– Да, это верно. Знаешь, это мысли занимают меня в последнее время. Я подключил программистов, думаю, что можно создать для доноров и пациентов программу, как бы встречи с их радостными моментами жизни, что ли.

– Интересно!

– Да, эмоции – это ключ. Пока не знаю как это будет происходить. Думаю. Ладно, иди спать, друг. Режим есть режим. Я еще немного посижу здесь и тоже отправлюсь.

– Смотри не засни в кресле, старик! Спокойной ночи.

– Будь здоров.

Инкубатор, действительно, был раем. Гриф его сделал таким. Он собрал наилучшую библиотеку, какую только можно себе представить. Доноры валялись здесь в гамаке хоть целый день. На этаже ниже был японский сад и можно было часами грести белый сыпучий песок. Искусственный водопад, с голубой водой, зеленые листы пальм, искусственные, конечно. Слушать музыку, танцевать, учить языки. Все это существовало только для них, героев, отдающих свои органы на благо и на будущее всего человечества. Так писали на всех плакатах. Почка рабочего спасает только одного рабочего, а почка, отданная медику или ученому, может спасти весь мир.

Конец августа, на улице по утрам 0, ночью -5. В

Инкубаторе + 29

Говорили, что третья мировая война будет длиться пятнадцать минут. Дураки. Они ошибались. Все ждали взрывов ракет, но бомба взорвалась изнутри, в виде маленькой ядовитой частички, клетки, которая поражала все вокруг, включая растения, животных и человека.

На бывшем космодроме в Свободном укрылись мы ученые, лаборанты, сотрудники центра. Укрылись, чтобы выжить и не заразиться. Каждый день мы выходим на связь, чтобы найти еще кого-то из выживших и оценить их по степени эффективности для нас.

Сегодня опять был приступ удушья на работе. Хорошо, что никто не заметил. У нас работают сильнейшие аппараты очистки воды, воздуха. Форточки открывать нельзя. Из-за недостатка кислорода у многих кружится голова. Но это легко поправимо, если успокоить дыхание и прекратить думать, что тебе не хватает кислорода. Лучший способ не задохнуться, говорит Гриф, это не задыхаться

Сегодня на планерке утром в холле, Гриф сказал, что у нас свободная страна и поэтому мы позволяем каждому иметь то, что он хочет. Те, кто уважает закон, пусть живут по закону среди своих. Те ,кто не уважает закон пусть тоже живут среди своих. Мы настолько свободные, что не мешаем друг другу, а только коммуницируем для обоюдной пользы. Все преступники были отправлены на остров, через реку от города по мосту, раньше он назывался остров Спорный. Сегодня обнаружили еще двоих, кто подворовывал с продуктовой базы в городе, их депортировали туда.

Остров Спорный – вот это настоящий ад.

Кстати, эти зэки перегрызли все провода и разбили камеры. Теперь мы не видим, что там творится внутри. Связь с ними только через КПП на острове, через громкую связь. Передача седативного туда будет продолжена, сказал Гриф. Это наша безопасность, а для них – кайф. Пусть колются.

От вируса умер еще один человек, за периметром города. В

Инкубаторе и городе заболевших нет.

На поверхности -5, осадки, 1 сентября, день знаний.

В

Инкубаторе +32, душно.

Инкубатор – единственная зона безопасности. Здесь тепло, стерильно. Десяток людей трут полы и стены с утра до вечера, и только это и есть их работа. Конечно, мало кислорода, но главным медикам и пациентам прописывают кислородные процедуры, они в лучшем положении.

Чтобы выбраться в город нужно было достать специальный пропуск, спуститься на лифте двенадцать этажей. Надеть скафандр, утеплиться, пройти проверку документов и обыск. Наконец, ты снаружи.

Воздух здесь пахнет… ветром и влажностью, холод пробирает до костей. Дышать им даже через многочисленные фильтры доставляет невероятное наслаждение. Только кончилось лето, но уже срывается снег.

Горожане все работают. Несмотря на многочисленные рекомендации от врачей центра, ходят со спущенными на подбородок масками. Все так привыкли к смерти, не сегодня, так завтра. Люди даже не верят, что им может что-то помочь. На вакцинацию выстраиваются больше по привычке.

Рассуждала про себя Ольга Юрьевна Карпова. Она выходила в город из

Инкубатора довольно часто. Брала пробы окружающей среды, забирала анализы городских жителей, проходивших постоянные тесты. Власти города строго следили за заболевшими и всегда были готовы выставить их за ворота.

В последнее время эти рабочие вылазки делать становилось все труднее. Она задыхалась, поэтому подолгу сидела на корточках у земли, будто бы выбирая место исследования. Кружилась голова и сильные боли не давали ей двинуться. У нее был рак. Дочь взяла ее анализы и проверила их в

Инкубаторе, диагноз подтвердился. Теперь они ждали разоблачения со дня на день, понимая, что каждый день, прожитый в инкубаторе, в хороших условиях, это победа. В городе она недолго протянет, а скорее всего ее сразу же выставят за ворота, на вольные хлеба.

Закончив работу, переодевшись и сняв «грязное», после улицы нужно было отправиться в душ и она с наслаждением подставила себя воде. Душ был общий на несколько боксов, она услышала как открывается соседний кран. Соседка. Она улыбнулась Ольге Юрьевне.

– Оля, – громко сказала ей женщина, чтобы перекричать воду. – Ты знаешь, я заметила, ты совсем редко стала выходить из своего бокса. Совсем не смотришь телевидение в холле.

Оля посмотрела на соседку и тоже улыбнулась.

– Сейчас очень много работы, Зина. Поручили новый проект, скоро буду отчитаться перед департаментом. А ты как-то взволнованно выглядишь. Не заболела?

– Не-е-ет! – испуганно закрутила головой соседка. – Что ты! Что ты!

В боксе она аккуратно повесила одежду на вешалку и забралась в постель. Она ждала дочь, которая возможно достанет для нее обезболивающее. Надо было выкинуть все мысли из головы. Сна не было. Боль и тревога сжирали изнутри. Наконец, открылась дверь бокса.

– Ну что, Лена? – с надеждой она спросила у дочери.

– Ничего, мам. Прости, – отвернулась дочка.

Доставать обезболивающие лекарства для матери в инкубаторе становилось все опаснее. Карпова работала там физиотерапевтом и это было тепленькое местечко.

Последняя ревизия вдруг установила недостачу сильных обезболивающих. А если оставить мать без обезболивающих, ее мигом выселят на поверхность, так как скрывать боли скоро станет невозможным. Но как ей помочь? Она должна была что-то придумать, что-нибудь… Но что?

Был, конечно, еще остров. О котором ходили странные слухи. И про людоедство, и про вольные бои, которые устраивали заключенные друг с другом для развлечения.

Остров находился через Зею от большой земли, был окружен колючей проволкой. Это тоже придумал Гриф.

Сентябрь, за окном -3, в Инкубаторе + 28

– Я не понял, ты уходишь? – ошарашенно спросил у него Петров в палате, когда они отдыхали после обеда.

– К чертям. Найду место где-то у реки, найду оружие, буду жить сам по себе.

– Ты идио-о-о-от, – протянул Петров. – В тайге? Ты хоть раз был в походе? Тебе не выжить.

Петров с усмешкой и удивлением смотрел на Старкова, бывшего учителя физики.

– Я так решил, – ответил он. – Осознанно. Ну извини, что не поставил тебя в известность. Мне в сущности наплевать, что ты об этом думаешь. Понял?

– И все? – удивился Петров.

– И все! – отвернулся от него Старков, и накрывшись одеялом, прикрыл глаза.

Петров встал с кровати и решил немного пройтись в коридоре. Старков сорвал ему послеобеденный сон. В голове крутились слова из японского стишка, который однажды читал ему Старков. «Ашбики но. Ямодори но о но». Что там дальше? Не помнил.