дважды звонившей женщины и готовы были высказать ей все, что они о ней думали. А думали они о ней не очень хорошо…

Теперь же Илья Козицкий был несказанно благодарен за ее беззастенчивость и за столь поздний звонок двадцать первого апреля. Следователь решил (неохотно и лишь для очистки совести) проверить показания обвиняемого в убийстве и ограблении Ангелины Романовны Завадской и убедился, что показания его относительно телефонных звонков абсолютно правдивы. Женщина по фамилии Шумарина, что двадцать первого апреля сего года звонила Козицким в половине одиннадцатого вечера и около двенадцати часов ночи, подтвердила, что оба раза телефонную трубку брал именно Илья. А это значило, что Козицкий никак не мог находиться поздним вечером двадцать первого апреля у Ангелины Завадской и стрелять в нее в районе двенадцати часов. Следовательно, ограбить и убить женщину он не мог. На следующий день после опроса свидетельницы Шумариной Илья Козицкий был отпущен.

С утратой главного подозреваемого претендентов на его место не оказалось. Снова допросили обоих давних любовников Ангелины Романовны – длинного и несгибаемого, как верстовой столб, Владимира Ивановича, и плотного, поменьше ростом, похожего на большого начальника Кирилла Степановича. У обоих оказалось железное алиби. А сведений о случайных клиентах, посещавших Ангелину Завадскую, несмотря на все предпринятые усилия, следователю отыскать не удалось. Следствие вскоре забуксовало, а потом и вовсе зашло в тупик…

Виталий Викторович отложил папку и задумался. Получалось, что если выстрел был произведен из того же самого «парабеллума», то нападение на грузовик авиационного завода, везший бухгалтершу с деньгами, и убийство профессорской вдовы Ангелины Завадской в Адмиралтейской слободе совершил один и тот же человек. И это не Илья Козицкий. Еще выходило, что следовало объединять дела, и это решение в создавшейся ситуации было единственно правильным…

Дело об убийстве водителя заводского «ЗИСа» Степана Замятина и бухгалтера Авиационного завода № 387 Екатерины Пастуховой было главным среди потока дел, что вели сотрудники отдела по борьбе с бандитизмом городского управления МВД. Майор Щелкунов начал с того, что обратился к представителю органов госбезопасности на авиационном заводе капитану Красильникову и попросил его о содействии. Когда капитан получил на то разрешение от своего начальства, они вместе проштудировали все дела заводских служащих, которые хотя бы теоретически могли бы знать о том, когда в тот день бухгалтер завода поедет за деньгами в банк и на чем. И не нашли, за что можно было бы хотя бы зацепиться.

– Может, машину остановил кто-то не из заводских? – предположил капитан Красильников.

– Вполне возможно, – охотно согласился Виталий Викторович. – Давай прикинем, кто мог бы остановить машину, чтобы водитель беспрекословно ему подчинился бы? Кто-то из заводского начальства, так?

– Допускаю, – ответил капитан Красильников.

– А еще? – посмотрел на гэбиста Щелкунов, не находя покуда нужного ответа.

– А еще водитель мог подчиниться… милиционеру, – неожиданно произнес капитан Красильников, и начальник отдела по борьбе с бандитизмом невольно застыл. А ведь верно! «ЗИС» мог остановить милиционер. Замятин, разумеется, не мог проигнорировать требования милиционера и остановился.

Виталий Викторович искоса глянул на сообразительного капитана.

– А ведь верно. Нужно проработать этот вариант.

И как это он сам, майор Щелкунов, не додумался до такого, в общем-то, незамысловатого предположения? Позор тебе, майор…

Вернувшись с завода, Виталий Викторович вызвал к себе Рожнова, которому намеревался поручить отыскать следы, ведущие к «парабеллуму». Надо было признать, что к разного рода изысканиям у Вали имелся настоящий талант. Кроме того, у него были свои источники в криминальной среде, нередко делившиеся с ним важной информацией. Если оружие промелькнуло хотя бы однажды, то он непременно его отыщет. А если найти след пистолета, появится возможность определить и теперешнего хозяина «парабеллума». Валентин Рожнов воспринял приказание своего непосредственного начальника как должное, правда бросив на него искоса взгляд. Надо полагать, сей взгляд означал нечто вроде: «Ну ни хрена себе порученьице!»

С этого момента капитан милиции Валентин Рожнов появлялся в управлении лишь наскоками: объявится, быстро доложит о проделанной работе начальству и тут же исчезает. Так продолжалось ровно четыре дня. На пятый он предстал пред светлыми очами майора Щелкунова ранним утром – не на минуту, как в предыдущие дни, а на время целого доклада.

– Нашел! – довольно улыбаясь, объявил он.

– Пистолет или владельца? – уважительно посмотрел на Рожнова Щелкунов.

– Нашел и пистолет, и владельца, – отчеканил старший оперуполномоченный.

– И кто ж?

– Он оказался милиционером, как вы и предполагали. И не просто милиционером, а заместителем начальника отделения. Его фамилия майор Воропаев.

– Что-то все же не очень верится, – с сомнением произнес Виталий Викторович. – Знаю я его немного… Не похож он на убийцу. Возможно, бывает резковат в разговоре, но ведь не настолько… Да и не хочется в такое верить. Выходит, этот человек двуличный? В нормальной жизни этот майор Воропаев – милиционер, страж законности и порядка. А в теневой жизни, второй и никому не видной, – вор и убийца? Убивает одиноких женщин и обворовывает их и грабит грузовики с деньгами для рабочих целого завода?

– Почему не может быть? В жизни всякое случается, – изрек Валя Рожнов. – Вспомни дело, произошедшее в сорок четвертом году, когда из Госбанка умыкнули два мешка денег. Там же, помимо солдат-охранников из НКВД и их начальника, еще и двое милиционеров были замешаны.

– Да, было такое… Но хочу заметить, они никого не убивали, – возразил Щелкунов. – Участвовать в хищении денег и убивать – разные вещи, согласись… А потом, – немного помолчав, произнес майор, – этот майор Воропаев совсем дурак, что ли, чтобы валить людей из своего личного «парабеллума». Раз ты узнал, что у Воропаева имеется «парабеллум», значит, об этом еще кто-то знал? Зачем же ему так безрассудно подставляться?

– А кто может подумать, что убийца – милиционер? – задал вполне резонный вопрос Рожнов. – Да еще майор и замначальника отделения? Нормальному человеку такое и в голову не придет!

– В твоих словах тоже есть правда, – немного подумав, согласился с Рожновым Щелкунов. – А ты уверен, что «парабеллум» – тот самый, из которого были убиты Ангелина Завадская и водитель авиационного завода Замятин с бухгалтером Пастуховой?

– А вот мы у этого майора самого и спросим…

Майора Воропаева в отделении милиции не оказалось.

– Второй день его уже нет, – отведя взор, ответил начальник отделения, седовласый подполковник Загорецкий. – Посылали домой – там его тоже нет…

– Так, может, случилось что-нибудь, – резонно предположил Виталий Викторович.