– За что? – тихо произносит он.

Тут я, наконец, слышу то, чего ждала – поднимаю палец, чуть не касаясь губ мужчины, и обращаюсь в слух.

– Вера! – раздаётся Надин голос. – Ты совсем очумела?! Или сказать честно – охренела?! А ну, немедленно пошла отсюда – в биксе возьмёшь халат, и чтобы костюм вниз надела – штаны и рубашку, поняла меня?

– Надежда Константиновна… – начинает Вера, но Надю так просто с пути не свернёшь.

– Вера, – от этого её тона я поёживаюсь, – не испытывай моё терпение. Ты хочешь проблем? Я их тебе организую в таком масштабе, что проклянёшь тот день, когда сюда явилась работать! Вперёд! Быстро!

От последнего рявка мы с моим «сокамерником» вздрагиваем вместе. Мужчина ехидно шепчет мне на ухо:

– А вы говорите, я ору…

– Назад! – шиплю ему, потому что догадалась, что произойдёт следом.

– Что? – он недоумённо хмурится.

– Назад, я сказала! – повернувшись, со всей силы пихаю его в грудь, так что он чуть не теряет равновесие, вцепившись в металлический стеллаж, и на него сверху падает пара рулонов туалетной бумаги.

– Ну вот видите, Никита Сергеевич, – произношу громко, чувствуя, как за спиной открывается дверь, – а вы говорите, ничего страшного, что лампочка перегорела, можно и подождать. А как тут санитарка справится в темноте?

Свет загорается, и я, повернувшись, удивлённо вскрикиваю.

– Неужели работает?

На меня с двух сторон, раскрыв рты, смотрят зав отделением и старшая медсестра.

– А чего это вы тут делаете? – Надя, похоже, так растерялась, что задаёт самый дурацкий вопрос, какой только можно.

– Надежда Константиновна, что за проблемы с электричеством у нас здесь? – Добрынин сориентировался моментально и тут же проходит к выходу. – Вызовите электрика!

Начальство быстро сваливает, а Надя, проследив за ним взглядом, прищурившись, смотрит на меня.

– Лучше не спрашивай, – устало выдыхаю, предупреждая все её вопросы.

– Даже и не собиралась, – она пожимает плечами и отходит в сторону, пропуская меня. – Но ты будь осторожна. Я-то ладно, но сама знаешь, как у нас слухи распространяются.

– Кстати, о слухах, – я передумываю уходить и смотрю на Надежду, – мне нужно с тобой поговорить!

Глава 8

– Я не знаю, Ань, – Надя не смотрит на меня, задумчиво водя пальцем по столу. – Насчёт жены – не уверена, вроде что-то такое было, про ребёнка точно не слышала. Зачем ты вообще спрашиваешь? Вот уж кто-кто, а ты никогда всей этой ерундой и сплетнями не интересовалась. Я – ладно, мне по должности положено, – старшая медсестра весело улыбается, и я растягиваю губы в ответной улыбке.

Мы сидим в её кабинете, зашли поговорить – я рассказала Наде о том, что мне поведала Маргарита.

– Сама не понимаю, Надюш, – тру лицо, подпираю щёку рукой. – Мне просто очень уж не понравился этот разговор с Марго. Хочется понимать, чего ждать от неё.

– Ну от Марго-то известно, чего ждать, – фыркает Надежда, – гадости какой-нибудь. Вот уж на ком пробу ставить негде.

– Я подумала, может, она на нашего зава претендует? Но зачем мне-то всё это говорить, – качаю головой.

Надя смотрит на меня, и я не могу понять выражения её глаз.

– Анют, – вдруг ласково говорит женщина, – знаешь, вот ты удивительный человек. Всё видишь, всё замечаешь, а в некоторых моментах – ну как котёнок слепой.

– Ты о чём? – опускаю глаза. Неужели так заметно, что в последнее время я переменилась к… даже в мыслях не решаюсь закончить фразу.

– О чём, о чём – о вечном, – машет рукой Надя, но договорить не успевает.

– Нет, вы гляньте! – дверь распахивается, на пороге стоит Вовчик. – Я их ищу-ищу, а они тут сидят, трындят! Надеюсь, хотя бы меня обсуждаете?

– Господи, Вов, кого ж нам ещё обсуждать-то, как не тебя! – Надежда закатывает глаза.

– Ладно, пойду я, – поднимаюсь, решив выбросить всё лишнее из головы.

– Тебя Добрынин, кстати, спрашивал, – анестезиолог поворачивается ко мне.

– Когда? Я ж его минут двадцать назад видела! – в памяти моментально всплывают минуты, проведённые наедине с хирургом в тёмной каморке.

– Да вот только что.

– Ладно, пошла я тогда, предстану пред светлые очи нашего начальства. Чего ему снова не так? – неискренне бурчу уже себе под нос, выходя из кабинета.

На самом деле мне даже хочется опять его увидеть. Последние недели всё как-то изменили, я как будто увидела мужчину с другой стороны и не могу перестать думать о нём.

Подхожу к кабинету и, помедлив секунду, стучу в дверь.

– Никита Сергеевич, вы меня искали? – захожу внутрь после хрипловатого «войдите».

Добрынин полусидит на краю стола, длинные мускулистые ноги вытянуты и скрещены в лодыжках, руки тоже скрещены на груди, подчёркивают грудные мышцы. На секунду вдруг вспоминается, как он прижимал меня к себе. Между прочим, уже не один раз – в пьяном и в трезвом состоянии. В мысли вдруг лезут популярные психологические рассуждения про человеческие позы. Интересно, то, что он сейчас «закрыт», означает, что ему некомфортно? Или он не уверен в чём-то? Слегка тряхнув головой, пытаюсь выбросить из неё посторонние мысли.

Мужчина смотрит на меня, склонив голову, потом размыкает руки и упирается ладонями в край стола. «Открылся»? Да чёрт, Аня, хватит уже!

– Анна Николаевна, почему вы сейчас так сделали?

– Как – так? – непонимающе смотрю на него.

– Вот так головой, – он повторяет мой жест, – я заметил, что вы так делаете время от времени, как будто отгоняете что-то от лица.

– Не от лица, – улыбаюсь, – а из головы. Лишние мысли.

– И какие лишние мысли вам сейчас мешают? – Добрынин с любопытством смотрит на меня, а я чувствую, как начинают теплеть щёки.

– Это неважно, – неловко отвожу взгляд. – У вас ко мне какое-то дело?

– М-м, я хотел спросить, всё в порядке?

– Да, всё нормально, – свожу брови, задумавшись. – Нам нужно только обсудить график дежурств на ближайший месяц, там одна из медсестёр уходит в отпуск и…

– Я не про отделение спрашивал, – раздражённо прерывает меня Добрынин, обходя стол и садясь на своё место. – У вас всё в порядке?

– А-а… д-да, конечно, – смотрю на него растерянно. С чего бы ему интересоваться, как у меня дела?

– В таком случае, вы свободны, – цедит сквозь зубы мужчина. – С расписанием позже разберусь, можно подумать, у меня других дел нет.

– Да, конечно, – разворачиваюсь на выход и закатываю глаза. И как мне могло прийти в голову, что что-то поменялось?

* * *

Ближе к вечеру я звоню Герману Эдуардовичу. С тех пор как мужчину выписали, мы созванивались уже несколько раз – сначала я переживала, как он себя чувствует, а потом поняла, что мне просто не хочется прекращать наше общение. Герман всегда спрашивает, как у меня дела, искренне интересуется, если я рассказываю ему что-то, что происходило на работе, а я с удовольствием слушаю его истории.

– Аннушка, дорогая моя, рад вас слышать! – он бодро отвечает на звонок, и я невольно расплываюсь в улыбке.

– А я рада слышать вас, Герман Эдуардович! – тепло отвечаю ему. – Судя по голосу, вы себя хорошо чувствуете? Как у вас дела?

– Дорогая моя, у меня всё, как всегда, – хмыкает старик, – и в моём возрасте это лучшая новость за весь день.

– Ни за что не поверю, что вы сегодня не делали что-нибудь интересное, – тяну многозначительно.

– Ну что ж, дайте подумать, – Герман держит мхатовскую паузу. – Например, заканчивал копировать Врубеля?

– Ох, боже мой, Герман Эдуардович! Я уже мечтаю это увидеть! – я улыбаюсь, мужчина и в самом деле говорил мне, что последний месяц работает над «Царевной-Лебедь».

– Зачем вам смотреть на посредственную копию, Аннушка? Мы же с вами давно собирались в музей!

– Ну конечно, – чуть не подпрыгиваю, – сейчас ведь как раз идёт выставка! И я ещё не была!

– Это удручает, – Герман тихо смеётся, – но я буду счастлив составить вам компанию.

– Ни с кем другим я бы ни за что не пошла, – говорю ему ласково. – Давайте я куплю билеты? Как насчёт середины следующей недели? У меня там как раз выходной! Вам будет удобно?