– А вы-то, товарищ, откуда все это знаете? – немного удивился старлей.

– Из личной переписки с одним отставным корнетом гусарского полка, – улыбнулся собеседник старшего лейтенанта. – Который, после “гражданской” бежал в Германию…

– Переписывались с белогвардейцем значит, – кивнул Иванцов, впрочем, без всяких эмоций.

– Мой приятель не воевал в Белой гвардии, – инженер, со скорбным видом развел руками, – Но это никак не повлияло на мнение следователя, касательно моего мировоззрения.

– Удивительно, – покачал головой старлей, – и немцы верят в такую чушь? – Иванцов вполголоса выругался.

– Немцы законопослушный народ. Им сказано верить в свою исключительность, и они в нее верят. Верят, что их предки создатели великой цивилизации, а, прочие народы, потомки карликов. Для тех, кто не верил, существовали особые способы убеждения, – в ответ покачал головой новый друг Иванцова. – Сначала всем известным немецким ученым предлагалось присягнуть на верность новой арийской науке, под угрозой увольнения с занимаемых научных постов, затем нацисты взялись за прямое насилие… В результате, в Германии возникла принципиально иная, враждебная остальному человечеству цивилизация. Создана необычная наука и новая религия. По меткому замечанию одного моего знакомого французского журналиста, возникла цивилизация, подобная той, которую создали на Земле фантастические марсиане Уэллса. Но те были вампирами, осьминогоподбными чудовищами…

– Новая религия?! – удивился Иванцов. – Я был уверен, что у них победил атеизм. Насколько я успел узнать немцев, они технический, рациональный народ. Что б там не говорили, но техника у них умная… И образованы они в среднем лучше, чем наши. Разве современный человек, у которого за плечами хотя бы средняя школа, может всерьез доверяться поповским сказкам?

– Новая религия фашистов – религия людоедов и варваров, – твердо сказал собеседник старлея. – А вот, про поповские сказки, вы перегнули. Я, например, знаю точно, что мир этот создан богом.

– Вы? – Иванцов уставился на собеседника.

– Я это точно знаю, – сказал инженер, улыбнувшись столь искреннему изумлению старшего лейтенанта. – Этому есть бесспорное доказательство!

– Какое? – скептически скривил губы Иванцов. – Вы про Библию?

– Как вы считаете, почему нельзя совершать предательство?! – тихо спросил бывший инженер у бывшего старлея.

– Что? Вы, о чем? – подозрительно прищурившись, поинтересовался Иванцов, почему-то начиная злиться.

– Быть может, вы скажете, что в нашем мире все относительно? Понятие “предательство” требует отдельного обсуждения? Если смотреть на один и тот же поступок с разных сторон, то его можно по-разному классифицировать. То, что с точки зрения одного будет являться ужасным предательством, с точки зрения другого может выглядеть, как вынужденный поступок отчаянной смелости! Если спросить о предательстве у романтика и у рационалиста, они дадут весьма отличающиеся ответы… – Собеседник старшего лейтенанта задумчиво посмотрел на мрачное свинцовое небо, на лес, покрывавший противоположный берег реки, со странным названием Чусовая.

– Предательство и есть предательство, – пожал плечами старший лейтенант. – Нам скоро на смену. А погода портиться…

– Предательство – есть предательство. Как бы его не маскировали, и под каким бы соусом не пытались подать. – Инженер продолжал говорить, не глядя больше на собеседника. – Совершать его недопустимо, по единственной причине. В нашем мире существует этика. То, что нельзя объяснить никакими рациональными доводами. То, что не поддается научному анализу, командир Иванцов. Существо, совершившее предательство поражается каким-то необъяснимым тленом, который способен отравить все дальнейшее существование предателя. И, в конечном счете, привести его к бесславному и постыдному финалу. Думаю, что существование этики и есть главное доказательство, что наш мир задуман и создан Творцом.

– В таком случае, нам с вами бояться нечего, – поежившись, сказал бывший командир особого эскадрона, ныне, отбывавший наказание в Пермском крае, на берегах одного из притоков Камы. – Этика, существующая в нашем мире, все расставит на свои места и сделает так, что мы с вами вернемся к нормальной жизни… А наши имена будут снова звучать гордо.

– Если переживем ближайшую зиму, – кивнул бывшему офицеру новый знакомый. – Зиму здесь пережить гораздо труднее, чем лето.

– Перезимуем, – кивнул Иванцов товарищу. – Не такое переживали и перезимовывали…

* * *

– Не могу я понять, на кой черт он тебе сдался?! – Полковник Сибиряк, быстрым шагом двигавшийся по длинному коридору, по обеим сторонам которого располагались неотличимые друг от друга двери, остановился напротив одной из них и обернулся на Фролова. – Ты хоть представляешь, каких усилий от меня потребует твоя идея?

– Иванцов честный парень, можно сказать, спас мне жизнь в лесах под Волховом! – не менее сердито прошептал Фролов. – Если он сейчас незаслуженно осужден, надо его немедленно вызволить!

– Вернуть офицерское звание и включить в твой отряд?! – кивнул Сибиряк. – Для работы в тылу у немцев. Интересно, ты в своем уме?

– Зачем ты меня сюда притащил? – успокаиваясь, поинтересовался Фролов.

Вместо ответа, Сибиряк толкнул дверь, и, схватив Фролова за локоть, почти насильно затащил его в кабинет с зарешеченным окном, единственным столом и скамейкой у стены напротив стола.

– Прокопенко, встать! – выкрикнул, сидевший за столом офицер, одновременно вскакивая с места.

Сидевший на скамье, мужчина лет сорока, в потрепанной выцветшей военной форме, со знаками различия сержанта медицинской службы, кряхтя, поднялся, следом за офицером.

– Садитесь товарищи, – махнул рукой Сибиряк. – И ты присаживайся Фролов. Садись вот сюда… Товарищ следователь, вас я попрошу на наших глазах допросить сержанта на предмет событий, имевших место в поселке Новостройка Социализма, связанных с делом Иванцова. Вы понимаете, о чем я?

Колючие глаза полковника СМЕРШа вперились в сорокалетнего сержанта медицинской службы.

– А что ж… Конечно, – так и не севший на скамью сержант ссутулился и развел руками. – В который раз уж… Это самое…

– Прекратите мямлить и сядьте, – немного успокоившись, сказал Сибиряк. – Вам ничего не угрожает, расскажете и вернетесь на место службы, в свой санитарный батальон.

– Садись, и давай, рассказывай, как допустил, что командир Красной Армии на твоих глазах сдался в плен к фашистам, – возвращаясь в сидячее положение, обратился к перепуганному сержанту следователь.

Фролов поморщился и осуждающе поглядел на Сибиряка. Полковник СМЕРШа, закурил и встал у окна.

– Так, рассказывали же уже, – совсем стушевался сержант. – Я почти ничего и не помню… Ранило меня, товарищи командиры. Я ведь как в санитарную службу попал? Войну-то начал в пехоте… А под Бобруйском контузило, потом госпиталь… И в результате – годен к нестроевой…

– Говори по существу дела! – с нажимом сказал следователь, взяв руки какую-то папку. – Тебя про случай в Новостройке Социализма сейчас спрашивают.

– Так мы там немецкую машину… Это самое… – Прокопенко сел на скамью, вцепился в колени черными заскорузлыми пальцами и повернулся к Фролову. – Приказ был от старшины Горохова, Пал Иваныча, трофейную машину в штаб корпуса перегнать.

– Вы рассказывайте спокойно, никто вас ни в чем не подозревает, – мягко сказал Фролов, ободряюще глядя в глаза сержанта.

– Ну, а что там рассказывать? – кивнул сам себе сорокалетний, но уже порядком седой сержант. – Машина у фрицев конечно зверская. Мотор – что у трактора… Выехали на окраину поселка… Я, значит. Потом, водила – молодой еще малый, по-моему, с Рязани он был. И, значит, кавалерист этот… Старший лейтенант. Я его и увидел-то первый раз…

– А зачем он в машину к вам сел? С какой целью? – Следователь глядел на сержанта, гипнотизируя немигающим взглядом.

– Так старшина, Горохов фамилия… Сам ему предложил… Садитесь, говорит, товарищ командир, если вам по пути…