– Матюш, боюсь, ему будет неудобно туда забираться с его травмами, – качаю головой. – Думаю, мы как-нибудь с этим разберёмся.

Довольный сын кивает и весь остаток вечера рассуждает, что они с Алексом будут делать вдвоём.

А на следующий день, только забежав в палату, довольно выкрикивает:

– Дядя Лёша, поехали к нам жить! Мама разрешила!

Я краснею, а Аннушка, зашедшая в палату следом за нами, отворачивается, трясясь от сдерживаемого хохота.

Алекс ловит мой взгляд и расплывается в улыбке.

– Ну раз мама разрешила… – тянет довольно, – с радостью.

До дома мы добираемся на такси. Мне показалось, что Алекс будет нервничать, если сяду за руль сама. Когда оказываемся дома, Матвей сразу утаскивает мужчину в комнату, чтобы показать все свои любимые конструкторы и приборы, а я вдруг понимаю, что чувствую себя как-то... странно.

Алекс уже бывал здесь, да и… не только бывал. Но сейчас, когда он вместе с нашим сыном что-то обсуждает в детской, чувствуется, что мы самая настоящая семья. И мне как будто неловко от этих мыслей. Да, Алекс признавался в любви, и говорил, что дороже нас у него никого нет, и поехал знакомиться с родителями… Но всё равно я, как идиотка, всё время думаю, что предложения мне он не делал. А вдруг… не сделает? Мало ли, может, он считает, что раз мы будем жить вместе, то это и не обязательно?

Тьфу ты! Я так загружаюсь дурацкими размышлениями, что вместо двух ложек сахара сыплю в тесто для блинов две ложки соли! Приходится выбросить несъедобную заготовку и начать заново. Хорошо хоть вовремя спохватилась.

– Милая, тебе помочь чем-нибудь? – ко мне сзади подходит Алекс, кладёт ладони мне на плечи.

– Лучше сядь и отдохни, – отвечаю, не отвлекаясь от теста. – Или вообще приляг. Тебе вредно долго ходить. А что, Матвей тебя уже отпустил?

– Он сказал, что должен сделать какой-то сюрприз, – улыбается мужчина.

Сюрприз и в самом деле оказывается самым настоящим сюрпризом. Когда я уже заканчиваю с блинами, Матвей притаскивает на кухню рисунок.

– Мама! Дядя Лёша! Смотрите!

На альбомном листе под ярко-жёлтым солнцем с кучей лучей нарисованы три инопланетянина с огромными головами и кривыми глазами, зато с улыбками от уха до уха. Да, навыки рисования у моего сына те ещё…

– Смотри, мама, это ты, – Матвей тычет пальцем в одну фигуру со светлыми волосами, напоминающими взрыв на макаронной фабрике, потом во вторую, с чёрной шевелюрой. – Дядя Лёша, а это ты! И я между вами! Вот, мы за руки держимся и гуляем, видите?

У меня перехватывает горло, и судя по блестящим глазам Алекса, у него слова тоже застревают где-то там же.

– Очень красиво, – наконец выговаривает он хрипловатым голосом. – Отличный рисунок.

– Давайте его сюда повесим! – Матвей прицепляет листок к холодильнику магнитной прищепкой. – Мама, а блинчики скоро будут готовы?

– Да, милый, можешь идти мыть руки, – киваю ребёнку, и он уносится в ванну.

Алекс встаёт, подходит поближе, рассматривая шедевр сына. Потом переводит взгляд на меня.

– Ну копия, – хмыкает негромко, и я прыскаю в ответ. – Знаешь, я сейчас безумно хочу тебя поцеловать, – продолжает тихо.

– Матвей вернётся через секунду, – шепчу в ответ.

– Ты подумала, когда мы ему скажем? – он смотрит серьёзно.

– Я… не знаю, – растерянно пожимаю плечами. – Давай всё немножко устаканится, и ты будешь чувствовать себя лучше, и вообще…

– Хорошо, – помедлив, отвечает Алекс. – Только, Маруся, тянуть я не хочу.

Киваю, но тут наш разговор прерывает вернувшийся Матвей.

С приближением вечера я пытаюсь сообразить, как бы так извернуться, чтобы Алекс мог спокойно лечь спать в моей комнате, но Матвей сам решает этот вопрос, серьёзно объяснив нам обоим, что дяде Лёше необходима ровная поверхность для сна. Я про себя благословляю Никиту, который явно по наущению своей супруги провёл моему сыну краткий ликбез перед нашим отъездом из больницы.

Ребёнок, взбудораженный всем происходящим, долго не может заснуть, и я почти час читаю ему на ночь, чтобы успокоить. А когда наконец выхожу из детской, обнаруживаю, что и Алекс вырубился, не дождавшись меня.

Хотя вообще неудивительно. Он ещё даже близко не восстановился. Поэтому аккуратно, чтобы не потревожить, укладываюсь рядом с ним и отключаюсь сама.

С утра, ещё толком не проснувшись, чувствую лёгкие прикосновения. Пальцы ведут по скуле, щеке, подбородку, спускаются к шее, поглаживают ключицы, но дальше не заходят. Открываю глаза и улыбаюсь мужчине.

– Доброе утро, – говорю, тоже протягивая руку и гладя его по щеке, чувствуя под подушечками пальцев отросшую за ночь щетину.

– Доброе утро, – он переплетает свои пальцы с моими. – Пора будить Матвея? Ты говорила, ему в детский сад сегодня.

Тянусь за телефоном, брошенным на тумбочке, чтобы проверить время.

– Нет, ещё слишком рано, – качаю головой. – Он вчера поздно заснул, пусть поспит ещё, и так-то тяжело встаёт по утрам. Да и есть перед садиком всё равно отказывается, их там кормят завтраком.

Мы молчим минуту.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю тихонько.

– Как человек на жёсткой диете перед накрытым банкетным столом, – хмыкает Алекс и морщится.

– Оу, – тяну, опустив глаза вниз, а потом предвкушающе улыбаюсь.

– Ангел, я по твоему лицу вижу, ты что-то задумала, – он улыбается в ответ.

Глава 22

Алексей

Маруся смотрит на меня так, что дыхание перехватывает. Если бы не эти чёртовы рёбра, которые до сих пор реагируют на любой вздох поглубже…

– Милая, я в восторге от твоего энтузиазма, но боюсь, сейчас ничего не выйдет, – выдавливаю из себя.

Кто бы знал, чего мне стоит этот отказ…

– Знаю, – она удручённо качает головой, ласково проводит пальчиками по моей груди, вздыхает. – Это так, мысль мелькнула. Как насчёт того, чтобы продолжить с этого же места недели через две, когда тебе станет получше?

Две недели?! Матерь божья… Я же сдохну от ожидания! Ангел тем временем, потянувшись, вылезает из постели. Провожаю взглядом тонкую фигурку в шортиках и маечке. Точно сдохну.

Утро идёт своим чередом, принося в том числе неожиданные моменты. Матвей просыпается в отвратительном настроении. До сих пор я таким его не видел и, честно говоря, немного теряюсь, как действовать в этой ситуации. Маруся предостерегающе качает головой, когда ребёнок, чуть не рыдая, идёт умываться.

– Его сейчас лучше не трогать и не пытаться развеселить, будет только хуже. И вообще, обращай поменьше внимания, – шепчет мне, разогревая завтрак. – Веди себя так, будто всё нормально. Он быстрее успокоится.

– Может быть, не вести его в детский сад? – выдвигаю предположение.

– И он поймёт, что родителями можно манипулировать с помощью нытья и капризов, – она качает головой.

– Из-за одного раза? – для меня это странно.

– Дети постоянно проверяют твои границы, – Маруся сочувственно улыбается, глядя на меня. – Лучшее, что ты можешь сделать – очертить их сразу и придерживаться постоянно и последовательно. Любой выход за невидимую линию несёт за собой проблемы.

Чёрт, как-то я не думал, что воспитание детей – это самая настоящая прогулка по минному полю.

– Ты разберёшься, – ободряюще кивает мне ангел, а потом переключается на пришедшего на кухню сына. – Матюш, хочешь чаю?

– Нет, – ребёнок упрямо выдвигает вперёд нижнюю губу, сводит брови.

– Может быть, сделать тебе с лимоном? – Маруся будто не замечает его ответа.

– И с сахаром, – бурчит он недовольно.

– И с сахаром, – кивает она, беря чайник.

Сын действительно постепенно успокаивается. А я вдруг задумываюсь, не почитать ли мне что-нибудь по теме. Надо спросить у Маруси, как она разбиралась со всем этим. Или у женщин это врождённое?

Мы вместе отводим повеселевшего Матвея в детский сад, который, оказывается, расположен буквально в двух шагах. Ангел пыталась просить, чтобы я оставался дома, но лежать мне надоело. И так неделю в больнице провалялся.