Она осталась жива, когда другая была убита. Осталось сохранить самообладание, когда за нее возьмутся всерьез.
***
– Итак, Сабина Алексеевна, в районе полуночи вы все еще находились на сестринском пункте?
В кабинете их трое. На время допроса свидетеля, первого нашедшего тело убитой, следователи заняли кабинет заведующего. Сам главврач отсутствует, отлучившись по какому-то вопросу, в то время как Сабина и двое мужчин расположились за его столом.
Одному из них, назвавшемуся просто по фамилии, Лихачевым, хорошо за пятьдесят, у него загорелое лицо и под стать глазам невыразительный голос. Хотя он все больше молчит и кажется усталым, Сабина замечает, что мужчина, пока она отвечает на вопросы, за ней внимательно наблюдает. Он оставляет смешанное впечатление, но особого интереса не вызывает, почти не участвуя в беседе и будучи сосредоточенным на заполнении протокола.
Второй довольно молодой, хотя и вступил уже в пору, больше близкую к зрелости. Во всем его облике проглядывает какая-то тщательность, даже филигранность: волосы уложены на четкий пробор, стрелки на брюках похожи на заточенное лезвие, лицо, пусть и бледное от недосыпа, гладко выбрито. На Сабину смотрит без всякой приязни, но допрос ведет профессионально, не давая уличить себя в пристрастности. Гаврилов Александр уже два года как в звании капитана. Он ничем не дает понять, что они с Сабиной знакомы, но, конечно же, он ее не забыл – она видит это в легкой неровности линии губ, слышит в почти незаметной шершавости голоса. Девушка помнит его совсем другим, в пусть опрятной, но мешковатой одежде, с открытой улыбкой и добрыми, внимательными глазами. Внимательность в них сохранилась, а вот тепло ушло, и это наблюдение не придает девушке ни уверенности, ни расположения духа. Разве он должен смотреть на нее так?
– Да, – коротко отвечает она на заданный вопрос, в то время как в мыслях лихорадочно ищет решение для непростой ситуации, в которой оказалась.
Если бы она только знала, что это будет именно этот следователь, то стала бы действовать так опрометчиво и портить улики? Девушка досадует на саму себя из-за той поспешности. Что же касается капитана… Кто знает, не решит ли он пойти по простому пути.
– Что было дальше? – продолжает Гаврилов, глаза у него очень светлые по контрасту с темными волосами, и девушке сложно выдержать его прямой взгляд. Она не любит чувствовать страх, но сейчас это именно то, что в ней вызывает мужчина напротив. Раньше рядом с ним ей всегда было спокойно, громкие звуки приглушались, резкие запахи прекращали кружить сознание, а скованность в животе и вовсе исчезала, как будто ее и не было. Теперь, конечно, все по-другому. Возможно, оттого, что другими стали они сами?
– Я отлучилась в комнату отдыха, чтобы поужинать. Меня не было полчаса, а когда пришла, тело уже лежало… было у сестринского пункта.
– Тело? Вы уверены, что потерпевшая была мертва к тому моменту, когда вы вернулись на рабочее место? – Гаврилов наклоняет корпус вперед, совсем незаметно, если не обращать внимания. Сабина обращает. Ей видится в этом движении что-то угрожающее.
– Да, я проверила пульс и дыхание. Но и без того было очевидно, что она мертва.
– Хорошо, – мужчина чуть кривит губы, но быстро возвращает лицу нейтральное выражение. – В какой позе было тело, когда вы его нашли?
– В том же, что и оставалось к вашему приезду. Я ничего не меняла в положении.
– Вы только что сказали, что проверили пульс, – в разговор включается второй следователь. – Как-то еще вы прикасались к потерпевшей?
По телу Сабины проходит холодная волна, притупляя чувствительность рук и ног и завязывая узел в желудке. Девушка заставляет свое дыхание оставаться размеренным, а мышцы лица расслабленными, хотя это дается непросто – под ребрами сжимает от невозможности сделать еще несколько частых вдохов, а в висок стреляет короткой болью. Она представляет, как исказились бы черты Гаврилова, вздумай она сейчас ответить как есть, и весь этот разговор вдруг кажется чем-то несерьезным, постановочным. Ей хочется улыбнуться от нелепости собственного положения, даже засмеяться вслух, принужденно, насилу, выдавливая из себя это неестественное веселье так, чтобы ни капли внутри не осталось.
Однако вместо этого она отвечает так же, как и до того:
– Я плохо запомнила, если честно, была слишком взволнована. Кажется, просто прикоснулась к ее шее, чтобы нащупать пульс, на этом все. Когда я поняла, что Маша мертва, то сразу позвонила заведующему и в отделение.
– Любопытная последовательность, – скупо улыбается Гаврилов и откидывается на спинку кресла, перемещая руки на подлокотники. Теперь он выглядит расслабленным, даже дружелюбным.
– Думаю, мне простительна некоторая растерянность в такой ситуации. Не каждый день находишь свою коллегу убитой.
– В самом деле, – мужчина больше ничего не добавляет, просто смотрит на нее и словно чего-то ожидает. Инициативу вновь перехватывает Лихачев, продолжая допрос вместо молодого коллеги:
– Вы заметили что-то необычное, пока оставались на посту? Или, может, слышали или видели кого-то?
Сабина прикрывает веки. Она уже задавала этот вопрос самой себе, пока оставалась рядом с телом в ожидании приезда полиции. Что-то ускользает от ее внимания, что-то на поверхности, совершенно очевидное. Однако разум, истощенный от недосыпа и всего произошедшего, отказывается давать ответ.
Раздается тихое ритмичное жужжание, и девушка открывает глаза. Гаврилов достает из кармана пиджака телефон и, чуть нахмурившись, всматривается в экран. Он рассеянно постукивает пальцем по металлическому корпусу, в то время как его взгляд с некоторой задумчивостью возвращается к Сабине. После этого мужчина поворачивается к напарнику и говорит:
– Валера, ты там нужен. Кое-что прояснилось, сходи, пожалуйста, проверь. Я сам закончу.
Тот смотрит в ответ без удивления, но происходит короткая заминка, прежде чем он поднимается, из чего Сабина делает вывод, что просьба Гаврилова застала второго следователя врасплох. Ей становится еще более тревожно.
Когда дверь за Лихачевым закрывается, Гаврилов словно забывает, что должен продолжать допрос, откладывает телефон на стол и молча ее рассматривает.
Сабина решает первой нарушить повисшую тишину:
– Давно не виделись.
Ей хочется сказать это отстраненно, словно и не вспоминала о нем все эти года, но получается как-то расстроено.
Мужчина приподнимает брови, но отвечает:
– Хотелось бы не видеться и впредь. Тем более при таких обстоятельствах.
– Забавно, что вы сменили сферу деятельности на работу в Следственном комитете. Никогда бы не подумала.
– Как психолог я явно оказался несостоятелен, – тон Гаврилова скучнеет. – Думаю, мне не стоит уточнять, почему.
– Звучит так, как будто вы ставите это мне в вину, – злость внутри Сабины поднимается пенной волной, ей все труднее сохранять ровный голос.
Мужчина смотрит в ответ серьезно и даже немного печально:
– Это не так.
– Не так, – эхом повторяет девушка, и горечь во рту не дает сглотнуть. Она чувствует, как начинает першить в горле, и тянется за стаканом чая, который ей ранее предложил Лихачев.
Атмосфера в комнате неуловимо меняется.
Воспоминание о собственном имени, старательно выведенном на измученном мертвом теле, вызывает у Сабины тянущее чувство в животе. Ее терзает осознание, что убийство Маши – дело рук не человека, ведомого обыденными страстями, не случайного сумасшедшего, а кого-то более опасного.
Она молчит и выжидающе смотрит на следователя. Он разглядывает ее с какой-то усталостью, словно одно ее присутствие лишает его жизненных сил, и тоже какое-то время сохраняет молчание. Потом, будто сам с собой, начинает рассуждать, оставив в стороне всякие формальности:
– Звонок от тебя поступил в двенадцать сорок пять ночи. Ты утверждаешь, что позвонила практически сразу, как нашла тело. Допустим. Мы с командой были на месте еще через тридцать пять минут, и криминалист сразу приступил к осмотру. Только что мне доложили, что предварительно смерть наступила в период с двенадцати двадцати до двенадцати пятидесяти, – мужчина демонстративно приподнимает телефон и кладет обратно. – И что же получается – ты, по твоей версии, возвращаешься на рабочее место, когда потерпевшая еще могла быть живой или только-только была убита.