В этот момент мои «стальные» нервы явно сдали. Мои бедные уши уже не могли выносить эту дребедень и я, не выдержав, смотря прямо в глаза этому господину, выкрикнула. Когда я кричала, то не отводила своего взгляда от этого «великого стратега» и мне почему-то именно в этот момент очень чётко вспомнился взгляд болотной гадюки, но болотную гадюку я уважала гораздо больше, чем этого мерзавца.

Действительно, если поразмыслить, то болотная гадюка угрожала мне, как говорится, на вполне законных основаниях, защищая себя и своё потомство, то этот негодяй, совершенно ни в чём не разобравшись, оскорбляет направо и налево красивую женщину. Да как он смеет? В моей душе кипели бурными огневыми вспышками ярость и злость, поэтому я решила не стесняться в выражениях, хотя отдавала себе отчёт в том, чем это мне может грозить. Но мой язык, как помело, уже не мог остановиться.

«Да, как ты смеешь, подлец несчастный, так нагло оскорблять невиновную ни в чём женщину?! Как ты смеешь так унижать меня?! И что тебе, как ты утверждаешь, абсолютно ясно, в чём ты, проклятый злодей, пытаешься обвинить меня?!»

Узкие глаза командира – китайца начали неожиданно расширяться от того громадного потрясения, которое он испытывал. Ведь он даже за человека меня не считал, он принимал меня, наверно, за обезьяну, которая слезла с дерева и корчит ему всяческие рожи. Поэтому он в первый момент после моих гневных слов, вообще был не в состоянии сообразить, каким именно способом выразить своё огромнейшее негодование по поводу моей выходки, и какое страшное наказание придумать, чтобы по полной программе отомстить мне за такой ужасный выпад против него.

Мне смешно было наблюдать, как он упорно пытается начать что-то говорить, но не в состоянии связно выговорить ни единого слова. Этот великий полководец, буквально лишился дара речи, он только пыхтел. При этом его толстые щёки смешно раздувались, как у хомяка, который спрятал там свои съестные запасы.

Наконец, он подозвал к себе одного из своих помощников и что-то тихонько прошептал ему на ухо. Тот моментально удалился, а через минуту из толпы выехало три всадника, которые опять набросили на меня крепкий верёвочный аркан и грубо поволокли в сторону от стоящего войска. Они пришпорили своих коней, и я уже не в силах была бежать за ними, они просто волокли меня по твёрдой земле, нисколько не жалея.

Так как я была в купальнике, то всё моё нежное девичье тело быстро покрылось ссадинами и ранами, потому что меня бросало и на твёрдые камни, и на колючий кустарник, и на различные кочки. Я уже посчитала, что таким образом жестокий полководец решил быстро расправиться со мной, и воины будут тащить меня волоком с большой скоростью до тех пор, пока я не потеряю сознания от боли и многочисленных ушибов, и не умру. Но, слава Богу, я всё-таки ошиблась. Когда всадники отъехали от войска метров на сто, они сразу остановились у небольшого лесочка.

Через некоторое время, как я и предполагала, сюда явился всё ещё разъярённый предводитель отряда со своими телохранителями. Мне удалось увидеть у командующего подлинную бумагу с каким-то написанным на ней важным приказом, что сначала меня очень удивило. Но ведь письмо от моего любимого Марка было тоже написано на своеобразной, не похожей на нашу, старинной бумаге.

Моё удивление объяснялось тем, что я знала из древней истории, что изобретателем бумаги считается китайский учёный Цай Лунь, который продемонстрировал своё изобретение только в сто пятом году нашей эры. Но ведь я попала примерно в середину второго века до нашей эры. Откуда же здесь взялась бумага? И здесь я вспомнила, что археологические исследования моего времени убедительно доказали, что бумагу в Китае умели делать задолго до Цай Луня, уже в третьем веке до нашей эры, то есть тогда, когда появилось единое китайское государство – империя Цинь. Цай Лунь же просто создал новую более эффективную технологию получения бумаги.

В этот момент грозный военачальник попросил телохранителей и тех воинов, которые меня сюда приволокли, отдалиться на определённое расстояние, и те сразу выполнили приказ, отъехав от нас метров на пятьдесят.

«Этот мерзавец хочет поговорить со мной наедине, но чего он этим хочет добиться?» Честно говоря, мне была совершенно непонятна его затея.

Мы остались вдвоём с этим так называемым командиром, и этот самый, как я поняла, трусливый командир, опять долго не мог собраться с мыслями, чтобы начать внятный разговор со мной.

«Ну, и тупой же ты, как я погляжу», – такая вот смешная и, одновременно, грустная мысль залетела в мою измученную голову. Чувствовала я себя, после своеобразного «путешествия» на аркане, очень даже скверно. Мне хотелось спать и, особенно, есть. Голод, буквально терзал меня, не давая покоя. Кроме того, я справедливо считала, что мне обязаны оказать хотя бы элементарную медицинскую помощь, потому что некоторые мои раны сильно кровоточили.

Наконец до моих ушей начали доходить словесные потуги военачальника, в которых я сначала ничего понять не могла, но постепенно, хоть и с трудом, всё-таки смогла разобраться.

«Ты думаешь, что сможешь в чём-то убедить меня, или даже запугать своим криком и угрозами? Ошибаешься, дорогая. Всё предельно просто. Мои люди уже давно следили за тобой, о тебе мне всё известно. Да, да, можешь не сомневаться в том, что мне прекрасно известно, откуда ты взялась и какое задание выполняешь».

Если бы не моя привычка сдерживать эмоции, которую я тренировала с детства, посещая многочисленные кружки и спортивные секции, мои глаза сразу бы полезли на лоб от удивления. Но я быстро догадалась, что, в сущности, этот наглый человек, который воображает из себя великого стратега, элементарно хочет просто запугать и запутать меня, как говорится «взять на мушку». Хотя, в сущности, знать ни он, ни его люди обо мне ничего не могут, потому что я появилась здесь совсем недавно, прилетев из далёкого будущего. Поэтому я с нескрываемым ехидством, в недоумении надув губы (это был мой психологический приём), спросила этого человека:

«Ну и что же такое интересное твои люди могли выследить, наблюдая за мной? Я просто горю желанием узнать, чем же всё-таки я занималась последнее время? Я ведь совершенно не подозревала о том, что за мной ведётся тщательно разработанная тайная слежка китайских разведчиков, которые вместо того, чтобы воевать с врагами свой Родины – враждебными Хунну, оказывается, бросают все свои силы для тайного наблюдения за невинной девушкой. Ну, так расскажи мне, поделись секретом».

Здесь командующий отрядом, уже гораздо спокойнее проговорил:

«Ты сама не заметила, как выдала себя. Откуда тебе известно, что наш отряд направлен против Хунну, ведь это является военной тайной, о которой знают только высшие начальники. Даже большинство воинов моего отряда не знают, против кого мы направляемся. А какая-то пигалица-куртизанка, оказывается, прекрасно осведомлена об истинных причинах нашего похода, как это вообще может быть?»

Здесь снова сильный гнев проник в мою душу, и я опять не смогла сдержать свой пыл, в очередной раз повысила голос почти до крика:

«Не смей обзывать меня куртизанкой! Какое право ты имеешь судить обо мне, когда тебе ничего неизвестно?! А твоё утверждение о какой-то там слежке за мной, это чистейшей воды фантазия с целью запугать меня!»

Здесь военачальник, наконец, сосредоточился и заговорил гораздо серьёзнее, потому что понял, что напал далеко не на дурочку, а на девушку, прекрасно знающую себе цену. Теперь он начал говорить спокойно:

«Хорошо. Мои люди не следили за тобой. Я даже готов поверить тебе и согласиться, что ты не куртизанка. Но то, что ты не куртизанка вовсе не доказывает того, что ты не могла действовать под видом куртизанки. К большому сожалению, некоторые солдаты-мужчины слишком любвеобильны и часто поддаются на очарование таких хитрых особ как ты».

«Что ты хочешь этим сказать? – В недоумении спросила я, – в твоих словах кроется явное противоречие. С одной стороны ты соглашаешься, что я не куртизанка, а с другой стороны уверенно утверждаешь, что я действовала именно как куртизанка, соблазняя слабовольных мужчин. Так в чём здесь отличие, я не могу уловить его, поэтому объясни».