– Это нужно спрашивать именно... сейчас? Серьёзно? – постанываю, ёрзая под ним, потому что мне уже хочется активного действия, но меня сильнее прижимают к кровати, не давая шевелиться.

– По-моему, сейчас самое время, – стиснув зубы, сообщает Алекс.

– Мне надо… подумать… А-ах! – он делает один толчок.

– Думай быстрее, – ещё один толчок, я уже почти ничего не соображаю.

– Ну, пожалуйста…

– Да или нет?

– Да! Да!

Он наконец начинает двигаться, сильно, быстро, именно так, как мне сейчас нужно, и мы приходим к финалу почти одновременно.

– Это было нечестно, – я лежу, крепко прижатая к мужскому телу, и немного дуюсь.

На самом деле – совсем немного. Потому что у меня уже давно мелькала мысль, что семь лет – и так слишком большая разница между двумя детьми.

– Ангел мой, – Алекс прижимает меня сильнее, – я люблю тебя! Мы с тобой женаты уже два месяца, Матвею скоро семь, следующей осенью он пойдёт в школу. Кстати, не пора ли нам ехать к твоим родителям? Он у них уже вторую неделю. Так вот, по-моему, нам просто жизненно необходим ребёнок!

– Думаешь? – слегка улыбаюсь.

– Уверен, – он затаскивает меня себе на грудь, я складываю руки под подбородком, внимательно гляжу ему в глаза.

– Я растолстею, – наблюдаю за ним, – у меня будут перепады настроения. Я буду рыдать, швыряться в тебя всем, что под руку попадётся, и гонять в январскую ночь за персиками и арбузом. Потащу тебя с собой на роды, и там ты точно узнаешь, почём фунт лиха, если, конечно, не сползёшь в обморок по стеночке родзала в первые же минуты потуг. А потом первые два-три месяца минимум младенец будет кричать по ночам, и мы будем по очереди его укачивать. Учти, ты не отвертишься!

С каждым моим словом улыбка Алекса становится всё шире и шире.

– Ангел мой, ты невероятна! – выдаёт он в конце моей прочувствованной речи. – Ты серьёзно думаешь, что это может меня испугать? То есть я, конечно, очень испугался, – фыркает, когда я легонько шлёпаю его по груди, – но готов разделить с тобой всё, что… ну, короче, всё, что можно разделить!

В итоге всё, конечно, оказывается не так страшно, как я расписывала. Моя вторая беременность протекает значительно легче, чем первая, а капризами и швырянием вещей я вообще никогда не увлекалась. И Алекс не падает в обморок на родах, хотя цветом лица здорово напоминает побелку потолка, в который я посылала проклятья при особо сильных схватках.

Так что спустя почти ровно девять месяцев после нашего разговора я уже держу на руках девочку. Дочку. Алёну Алексеевну. Алёнушку.

– Какая-то она маленькая, – Матвей скептически смотрит на сестрёнку, с которой меня только что выписали из роддома.

– Ты тоже был маленький, – улыбаюсь сыну. – Она вырастет. Подержишь? – обращаюсь к мужу.

Алекс в первые дни боялся даже притрагиваться к дочке. И теперь берёт её на руки очень осторожно, будто опасается, что у неё что-нибудь отвалится.

– Маруся! – мои мама с папой тоже встречают нас на выписке.

Мама целует меня в щёку и склоняется к внучке на руках у мужа.

– Алёша, она так на тебя похожа, – умиляется негромко.

Да-да, мой муж у моих родителей уже давно превратился в Алёшу. Так его называет в основном мама. Папа – по-прежнему Лёшей, но уже не устраивает испытаний окучиванием картошки и прочими радостями сельскохозяйственного быта. Хотя в баню они ходят регулярно.

Мы совсем недавно переехали в большую квартиру. Мою старую и квартиру Алекса, в которой он жил до нашей свадьбы, оставили на будущее – детям понадобится. А новое жильё – светлое и просторное, в большом охраняемом жилом комплексе.

– Ангел мой, тебе бы отдохнуть, – озабоченно говорит Алекс, слегка массируя мне плечи. – Может быть ляжешь?

– Всё в порядке, – я откидываюсь назад, к нему на грудь.

Родители уехали в мою квартиру, сказав, что не будут мешать – хотя мы предлагали остаться у нас, свободная комната была. Но мама шепнула, что лучше они приедут ещё завтра. Знаю, что надолго покидать свои грядки и теплицы им не хочется, но всё равно они планируют пробыть в городе несколько дней.

Так что вечер мы проводим тихо и по-семейному. Матвей возится с какими-то очередными научными экспериментами в своей комнате, Алёнку я покормила, и она пока спит. Друзей в первую неделю в гости не зовём, чтобы дочка немного адаптировалась. Да и Аня сейчас тоже с младенцем, а Мари с Ильёй через пару месяцев ждут второго. А уж Алина…

Мне становится смешно. Вот что бывает, когда твоё предназначение практически в буквальном смысле рушится тебе на голову.

– Ты что? – улыбается Алекс.

– Алинку вспомнила, – отвечаю, и муж хмыкает.

– Да-а уж, им можно только позавидовать...

– Да ладно? – поднимаю на него глаза, глажу по щеке. – По-моему, у нас с тобой тоже всё вполне по плану!

В это время из комнаты раздаётся плач, сначала напоминающий мягкое мяуканье. Зато потом дочка, похоже, переводит дыхание, и разворачивается во всю мощь лёгких! Алекс аж вздрагивает, подскакивая с места.

– Принеси мне её сюда, – прошу мужа, – покормлю здесь, в кресле.

Спустя пять минут вопли затихают, дочка причмокивает у груди, а Алекс следит за нами обеими с такой нежностью в глазах, что у меня стоит комок в горле. Ещё и эти гормоны после родов… То и дело накатывают слёзы. Муж замечает и тут же встревоженно спрашивает:

– Тебе больно?

– Нет, – качаю головой.

– А что…

– Я просто счастлива, – улыбаюсь сквозь слёзы.

– Я тоже, ангел мой, – Алекс присаживается на подлокотник кресла и осторожно обнимает нас с дочкой, а я с удовлетворённым вздохом прижимаюсь головой к его плечу. – И очень вас всех люблю.

– Мы тебя тоже, – шепчу в ответ своей первой, единственной и самой настоящей любви.

Конец