Андрей развернулся на Кутузовском проспекте и вернулся на свое крутое парковочное место. И тут впервые за всю встречу полковник посмотрел ему прямо в глаза:

– Я думаю, мы скоро еще увидимся. Полагаю, твое участие в расследовании нам понадобится. Будь на связи, далеко не уезжай. Будь здоров.

И вышел из машины, оставив Андрея одного.

Андрей не сильно удивился: Кузьмин всегда чувствовал себя начальником и в приказном тоне общался со всеми, включая собственную родню. Повиновались ему почти всегда: глупые приказы полковнику не были свойственны, а ответственность на других он не перекидывал. Это весьма способствовало его стремительной карьере.

Идти на работу не было никакого желания. Он решил отправиться домой и все спокойно обдумать.

Из разговора с Кузьминым Андрей узнал, что Алексей Гончаров был найден мертвым в своей квартире два дня назад. Все выглядело как естественная смерть. Труп пролежал не более суток, обнаружила его соседка. У нее были ключи: на правах старой знакомой она помогала Алексею по хозяйству. Жил Гончаров в двухкомнатной квартире в обычной пятиэтажке на востоке Москвы, хатка осталась ему после смерти родителей. Соседку тетю Таню (именно так он ее называл) знал, пожалуй, всю свою сознательную жизнь. Женщине было уже за семьдесят. Когда-то, давным-давно, когда дом их только построили и отдельное сорокапятиметровое хрущобное жилище казалось новоселам земным раем, тетя Таня и ее муж Игорь познакомились и подружились с родителями Алексея. Именно к тете Тане его забрасывали, когда хотелось сходить в кино, именно тетя Таня первой видела двойки в его дневнике и талантливо учила парня, с каким именно выражением лица нужно предъявлять их родителям. Словом, она была совершенно родным человеком.

Прошло много лет. Игорь Максимович умер, детей у них с тетей Таней не было. Ушли в мир иной и родители Алексея. Так получилось, что остались лишь они вдвоем. Вся доброта и любовь соседки достались Алексею, а он относился к ней, как к матери. Алексей помогал пожилой женщине с покупкой продуктов, нанимал по весне и осени мойщиков окон, возил ее по врачам. Она же баловала его домашним борщом и котлетами, убирала в его холостяцкой квартире, внимательно и с интересом слушала его рассказы, когда на него нападала редкая охота поговорить. Всех друзей Алексея и его нечастых барышень тетя Таня знала в лицо. А пару лет назад она написала завещание. Ее небольшая квартира досталась бы Алексею.

Это была настоящая семья, хоть и не по документам.

Одним словом, тетя Таня была бы идеальным свидетелем…

В тот трагический вечер она долго звонила в дверь и только утром открыла ее своим ключом. Она знала, где работает Алексей, и поэтому его частые поздние возвращения не смущали ее. Возрастная бессонница и практически полное отсутствие шумоизоляции в наших блочных пятиэтажках позволяли женщине без труда отслеживать график работы Алексея – не из любопытства, ни в коем случае, но по искреннему материнскому волнению.

На этот раз была одна странность: она слышала, как накануне вечером к соседу кто-то пришел, а как ушел – не слышала. Это наводило на мысль, что гость старался удалиться с особой осторожностью – не шумел, не хлопал дверью. Но, как ни напрягала память тетя Таня, она не могла вспомнить ничего, что указало бы на время ухода визитера.

При осмотре ничего подозрительного в квартире не обнаружили. Внешне все выглядело так, как будто Алексей прилег на диван отдохнуть и заснул. На его теле не было ни синяков, ни следов уколов. Никаких подозрительных немытых чашек или окурков неизвестной марки сигарет также не наблюдалось. На первый взгляд – ни одной зацепки. Сердечный приступ? Неизвестный яд?

Смерть любого действующего сотрудника ФСБ – неважно, естественная или насильственная, – это всегда ЧП. Такими делами занимается управление собственной безопасности, подчиняющееся напрямую директору ФСБ. Так произошло и в этот раз. Задачи управления, если говорить профессиональным языком, заключаются в выявлении, пресечении и предупреждении противоправной деятельности отдельных сотрудников госбезопасности.

Все электронные приборы – ноутбук, компьютер, телефон – из квартиры они, конечно, забрали. Кузьмин обещал помочь, но против УСБ даже он был бессилен.

Андрей доехал до дома, поставил машину на стоянку и поднялся в квартиру. Налил себе полстакана коньяка и подошел к окну. Пил он очень редко. Не нравилось ему то состояние, которое вызывал алкоголь. Потеря контроля над телом и разумом – что может быть отвратительнее? Желание забыться, «утопить в вине печали», надраться до соплей было ему неведомо.

Он посмотрел на бутылку. А ведь эта та самая бутылка, которую ему подарил Алексей при их последней встрече…

В начале лета Алексей позвонил и предложил встретиться. Просто так. Давно не виделись. Они сидели в парке и наблюдали за компанией молодых людей неподалеку. Четверо парней, явно знакомые друг с другом, – однокурсники? или просто «ребята нашего двора»? – сидели на лавке, уткнувшись в экраны смартфонов. В течение пяти минут они не обменялись ни словом. Но на лице каждого было собственное выражение: кто-то улыбался, кто-то сосредоточенно вглядывался в буквы, на лице третьего явственно читалось недоумение от увиденного на экране, четвертый что-то быстро набирал на клавиатуре. Это были обычные современные молодые люди, с трудом подбирающие слова для общения в real life.

Глядя на них, Алексей тогда задумчиво сказал:

– Ты знаешь, Студент, если бы Роден создавал своего «Мыслителя» в наши дни, он бы наверняка вложил ему в руку айфон – холодный металлический кирпичик, который поглощает время и внимание… да и самих людей. Ты посмотри на них! Прошло пять минут! Они друзья или приятели. Они ни разу не перемолвились. Они все сидят, уткнувшись носом в свои смартфоны или планшеты. Кажется, что сейчас для них на свете ничего больше не существует. При этом, заметь, каждый смотрит на что-то свое, у них нет общей темы, они не рассматривают что-то на одном экране. Такое ощущение, что они, сидя рядом, скоро и общаться будут в мессенджере! Кажется, я начинаю бурчать на тему «в наше время трава была зеленее, а вода мокрее», – вздохнул Алексей.

Андрей поизучал немного странную компанию.

– А ты замечал, что рост популярности любой технической новинки всегда сопровождается ростом неких фобий? Сначала говорили, что мы все потеряем волю под властью телевидения, потом – игровых приставок, Интернета, и вот теперь дошла очередь и до смартфонов.

Гончаров задумался:

– Вспомни времена нашего детства. Семидесятые, восьмидесятые… Как мы развлекались? Компьютеров и телефонов не было. Сидеть дома было скучно, поэтому все развлечения происходили по большей части на улице. Футбол, догонялки, прятки, катание на велосипеде. А лыжи? А мечта о мотоцикле? Про автомобиль даже не мечтали: бесполезно. Мы влюблялись, дрались, жизнь била фонтаном. Помнишь? Это было совсем недавно!

Затем появились игровые приставки: Dendy и Sega. Продвинутые, безумно дорогие поначалу. Не было ребенка, который не мечтал бы о них! Девочка, мальчик, первоклашка, первокурсник – неважно! Мы реже стали бывать на улице, мы растворились по домам. Но на смену нам никто не пришел! Никто не пополнил распадающиеся дворовые футбольные команды. Все уткнулись в экраны. И потихоньку для нас большим достижением стало дойти в Super Mario до последнего уровня, чем обыграть соседский двор в футбол. Мы сидели по домам, а родители радовались, что детишки у них на глазах, не представляя себе, что это лишь цветочки по сравнению с грядущими переменами. А сейчас что? «Дорогой доктор, у моего сына игромания, он не учится и не работает, только спит, ест и играет, спасите его, вылечите!»

– Не нравится мне твое настроение, – похлопав друга по плечу, ответил Андрей. – Может, пива выпьем?

Почему он свернул тогда разговор? А какой смысл был его поддерживать? Студент был полностью согласен с Гончаровым. Но друг не торопился заканчивать. Они встали и не спеша пошли по аллее.