Князь сидел в своих палатах, приодевшись, как подобает князю в таких случаях. Расписная белоснежная рубаха лучшего заморского шёлка, добротные штаны заткнуты в узорчатые сафьяновые сапоги. Позади и по бокам князя сидели его ближники и старосты посадов, да окрестных деревень и хуторов, что приехали в город по случаю праздника, все, как и князь, в праздничных одеждах.

Самих-то молодых, ради коих собственно всё и было затеяно, видно нигде не было. Они в данный момент по своим светёлкам сидели, в одиночку ожидая, что там старшие решат. Хоть и знали, чем всё закончится, но волновались всё ж, как без этого.

В двери, пригнувшись, ступил воевода Ратибор, сменивший кольчугу на дорогой атласный кафтан, подпоясанный расписным кушаком. Следом за ним вошли остальные сваты, в числе коих был и купец Могута. Двое варягов внесли тяжеленный сундук.

– Добро тебе, князь! Добро вам, старейшины!– Ратибор и остальные вошедшие, низко поклонились сидящим князю и старостам.

– И вам того же, люди добрые, – в глазах князя плясали весёлые огоньки.

– Ведомо ль, тебе, княже, с чем мы пожаловали?

– Ой, не ведомо. Поведайте же, люди добрые.

И хотя все присутствующие прекрасно знали, что привело воеводу, но, стараясь сохранить невозмутимость на лицах, всё ж не могли удержать в глазах пляшущее веселье. Как бы ни известно, да решено, всё было за ранее, обычай надобно соблюдать.

– Слыхал ли ты княже, об Ольгерде, сыне Трувора?

– Слыхал, как не слыхать. Справный витязь.

– Послал он нас к тебе, князь, чтоб от имени его просили мы у тебя, Ярослав, сын Мстислава, руки дочери твоей – Марьяны. И шлёт он тебе для выкупа за неё виру богатую, – по знаку Ратибора, варяги вынесли на середину сундук и поставили его перед князем. – Отдашь ли ты, князь Ярославну в жёны Ольгерду Труворовичу?

Люди во дворе и на улицах гудели как растревоженный улей. Всем не терпелось, чтоб воевода поскорее вышел из княжьего дома и сообщил радостную весть. Наконец их терпение было вознаграждено. Ратибор появился на крыльце и стал спускаться к народу. Люди во дворе сдали назад, освободив пустое пространство в две дюжины шагов. Ратибор остановился на последней ступени и, заткнув руки за кушак, оглядел собравшихся горожан.

– Князь, дал добро! – провозгласил воевода. – Свадьбе быть!

Он ещё не успел договорить, а толпа уже разразилась ликующими криками, которые волнами побежали, охватывая всё больше и больше жителей. Быть свадьбе! Быть! Ох, как гулять будет, Китеж!

Глава 2

Колонна псиглавов, мерно печатая шаг, двигалась по ночной дороге. Мрак созывал свои войска, и псиглавы шли без остановок на отдых, покрывая огромные расстояния за день.

Их было много. Очень много.

Рослые люди с головами собак, которые можно было бы принять за искусно сделанные шлемы, хотя на самом деле являлись именно головами, для многих народов являлись лишь легендами. Теперь эти легенды, вырванные колдуном из мрачных глубин мира, шли на соединение с войском Тугарина.

Ловкие, сильные и неимоверно злобные, они и голыми руками могли натворить много бед, а уж оружные и вовсе представляли собой не шуточную угрозу. Вооружённые, как правило, боевыми булавами да секирами псиглавы презирали доспехи. Лишь кожаные кирасы прикрывали их мощные торсы, рельефно подчёркивая и без того ужасающую мускулатуру.

Ворон с хриплым карканьем пал с неба и пронёсся в голову колонны. Шедший впереди воин, должно быть командир, взмахом руки остановил колонну. Глянув на приближающегося ворона, он вытянул вперёд руку, сжимающую секиру. Ворон плавно опустился на протянутое оружие и, усевшись на крестовине, сложил крылья.

Каррр!

Главарь молча ждал, прищурив жёлтые глаза и оскалив ужасные клыки, что поведает ему ворон. Он знал этого ворона. Именно он прилетал тогда, несколько седмиц назад, и позвал их на войну. Теперь ворон передавал псиглавам новый приказ.

Карррр! Карррр!

Главарь коротко кивнул и ворон, с хриплым карканьем взлетел в чёрное небо. Повернувшись к своему воинству, псиглав прорычал команду и махнул оружием в сторону степи. Повинуясь приказу своего командира, колонна начала движение, сходя с дороги и углубляясь в чернеющую степь. Главарь понаблюдал какое-то время, стоя на дороге и двинулся следом.

Жрать. Как же хочется жрать.

Толстый упырь, наполовину вылез из своего болота. Он вертел уродливой головой во все стороны, пытаясь высмотреть хоть что-то, что годилось бы в пищу. Хорошо бы конечно вкусить человеченки, но теперь, с голодухи, годится даже тощая лягушка.

Его блёклые, слегка светящиеся глаза, рыскали вокруг не мигая, но не находили вожделенной добычи. Даже лягушек в этом болоте не было. Всё сожрано уже давным-давно.

Вообще-то упырю еда была без надобности. Мертвяк, которому нет смысла питаться, чтоб поддержать жизненные силы. Но память о том, что когда-то давно ему доводилось, есть пищу настойчиво стучала в, покрытом гнилостной слизью и плесенью, мозгу. Вернее том, что от его мозга уже осталось.

Людские отбросы, безжалостные враги, тати, потерявшие человеческий облик. Проклятые души не достойные быть принятыми в Вирий, в объятия Пресветлых богов. Они так и оставались гнить после смерти не захороненными, не прошедшими очистительного обряда. Даже Мать-земля не желала их принимать. Так и гнили они, постепенно превращаясь в упырей.

Жрать!

Вот единственная мысль, что ещё жила в уродливых головах. Всё что попадало в желудок упырей, так и оставалось там протухать, оттягивая к низу и без того раздувшееся брюхо.

Чёрный ворон приземлился на сухую корягу почти перед самой мордой упыря. У мертвяка тут же потекла слизь из вонючей пасти, его блёклые глаза разгорелись. Пища!

С омерзительным чавканьем вылезла из болотной жижи уродливая рука с кривыми когтями и протянулась к птице, чтоб одним движением схватить, смять, запихать в ненасытную пасть.

Карррр!

Ворон расправил крылья и клюнул упыря в протянутую лапу. Упырь осклабился, выставляя внушительный арсенал полусгнивших, но довольно острых клыков, однако руку убрал.

Он всё понял. Появился тот, кто может повелевать. И с ним лучше не шутить.

Ворон оттолкнулся от коряги, взлетел на засохшее дерево и уселся на ветке, разглядывая раскинувшееся под ним болото.

Каррр! Каррр! Карррр!

Зачавкала жидкая грязь. С потоками лопающихся пузырей стали вылезать на поверхность уродливые головы. Светящиеся буркалы уставились на наглую птицу.

Каррр!

Им обещают пищу! Много пищи! Надо только пойти туда, куда их зовёт ворон, и взять её. Надо подчиниться и сделать то, что им приказывают. Тогда они смогут нажраться вдоволь.

Жрать!

Болото застонало и захлюпало, выпуская из своих недр уродливые тела. Упыри двинулись, пробираясь сквозь грязную жижу и стали вылезать на берег. Они шли медленно, раскачиваясь из стороны в сторону, стряхивая на ходу липкую грязь и болотную тину. А болото выплёвывало на поверхность всё новых и новых мертвяков.

Медведь крался, опустившись на все четыре лапы, по краю поляны. Ветер дул в другую сторону и олень не мог его учуять. Осторожно ступая, чтоб не хрустнула ни одна ветка, медведь подкрадывался ближе. Он двигался легко и грациозно, словно и не тяжеленный медведь это был, а призрак, тень.

Но как ни осторожен был хищник, чуткие уши оленя вздрогнули и повернулись в сторону, затаившегося на окраине поляны, медведя. Олень не видел врага, но что-то почуял и теперь внимательно осматривал окрестности, втягивая ноздрями воздух.

Резким, молниеносным рывком, медведь вынес свою огромную тушу на поляну. Несмотря на кажущуюся неповоротливость, мчался он очень быстро. Олень рванулся в сторону, но медведь, последним прыжком успел опустить свои когтистые лапы ему на спину. Олень закричал.

Медведь терзал шею оленя клыками, не переставая лупить огромными лапами уже не сопротивляющуюся жертву, вырывая когтями большие куски. Наконец олень полностью затих и хищник выпрямился.