В тот день меня все время мучила жажда познания, и я очень тщательно скрывал собственную стагнацию, защищая правдивость моего положения поиском путешествий и чтением биографий политических и литературных деятелей. Принцип моей работы зависел от отождествления себя с той или иной личностью. Редкий внутренний бунт разгорался благодаря поэтам. Артюр Краван и творчество? Попробуйте найти хоть одну его печатную книгу. Из открытых источников я чуть лоб не расшиб, пока нашел хоть одну. Однако он же дадаист и великий поэт. Хотя бы он поэт как человек. Возможно такие истории заставляли меня ощущать себя энергичным и созидать вечный двигатель в прокуренных легких и отупленном мозгу. При слове «инженер» мой главный противник небоскреб будто бы усмехался надо мной, а я в противовес мечтал променять тысячу инженеров на одного Лотреамона. Однако еще совсем недавно при слове инженерная специальность или информационные технологии меня бросало в легкую эйфорию и воображение строило догадки о моем вкладе в развитие человечества и будущего. И даже в тот вторник, стоя у окна, я чувствовал сентиментальность и так хотел стать жертвой. Я размышлял, что выбор правильного пути должен начинаться с наития. Для того, чтобы выбирать то или иное действие нужно руководствоваться судьбой. Всё предрешено судьбой, уверял я себя. Нет, её можно ломать и переделывать. И то, и другое утверждения являются верными. Не принимая чувств, я не упомянул эстетику. А сколько написано прекрасных эссе про музыку, в особенности романтизма или барокко? Ни одного не читал. Но я не мог это принять, поскольку моя борьба была даже не с самим с собой, а хотя бы с вечным электрическим светом.

В помещении, где я работал, сидело пять человек. Мой напарник и я сидели рядом. Остальные сидели на расстоянии трех метров впереди нас. Ограждения не было, но мы прятались друг от друга за мониторами и управлением высотой кресел. Я всегда приходил позже всех и настраивался на борьбу. К самому подходу к двери у меня уже в голове наигрывались трагические и благородные мотивы, и я был готов на молчаливую борьбу. Я не мог навести порядок сразу и выключить свет, потому что со мной в помещении работал байкер. Он обожал мотоциклы и у него под столом лежал шлем от мотоцикла. Он обожал белый электрический свет и не мог с этим ничего поделать, и я шел ему на уступки, поэтому в первый час своей работы я работал при ярком освещении. Я был бы рад работать в темноте, однако в помещении были панорамные окна, некоторые из них были затемнены. Ну уже после первого обеда я методично задавал вопрос: «Может быть выключим свет?», и не дожидаясь ответа выключал его. Байкер был грамотным человеком и пытался всегда расположить к себе, задавая учтивые вопросы и изредка прося о помощи в том или ином вопросе. В помощи был главным мой напарник, но он скорее не решал вопросы, а пытался в них разобраться, но по истечении двадцати минут он приходил к выводу что это невозможно или что есть очень глубокий системный сбой, поэтому эти задачи всегда куда-то исчезали. Байкер на работе всегда надевал домашние тапочки. В шкафу висела кожаная куртка, но он как будто ее тщательно скрывал, потому что я никогда не видел, как он в ней ходит. У него была короткая рыжая борода, волосы средней длины с короткострижеными боками и небольшой живот, указывающий на его довольство жизнью. Он создавал впечатление человека, довольным происходящим и даже немного больше. У меня было такое ощущение, что если бы у него забрали мотоцикл, то он бы не сильно расстроился, хотя наличие увлечения является и страстью, и обоснованной причиной нормальности. Кроме борьбы со светом я воевал со временем. По приходу на работу нужно было приложить палец к счетчику, который фиксировал время прихода и время ухода. В день нужно отрабатывать не менее восьми с половиной часов. Главной валютой в моей работе было время, и я как мог его обесценивал. Порой у меня наступала гиперинфляция, но время реконструкции наступало и на выходных я работал в два раза больше. Я мог бы возненавидеть мораль, если бы умел ненавидеть, но мне приходилось считаться со своими чувствами и тяге к нерациональному. Со стороны казалось, что мне не плевать на мою работу и я специально работаю больше на выходных, неравномерно распределяя время в течение всей недели. Разум – он очень красив, но в той же степени непостижим, сколько доступен, но меня это как будто бы не волновало. Для достижения минимального успеха от меня требовалось быть нормальным человеком, что я с усердием выполнял. Быть здоровым и честным без желаний, навитых россказнями о великом и справедливом. Быть человеком, а не быдлом, стать специалистом, а не корпоративным животным. И почему-то именно я сам решил взять на себя обязанность заменять буквы цифрами. Со временем я понял, что руководству нравится моя инициатива работы по выходным и за это получал небольшие надбавки.

Под конец рабочего дня ко мне подошла кадровичка, как я ее называл, потому как она была задействована в процессе найма на работу, и непосредственно она и взяла меня на работу. Точнее не взяла, а лишь подписала со мной все документы и провела со мной первый рабочий день, рассказывая о том, как все устроено. Она сказала, что за прошлый месяц у меня была переработка и за это мне будет небольшая премия, а за этот месяц у меня недоработка около дня. Также, она сказала, что со мной хочет поговорить менеджер продукта и что он скоро вернется из командировки с Кипра. Она почему-то сделал акцент на командировке и в особенности на Кипре, как будто бы это является признаком уникальности и преимущества. Я знал, что там находится головной офис, и что непосредственные решения принимаются на Кипре, и когда я устраивался на работу я ожидал, что в скором времени попаду туда. Я видел менеджера несколько раз, но в последнее время он был постоянно в разъездах, однако контролировал процесс работы из любой точки. Его звали Платоном, и мы с ним периодически созванивались, но не лично, а в рамках собраний вместе со всей командой разработки. Такие люди как он нужны любой компании, ведь его главными качествами были решение стрессовых ситуаций и контроль над проектами. Почему-то он казался мне отличным парнем, ведь других слов про него и не подберешь, и я ощущал симпатию, что было противоречивым для меня. С одной стороны мои чувства ко всем сотрудникам были безразличными и близились к презрению, а с другой стороны Платон, который обладая теми же качествами, что и остальные вселял безудержную надежду и веру в то, что я делаю что-то ценное. Его нельзя было назвать мотиватором, но вдохновителем. Он был в курсе всего происходящего и также отвечал за обеспечение качества продуктов. Восприняв информацию от кадровички как новый поток пищи для размышлений я устроил себе перерыв и пошел наблюдать на реку и парк из просторной комнаты, рядом с помещением, где я работал. Я мечтательно представлял, как мне скажут, что менеджер ожидает меня в одной из переговорных комнат. С лицом невинности я бы зашел в комнату поздоровался и уселся, а дальше тактично оттягивая момент моего увольнения, спросил несколько учтивых вопросов. За неисполнение обязанностей, неэффективность и еще я бы предпочел в список провинностей добавить необщительность с коллективом или его разлад, мне бы сказали, что со мной нужно расстаться. Мне было жаль мои амбиции, ведь когда я устроился я руководствовался лишь ими. Грамотный специалист с недавно законченным высшим образованием и стремлением к карьере. Учась в университете, я в какой-то мере признавал причастность к чему-то великому и очень даже современному, ведь факультет на котором я учился и носил такое название информационных технологий и управления. Я мечтал раскрыть свою личность, повысить свою квалификацию и проявить себя как специалист. Зарабатывать приличные деньги и существовать в обществе потребления. Я этого жаждал. Теперь, когда я стоял и смотрел на вечно бегающих спортсменов и мамочек и колясками, я понимал, что мечтал о нормальной жизни лишь несколько дней, но через какое-то время моей работы я признал себя профнепригодным. Как я мог ответить на вопрос: есть ли смысл жить, если ты ничтожество? Неужели величие – самое главное в жизни. В любой жизни, в каждой. Не является ли противным быть кем-то? Почему нельзя быть всем? Я есть всё. Я смерть, я жизнь, я камень. Как же хотелось стать предателем, но хотя бы не профессии, а целого поколения. Просто быть нечестным и торговать идеями. Быть чуждым верности, справедливости, подлости. Я мечтал потерпеть неудачу. Главный вопрос: ты потерпел неудачу, что делать? Бороться – каждый дурак способен. Сдаваться – невозможно. Всё на что способен человек это осознавать. Я осознал. Значит я способный. Значит я человек. Каждому здравомыслящему человеку приходится исключать из своего рациона время. Вчера не существует. Завтра, может быть, настанет. В любом случае, насколько бы не был велик этот день, он сотрется из памяти, а если он ничтожен? В такие моменты глупого раздумья мной руководствовались инстинкты, и я представлял паруса, яхту и вперед.