– Ого! – Никита Сергеевич прищуривает глаза.

– Ага, – я улыбаюсь, – коробки этого мыла громоздились у нас в коридоре, на кухне вечно был запах, как в хозяйственном магазине, мне казалось, что даже у супа был мыльный привкус.

– И чем всё закончилось? – Добрынин, наклонив голову набок, смотрит на меня, не отрываясь.

– Мама забыла купить мыло и случайно положила в мыльницу какой-то экземпляр, который он сушил последние пять лет, – насмешливо фыркаю. – Был жуткий скандал, и она спустила с лестницы сначала коробки, а потом и мужа.

В глазах моего собеседника сияют смешинки, но тут наш разговор прерывает официант, принёсший заказанные блюда.

Рыба действительно очень вкусная, как и овощи, и я съедаю всё до последнего кусочка. Время от времени ловлю на себе взгляды Добрынина, и меня терзает подозрение, что если я оставлю на тарелке хоть что-то, он начнёт кормить меня с ложки. От этой странной заботы в груди теплеет – даже мать, по-моему, никогда особенно не интересовалась, достаточно ли я поела.

– Как зовут вашего кота?

Мы уже пьём чай, а до этого обсуждали только еду. Добрынин спрашивал меня о любимых блюдах и сам рассказывал, что необычного ему удалось попробовать. Из особенно жуткого мне запоминается страшно вонючая квашеная селёдка, которую едят в Швеции, со странным названием сюрстрёмминг.

– Мистер Дарси, – улыбаюсь собеседнику, опускаю пустую чашку на блюдце.

– Такой же надменный и молчаливый? – Никита Сергеевич тоже улыбается.

– Ну, насчёт молчаливого я бы не сказала, но в остальном… Имя ему подходит, – я откидываюсь на спинку стула, осматриваюсь по сторонам.

Время ещё не позднее, и народу в ресторане достаточно. Гул голосов, тепло, вкусная еда – давно мне не было так хорошо. Поворачиваюсь обратно к мужчине и замираю, как мышь перед удавом. Он отодвинулся от света, который даёт лампа на столе и смотрит на меня так жадно, что под взглядом блестящих в приглушённом освещении тёмных глаз по спине пробегает холодок. Воздух как будто сгущается, и низ живота вдруг прошивает почти болезненным желанием.

Я моргаю, и наваждение немного рассеивается – подскакивает официант, интересуется, всем ли мы довольны. Добрынин расплачивается по счёту, оставляя щедрые чаевые, и, встав из-за стола, протягивает мне руку. Меня прошибает током от простого касания, но я заставляю себя подняться и тут же слышу вибрацию.

– У вас телефон, – почти шёпотом произносит Никита Сергеевич.

– Да, – роюсь в сумке, достаю мобильный и слегка хмурюсь, глядя на экран. Полкан. Разворачиваюсь, открываю рот, но запинаюсь и не могу произнести ни слова, видя, как мгновенно заледенело лицо мужчины.

Непослушными пальцами отвечаю на звонок и, глядя прямо в глаза Добрынину, говорю в трубку:

– Полкан, я занята.

Не отвожу взгляда от мужчины, поэтому замечаю, что он как будто немного расслабляется. Но совсем немного.

– Прости, я только хотел сказать, что твоя машина готова, – голос Полкана в трубке звучит немного растерянно, видимо, из-за тона моего ответа.

– Спасибо, – смягчаю голос, всё-таки несправедливо разговаривать с ним, как с незнакомцем. – Спасибо тебе большое, – повторяю ещё раз, – я завтра с утра её заберу.

– Давай я подъеду? – говорит Полкан с энтузиазмом. – Ближайшие дни забиты под завязку, но мы можем позавтракать вместе!

– Мне рано на работу, боюсь, не успею, – произношу растерянно, мне всё больше становится неловко вести разговор под немигающим взглядом Добрынина.

– Ну ладно, – разочарованно тянет Полкан, – тогда не отвлекаю больше. Увидимся!

– Пока. И спасибо ещё раз! – заканчиваю разговор и сразу отключаюсь.

– Всё в порядке? – помолчав, спрашивает у меня Никита Сергеевич.

– Да, – киваю ему. – Мою машину отремонтировали, завтра смогу забрать.

Он кивает в ответ и берёт меня за руку.

– Пойдёмте?

– Конечно, – чёрт, в горле у меня моментально пересыхает, и я иду следом за ним, как сомнамбула.

Меня подсаживают в машину и, не спрашивая, вбивают мой адрес в навигатор. Вот интересно, это он все адреса сотрудников помнит, или только мне такая честь?

Мы молчим почти всю дорогу, но это молчание… не напрягающее. Добрынин включает какую-то спокойную классическую музыку, мне даже кажется, что я узнаю несколько композиций.

Когда мужчина притормаживает возле моего подъезда и глушит мотор, я медлю несколько секунд.

– Спасибо, что подвезли, Никита Сергеевич, – говорю наконец, посмотрев на него. – И спасибо за ужин, я прекрасно провела время.

– Я тоже, – отвечает негромко. – Анна Николаевна…

– Да? – у меня непроизвольно учащается дыхание.

Он ловит мой взгляд, делает глубокий вдох, но…

– …будьте осторожны завтра за рулём, – выдыхает резко, – с утра обещают туман, а потом дождь.

– Л-ладно, – как-то не таких слов я ожидала.

Зайдя домой, выглядываю в окно кухни и вижу, как медленно трогается с места белый джип. Он же не мог увидеть меня? Откуда ему знать, куда у меня окна выходят? Но почему-то я почти уверена, что он ждал именно мой силуэт в окне.

Следующий день и правда начинается с густого тумана, такого, что не видно даже соседних домов. Я успеваю продрогнуть, пока добираюсь до мастерской, но потом, забрав свою малышку, немного согреваюсь в тёплом салоне.

В приёмном покое тишина и спокойствие. Я приехала раньше, чем собиралась, поэтому решаю зайти и выпить кофе в столовой. Не успеваю свернуть в ту сторону, как меня окликают.

– Доброе утро, – хрипловатый голос раздаётся прямо из-за плеча.

– Доброе утро, Никита Сергеевич, – я несмело улыбаюсь хирургу.

Кто знает, вдруг его доброжелательного настроя хватило только на вчерашний вечер? Но мужчина улыбается мне в ответ.

– Зайдите ко мне.

– Сейчас? – похоже, мой кофе приказал долго жить.

– Да. Пожалуйста, – он пропускает меня вперёд.

Мы заходим в кабинет заведующего, и Добрынин скидывает куртку, пристраивая её на вешалку, а на стол ставит бумажный пакет.

– Это вам, – кивает на него.

– Мне?! – подхожу к столу.

– Вы ведь наверняка не завтракали, – он не спрашивает, а у меня приоткрывается рот от удивления. – Там кофе и сэндвич, поешьте.

Я заглядываю в пакет и вытаскиваю два стакана в подставке и завернутые в бумагу бутерброды.

– Этот мой, – он забирает один стакан, – а вам латте. И сэндвич с сёмгой и салатом без майонеза.

Мы вчера обсуждали еду, но я и подумать не могла...

– Вы запомнили, – честное слово, у меня чуть слёзы не наворачиваются на глаза.

– А почему я должен был забыть? – он искренне удивляется.

Пожимаю плечами и откусываю кусочек бутерброда. Вкусно! Мы быстро едим и успеваем перекинуться парой фраз, правда, в основном по работе.

– Спасибо, – закончив внеплановый завтрак, улыбаюсь начальству и получаю ответную улыбку.

– Пожалуйста, – Никита Сергеевич забирает у меня опустевший стаканчик, бумагу. – Я выброшу. Увидимся на планёрке.

Киваю и выхожу из кабинета, стараясь не пританцовывать на ходу.

Любой врач знает: день начался прекрасно – жди какую-нибудь гадость. Днём по скорой после аварии поступает молодая женщина. Судя по её состоянию, машину как минимум пару раз перевернуло. Мы проводим в операционной несколько часов, я выползаю оттуда полностью измочаленная. Пациентка остаётся в реанимации с круглосуточным постом, а меня в коридоре выцепляет одна из медсестёр.

– Анна Николаевна, в приёмном муж Соколовой, – голос испуганно трясётся.

– Я сейчас спущусь, – говорю устало, но меня хватают за рукав.

– Он… невменяемый! Пожалуйста, осторожно…

– Конечно, он невменяемый, у него жена чуть не погибла, – торопливо, насколько позволяют подрагивающие от напряжения ноги, иду к лестнице, уже слыша доносящиеся даже сюда крики.

– Пустите меня!!!

В приёмном бушует крепкий мужчина среднего возраста. Возле него маячат два хмурых амбала, каждый на голову его выше. Та-ак, только этого нам тут не хватало.