– Ты не одна, – потеплело от её голоса.

– Можно я к тебе приеду? – осторожно спросила она. – Мне так плохо…

– Конечно, – очень хотела её видеть сейчас. Так устала я за эти дни от одиночества и сомнений.

– Что купить?

– Ничего не надо. У меня всё есть…

– Может, шампанского? – смеётся.

– У меня вино есть, – невольно улыбаюсь.

Адрес ей говорю, а саму подсознательно потряхивать начинает. Она же никого мне не приведёт сейчас, нет? Там же их не только блюстители закона ищут, если я правильно поняла. Не приведёт же? Страшно до жути…

Но мне просто необходимо сейчас с кем-то поговорить. С кем-то близким, тёплым, родным. Иначе сдохну одна тут в четырёх стенах. Не выдержу.

Силы откуда-то появляются. Начинаю бегать по квартире, порядок наводить. Сумки, наконец, из коридора убираю. Столько времени прошло, а я их так и не разобрала. Не хотела разбирать. Надеялась, что вот-вот он приедет за мной и заберёт меня с собой…

Опять слёзы наворачиваются…

Не хочу плакать. Гоню от себя грустные мысли.

Холодильник забит продуктами. Миша неверное затаривался – улыбаюсь. Тепло от воспоминаний. Я бы даже подлечиться у него сейчас не отказалась. Не капризничала бы, как раньше…

Подготовка занимает руки и немного отвлекает от грустных мыслей. Хожу, даже напеваю себе что-то под нос.

Гриша самый последний себе девушку нашёл. Ездил долго к ней. На свидания приглашал. Как только родители ей разрешили с ним жить, там мы сразу по разным квартирам и разбрелись.

Но о трёшке нашей всегда вспоминали с теплотой и улыбкой. Хорошо мы там жили. Весело.

Помню, Гриша вечером объявил, что он нас всех на ужин приглашает. Будет нас с девушкой своей официально знакомить. Как раз через несколько дней, после того, как Настя приехала, это было.

А утром, я вдруг просыпаюсь и глаз не могу открыть.

Выпуталась из рук Матвея, он естественно сразу проснулся:

– Куда?

– Я быстро, – натянула футболку и вышла…

Промыла глаз под проточной водой. Глаз красный И точка какая-то на нижнем веке.

– Мот, поторопись, – Миша долбит.

Приоткрыла дверь.

– Миш, вот, – показала на глаз.

– Катюш, подожди, руки помою и посмотрю. Болит? – повертел мою голову.

– Нет.

– Вот на ячмень похоже, но ты говоришь, что не болит. Температуры у тебя нет. Собирайся, в больницу поедем.

– Зачем в больницу?

– Надо, Катя, не спорь.

Гриша заявился. Улыбнулся и поддержал меня:

– Катюшка, красавица.

Я хотела в него что-нибудь кинуть, но ничего подходящего под руки не попалось. Да и Матвей зашёл весь недовольный. Скривил ухмылочку типа: «Я там жду, жду, а ты где ходишь вообще?».

– Катю в больницу надо, – разрушил его планы Миша, – ты едешь?

Матвей нехотя пошёл одеваться.

Взрослый, седой, офтальмолог-мужчина, с живыми глазами, посмотрел на нас троих и уточнил:

– Кто на приём?

– Девушка, – хором ответили они.

Я благоразумно промолчала.

Он окинул нас внимательным взглядом:

– А вы, двое из ларца, одинаковы с лица, что здесь делаете?

– Мы с ней, – их ничего не смущало, привыкли.

Врач кашлянул и поднялся со стула:

– Ваша дама сердца совершеннолетняя?

Я покраснела и ответила сама:

– Да.

– Тогда попрошу, всех посторонних покинуть кабинет.

– Мы хотим знать, что с ней. Она же нам потом ничего не расскажет, и лечиться не будет, – не унимался Миша.

– А я ей всё напишу, и лечиться она будет, – посмотрел в направление, – правда, Катерина? – обратился уже ко мне, озорно сверкая глазами из-под очков.

Покраснеть сильнее было уже невозможно.

Сглотнула и поспешно кивнула головой.

– Вот видите, молодые люди, девушка ваша будет лечиться, – откровенно глумился доктор, делая ударение на «ваша».

Парни нехотя вышли.

Пока ходила сдавать анализы, из всех кабинетов выглядывали сотрудники, чтобы посмотреть, как два одинаковых парня девушку лечиться привели от неизвестной болезни.

Зареклась ходить с ними по больницам. Всю больницу на уши поставили из-за моего заплывшего глаза

Через несколько дней всё прошло самой собой, без следов и последствий. Я даже подлечиться не успела.

Всё ждала, что они скажут мне что-нибудь про мой возраст. Но они ничего не сказали. Ничего их не смутило…

Миша долго изучал мои анализы. Звонил даже кому-то. Не найдя в них ничего плохого выдал:

– Катенька, тебя никто не обижал?

Матвей фыркнул и увёл меня от него подальше, как делал это всегда в таких ситуациях.

Я рассмеялась и пошла за Матвеем – одеваться на праздничный ужин. А то Гриша уже нервничал и недовольно ворчал.

Это было в день нашего знакомства с Полиной.

Телефон звонит…

Так быстро?

– Как ты? – почему-то шёпотом спрашивает она после того, как я её втащила внутрь.

Я ничего не ответила. Окинула взглядом площадку и не увидев там никого подозрительного, быстро захлопнула дверь, закрыв её на все замки. До последнего были сомнения, что это не подвох.

– Руки мыть там, – показала ей направление.

Она кивает и идёт в ванную, сунув мне в руки пакет, чуть сутулясь и шаркая длинными ногами, как многие молодые длинные девицы.

Полина не жила с нами в трёшке. Вела себя всегда немного отстранённо. Как правило, тихо и скромно сидела в уголочке и всем улыбалась. Да и Гриша, почему-то не всегда её брал с собой. Над ним из-за этого парни подшучивали постоянно. Называли его домашним тираном и деспотом…

Мы с ней сблизились, когда к парням родители приезжали. Оставляли их пообщаться друг с другом. Не хотели им мешать. Так и подружились…

К превеликому удивлению она оказалась довольно интересным собеседником и очень милой девушкой. Мы часто с ней созванивались, списывались. Встречались даже иногда где-нибудь днём, когда время было.

Она без ума была от Гриши…

– Слушай, я знаю, что ты не любишь шампанское, – затараторила, устраиваясь в кресле, подгибая под себя свои длинные ноги, – но это хорошее. Мы его ещё с Гришей покупали. Хотели нашу годовщину отметить. Не могла я к тебе с пустыми руками заявиться. Возьми. Годовщина наша всё равно уже прошла. Чаем я её отметила. Одна, – грустно усмехается.

– Вина? – спрашиваю, а сама уже разливаю.

Надо напряжение снять…

Она быстро кивает и продолжает тараторить:

– Так всё неожиданно. Ты знаешь что-нибудь?

– Нет, – дотрагиваюсь до её бокала своим и делаю большой глоток.

– Он меня, понимаешь, ещё и к родителям опять отвёз. Сказал, что так лучше будет. Я отвыкла с родителями жить. Мама тиранит каждый день, спрашивает меня, что случилось… А я не знаю что ей сказать. – залпом опустошает бокал и со стуком ставит его на стол.

– У тебя же там какие-то сложности с родителями были? – пытаюсь поддержать разговор.

Вино немного туманит рассудок. В теле появляется приятная лёгкость. Но тяжёлые мысли никуда не делись, забились только в укромные уголочки. Времени своего ждут…

– Да… – она расслабилась после бокала вина и откинулась на спинку кресла, – Меня не хотели сначала отпускать. Типа погуляйте немного, а потом видно будет. У меня же инцидент был в школе, на выпускном, – замолчала. – Меня изнасиловал парень мой тогдашний. Перепил, и, – разводит руки по сторонам, – озверел просто.

Я ошарашено смотрю на неё, готовая её поддержать, но она спокойно продолжает, глотнув ещё немного вина:

– Тогда разборка была длинная. Мои родители всех на уши поставили. Настояли, чтобы я на него заявление написала. Но потом сами с его родителями и договорились. Я даже точно и не знаю, чем дело там закончилось. Меня, правда, после того случая, больше никуда одну не выпускали. Только учёба и сразу домой. Я и с Гришей-то случайно познакомилась. Днём, около магазина. Он же меня всегда у родителей отпрашивал и потом домой отвозил. Сдавал с рук на руки, – улыбается.

– Я помню, – киваю, – долго он у нас мотался за тобой.