Кого она мучить собралась? Свидание вроде как у меня.

На мою защиту, как ни странно, встала баба-Вера, оказавшаяся действительно премилейшей бабушкой. Она серьёзно заявила, что достойными кавалерами разбрасываться в наше нелёгкое время нельзя. И предложила мне его в гости пригласить, пока тут Маринка неторопливо марафет наводит.

Я от волнения, выдала странный экспромт, сказав, что он стесняется, потому как ростом не вышел.

Блин…

Бабулю эта информация расстроила и растрогала одновременно. Она начала нарезать круги вокруг нас и причитать:

– Как же это так парню с ростом-то не повезло. Ну, ничего, может он человек хороший. Вон ведь, даже машина у него есть.

В суматохе я не заметила, как она вытащила из заначки свои любимые духи: «Красная Москва» и со словами:

– «Красная Москва» – самый устойчивый аромат, – начала щедро меня ими поливать.

С воплями:

– У меня аллергия на духи, – я в последний момент успела отскочить, и волосы мои были задеты по касательной.

Но от любимого платья пришлось отказаться и идти, в очередной раз в душ, чтобы попытаться смыть с себя, без сомнения, самый стойкий аромат в мире.

Тут бабуля была права.

Маринка ходила и издевательски ржала надо мной.

Бабуля бегала вокруг и пыталась напоить меня то ли супрастином, то ли каким-то неизвестным мне зельем от аллергии.

Про Матвея все забыли.

Стало вдруг не до него.

С горем пополам, где-то через час, благоухая остатками «Красной Москвы», мы, наконец выползли из дома и с разбегу уселись на заднее сиденье его шестёрки, надеясь, что он не догадается сейчас из неё выйти и ножки свои размять. А то наша бабушка стоит на балконе и радостно машет нам ручкой, благословляя нас на свидание.

А он же ростом не вышел. Вот кто меня дёргал за язык?

– Где все? – уточнила я вместо здрасьте, ещё не отойдя от весёлых сборов.

Я тут с Маринкой на свидание припёрлась, а он один приехал. Разочарование просто.

– А ты кого-то другого ждала? – рассмеялся он, своим беззаботным смехом, принюхиваясь к моему офигенному парфюму.

Наглец…

И вместо остроумного ответа, я начинаю мямлить ему в ответ, полную хрень:

– Ну… я думала, вы все вместе приедете. Ты же вчера сказал, что у вас одна машина и вы всегда…

– Они нас ждут, мы сейчас встретимся, – невежливо перебил он меня на полуслове, – Катюш, – развернулся ко мне всем корпусом и жалобно-жалобно посмотрел, пытая меня своими нереальными глазами, – а ты можешь рядом со мной, на переднее сиденье, сесть?

– Не хочешь чувствовать себя таксистом? – выдала я первое, что пришло в голову, помня про «Красную Москву».

– Нет, не поэтому, – он очаровательно улыбнулся, – хочу, чтобы ты рядом со мной сидела. Мне будет приятно. – И добавил:

– Ну, пожалуйста.

Я растерялась от такого приглашения. Глянула краем глаза на Маринку – она сидела, как воды в рот набрамши и помогать мне совсем не планировала.

Ну и ладно, сама справлюсь…

Полметра больше, полметра меньше, меня уже не спасут от позора. Небольшой салон «шестёрки» наполнился терпким, цветочным ароматом наших бабушек – мгновенно.

Я молча пересела и открыла окно…

– Куда едем? – уточнила.

– В ресторан, – спокойно ответил он. Завёл свой концепт-кар и вытащил из кармана, совершенно очаровательный, маленький, кнопочный телефон, – вы, надеюсь, голодные? Вот я очень!

Чёрт! У бабушки Веры телефон круче будет.

Куда он нас привезёт с таким арсеналом?

Маринка скривила губки в язвительной усмешке. Расфуфыренная вся. Готовилась же к свиданию, в отличие от меня.

А я расслабилась – пофиг.

Хоть повеселимся.

И уставилась в окно, наслаждаясь негромким, расслабляющим блюзом, улавливая иногда, чуть пробивающийся сквозь термоядерную «Красную Москву», аромат свежести.

Его аромат…

– С днюхой тебя, старик! – встретил нас за столом, одного из самых дорогих ресторанов города, его брат и друг, – ей-богу, в такие дни очень рад, что не прибил тебя в детстве.

Я застыла ледяным столбиком, от неожиданности…

Матвей аккуратно вставил в мою руку бокал с шампанским и наклонился:

– Катюш, спасибо тебе, что согласилась разделить со мной этот праздник. Я очень рад нашему знакомству. – И поцеловал меня… в висок.

Легко так, непринуждённо, поверхностно, но приятно невозможно…

Тишина оглушающая вокруг. Даже сердце замерло на мгновение…

Смотрит мне в глаза…

Затягивает на дно своего океана.

Не хочу я туда, но глаз оторвать от него не могу…

И этот его аромат…

– Пиши, – кладёт передо мной листок бумаги и ручку, а сам продолжает возбуждённо ходить по кабинету.

Полдня мы ездили по квартирам, где когда-либо жили. Я знала, что там никого нет, но послушно звонила в двери.

Мне было всё равно…

Я слабо понимала, что происходит…

И не верила в то, что мой Матвей, который и матом-то никогда не ругался, мог сделать что-то плохое. Он не мог. Он даже голос никогда не повышал.

– Пиши, – орёт он на меня и я вздрагиваю…

– Что писать? – не понимаю его.

Хватает мой паспорт и начинает диктовать:

– Я, Бельская Катерина Олеговна, – нависает надо мной, – что ты там делала у них, кроме того, что сосала?

Что он говорит?

Руки начинают дрожать, и я убираю их со стола, чтобы он не заметил. Но он замечает…

– Боишься? – довольно ухмыляется. – И правильно делаешь. Пойдёшь, как соучастница. Я же всё равно их выловлю. Это дело времени. Сопляки. Как только смелости хватило на такое. Ты вообще знаешь, кого они киданули? Вундеркинды грёбаные. Если я их не найду, их другие найдут. И в их интересах сейчас, чтобы нашёл их я, потому что другие церемониться с ними не будут. Так что помоги своим любовникам, – пиши.

Послушно пишу и разворачиваю листок бумаги в его сторону, где написала свои инициалы, как он и просил.

Он смотрит на листок и глаза его наливаются яростью:

– Ты чего, блядь, дурой прикидываешься? Я же тебе сказал, что для них лучше, чтобы нашёл их я. Хотя бы в живых останутся. Где они? – чётко проговаривает каждую букву, мне на ухо.

Я не реагирую…

Я просто не знаю, что мне делать. И до конца не верю, что всё, о чём он тут орёт – правда.

И я не знаю где они. Пусть хоть оборётся сейчас.

Он опять втыкается в фотографию и ухмыляется:

– Знаешь, что с такими красавчиками на зоне делают?

Вспоминаю Матвея и с трудом сдерживаю дрожь.

Вместе с его образом, в мозг неожиданно прорывается неприятный женский голос и её слова: – обломись, обломись, обломись…

И я начинаю биться в истерике, громко подвывая:

– Он меня бросил. Бросил несколько месяцев назад. Нашёл другую, – слёзы потоком хлынули из моих глаз.

Нервно копаюсь в сумке, громко шмыгая носом, в поисках салфетки – не нахожу.

Вываливаю содержимое прямо ему на стол.

Он останавливается в нерешительности.

Суёт мне в руки стакан с водой:

– Пей, – и вытаскивает из кучи, которую я у него организовала, салфетки.

Протягивает их мне и садится.

– Когда?

– Что когда? – громко высмаркиваюсь и начинаю ещё и икать…

– Бросил когда он тебя?

Судорожно вспоминаю, когда Матвей мне последний раз менял телефон – около двух месяцев назад. Если бы Миша тогда не отправил свою Настеньку домой, я бы не придала этому значения. Матвей часто менял мне телефоны. Я перестала обращать на это внимание. Но тогда я немного насторожилась. Тем более, что они стали закрываться допоздна и что-то обсуждать.

Боже! Неужели всё, что он говорит – правда?

– Не помню точно, – отрешённо отвечаю я, всё ещё всхлипывая. – Около двух месяцев назад примерно.

Он как будто выдохся. Сидит в кресле и смотрит в окно.

– Кофе будешь? – неожиданно спокойно и чуть устало спрашивает, опять развернувшись ко мне.

Киваю на его вопрос.