– А если нет? – тихо интересуется Киров.

Впервые по спине бегут мурашки страха, потому что темнота, горящая в его глазах, пугает.

Глава 12

ОЛЕСЯ

Впервые за всю жизнь я жалею, что на двери спальни, которая еще совсем недавно была общей с мужем, нет запора. Сейчас бы он очень пригодился.

Перед глазами вновь вспыхивает наглый взгляд Сергея, где на дне клубится злость и упрямство, и по спине пробегает волна озноба.

Нет, я – не трус, но я боюсь.

Боюсь того, что Киров выдаст еще что-то более отвратительное, чем уже преподнес. Оказывается, он – мастер плохих сюрпризов. Измена – не предел. Нутром чую, что слова, несущие угрозу, именно такими и являются.

Не зря говорят, в каждой шутке содержится лишь доля шутки. Вот и последняя фраза «А если нет?» звучала однозначно пугающе.

Я не против посмеяться над своим страхом, признать себя истеричкой и выдумщицей, но лучше сделаю это позже, когда точно буду знать, что нахожусь в безопасности от него, как и наш сын.

Сын.

Еще одно разочарование в супруге. Мне было дико видеть Сергея в тот момент, когда он, получив в лицо обвинения, что по его прихоти психологически пострадал его родной ребенок, всего лишь хмыкнул.

Хмыкнул!

Он не только не посчитал нужным пойти и извиниться перед Алешкой, толком не постарался изобразить самый элементарный стыд. В его глазах не мелькнуло ничего похожего на смущение.

Абсолютно.

Холод. Пофигизм.

И что ужасно вдвойне – свекровь его тоже не осудила.

Мужчины… полигамия… естественность… отвернись и забудь… он же с тобой… радуйся, глупая… Она ненормальная?

Раньше, сравнивая Аллу Савельевну с матерью, которая обманывала меня много лет, а после в наглую шантажировала, не позволяя видеться с отцом, который якобы кинул и ее, и меня, при этом называя его самым ужасным человеком в мире, а меня – ошибкой от их связи, и не скрывая, что любить меня – слишком муторно, в отличие от моих сводных брата и сестры, я считала свекровь идеальной. Пусть порой резкой и весьма навязчивой, но готовой заботиться о сыне и никогда не демонстрировать, что он ей в тягость. Поэтому я легко закрывала глаза на перегибы в ее поведении, оправдывая поступки материнской любовью и желанием научить меня, молодую жену, уму-разуму и тому, как сделать жизнь мужа легче и приятнее.

Теперь же, без розового флера перед глазами, поведение матери Сергея видится иначе. Как непозволительно наглое и хамское, где человек совершенно спокойно нарушает все видимые и невидимые границы чужого личного пространства, вмешивается в дела, которые его не касаются, и жестко навязывает собственное «Я. Знаю. Лучше».

Вдоль спины прокатывает очередная холодная волна. Сжав кулаки и осмотревшись, прихожу к выводу, что сделала всё верно, когда не стала дожидаться финала ужина и новых попыток меня продавить, дабы плясать под их дудку, а просто сбежала с кухни.

Не маленькие, сами за собой приберут, посуду помоют, постели застелют. Я им – не обслуга. А даже если оставят на столе срач – тоже безразлично. Выкину тарелки в помойку к чертовой матери, когда они покинут мой дом.

Дом.

Вздох получается резким и со всхлипом. Мне все эти два года безумно не хватает отца, его добрых глаз, крепких рук, надежных объятий и понимающей улыбки. Мне до дрожи не хватает рядом единственного человека на свете, не считая детей, кто всегда любил меня ни за что.

Просто так.

Потому что я есть.

Потому что я – его солнышко. Его любимая девочка и радость.

Спасибо тебе, папочка! Ты, как чувствовал, что делаешь правильно, когда оформлял эту квартиру на меня. Ты подарил мне дом.

Этот дом, который, как не смешно говорить, теперь единственная моя крепость.

До сих помню, как Сергей хорохорился на щедрость тестя и словно в шутку несколько раз убеждал меня переписать квартиру долями. Папа же молчал, лишь пару раз задумчиво качал головой. И я на интуитивном уровне понимала, что он возражает. Потому на слова мужа только отмалчивалась и ничего в документах не меняла.

Не знаю ответа на вопрос: догадывался ли в то время папа о свободолюбивой натуре мужа или нет? Да и не столь это уже важно. Единственное, что неоспоримо: он всячески пытался меня защитить, как поступал всегда.

На глаза наворачиваются слезы, стоит вспомнить нашу первую встречу с отцом.

Это случилось в 2004 году у РУВД. Я одна поехала получать свой первый паспорт. У мамы, как обычно, были более важные дела. Впрочем, не суть. Главное, что, выйдя на крыльцо и с улыбкой держа в ладонях свой первый важный документ, я пересеклась взглядом с мужчиной и больше не смогла отвести от него глаз.

Он стоял, прислонившись к боку машины, и так жадно на меня смотрел, с такой нежностью, благоговением и любовью, что я оторопела.

Хотя не только от этого.

Я его узнала. Еще в десять лет нашла одну-единственную фотографию среди старого хлама, а после правдами и неправдам выпытала у матери, что да, это мой урод-отец. Для нее он всегда был плохим, а я не верила. Ведь и меня она не любила.

Тут действовала искореженная детская психика, что плохое к плохому притягивается. И, как мать не старалась обзывать и проклинать бывшего мужа, я ее не поддерживала. Молчала, прятала глаза, но в душе всегда мечтала, что, если увижу, обязательно с ним заговорю.

В четырнадцать лет я познакомилась со своим отцом. И, как не горько вспоминать, в очередной раз ощутила всю ненависть матери. Она с помощью меня и нашей с папой тяги друг к другу манипулировала нами целых четыре года. То запрещала видеться и избивала меня мокрым полотенцем, если узнавала, что я иду ей наперекор. То, наоборот, требовала еженедельных встреч и непременных подарков, которые, стоило принести их домой, нагло отбирались и перекочевывали на постоянку к младшим брату или сестре. Про сладости – и говорить нечего.

В пылу сумасшедших по нервному напряжению дней накануне шестнадцатилетия я закатила отчиму и матери скандал. Получила оплеух, но все равно напрочь отказалась в очередной раз встречаться с папой. Все потому, что мне было велено клянчить в подарок ноутбук и телевизор. Первый хотел себе отчим, второй – сестра.

Я сотни раз задавалась вопросом, почему папа просто не заберет меня к себе. Ведь по закону же с десяти лет учитывается мнение ребенка. Ответ нашла сама. Увидела свидетельство о рождении и… прочерк в графе «Отец».

Моя мать и ее новый муж постарались на славу. Как? А хрен их знает.

В мои семнадцать отец на год уехал в командировку на Север. Во-первых, чтобы лишний раз не бесить мать, которая всегда находила повод закатить папе или мне скандал. Во-вторых, чтобы заработать денег. Хорошее отношение родственников ко мне, нелюбимой, стоило для отца дорого. Но и это я узнала случайно. Папа молчал, а вот сводная сестренка, которой ни в чем никогда не было отказа, как-то раз просветила.

Неудивительно, что в восемнадцать, не зная толком жизни, но горя желанием вырваться из дурдома, я приняла предложение Сергея выйти за него замуж. К тому времени мы встречались всего ничего, но мне казалось, что наша любовь взаимна и будет длиться вечно.

Наивная? Может быть. Но, как бы не было смешно и одновременно грустно, каждый из нас ищет для себя лучшее. Вот и я искала.

Вполне возможно, что специально обманывалась, пытаясь выжить и быть кому-то нужной. Главное, избавилась от чудо-родственничков, переехав в квартиру мужа.

Папа вернулся, когда моему замужеству стукнуло четыре месяца, раньше никак не мог – жесткие рамки контракта не позволяли. К тому моменту я уже была беременна Алешкой и совершенно точно счастлива, что у меня будет малыш.

Если бы не отец, я никогда бы не стала той, кем стала. Именно он брал на себя все трудности, отодвигая работу на второй план и уделяя много времени внуку, пока я и муж получали высшее образование. Он помогал нам с Сергеем становиться на ноги. Не жалел сил, внимания, денег, советов, всего-всего, только бы быть полезным. А еще он больше никогда не уезжал из города, зная, как я буду по нему скучать и волноваться.