– Лили, какого дьявола ты так привязана к Франции? Из-за семьи? Я не уверен, что ты так уж много думаешь о своей семье. Одежда? У тебя больше нарядов, чем у королевы.

– Искусство, – сказала она мягко.

– Искусство, – повторил он. – Хорошо.

– Я только туда и обратно, обещаю, – она встала и подошла к кровати. Ее босые ноги утопали в шелковистом ворсе старинного ковра. Когда она наклонилась, чтобы поцеловать его, бретелька комбинации соскользнула у нее с плеча. Он обнял ее за шею, скрестив большие пальцы у нее под подбородком.

– Если у тебя парень в Париже, – прошептал он, – я сломаю эту красивую шейку.

Она поцеловала его еще раз. Он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Лучше не уезжай надолго, – сказал он хрипло.

Струи дождя стекали по стеклянным дверям, ведущим на веранду. Марси встала и бросила на пол «Нью-Йорк таймс бук ревью». Она посмотрела на Мэта.

– Ну, как твой кроссворд?

– Нормально, – улыбнулся он. – Совсем легкий.

– Хочешь выпить? – спросила она, направляясь на кухню.

– Нет, спасибо, – он взглянул на часы. Два часа.

– Они напечатали рецензию на «Пастораль», – крикнула она из кухни.

– Да? Ну и как, им понравилось? – спросил он.

– Разнесли все в пух и прах! – она бросила в бокал несколько кубиков льда. – Не оставили камня на камне.

– О Господи, Марси, правда? Очень жаль, – он встал, когда она вошла в комнату. Она показала на газету на полу.

– Почитай и поплачь.

Он наклонился и поднял газету.

– Ты в порядке?

Марси сделала большой глоток виски и плюхнулась в кресло. – Конечно, – сказала она. – Что они понимают, в конце концов? Если бы они хоть что-нибудь понимали, то писали бы книги, а не рецензии, правда?

Мэт взглянул на рецензию, заметив, что она была написана известным критиком. – Всех не победишь, я полагаю.

– Ты видел, что они написали, что «обещания «Сеньорины» остались невыполненными… талант растрачен»? – она хрипло рассмеялась. – Даю слово, что этот парень просто умирает от зависти к той цене, по которой разошлась моя книга. Как только продашь киностудии права на книгу, «литераторы» сразу обвинят тебя в том, что ты занимаешься коммерцией. – Она усмехнулась и быстро осушила свой бокал. Мэт сел рядом с ней на ручку кресла и обнял ее за плечи. Марси посмотрела на него и протянула ему свой пустой бокал.

– Налей мне еще, а, Мэт? Только не разводи сильно! – она улыбнулась. – Не беспокойся, я в порядке. Конечно, я бы предпочла восторженную рецензию, но «Пастораль» уже стала бестселлером, так что черт с ними. Правильно?

– Правильно, – сказал он и встал, чтобы наполнить бокал. Марси накинула на плечи свитер и посмотрела на мокрую от дождя веранду, за которой не видно было бухты.

– Я очень рада, что на следующей неделе поеду на побережье. Мне нужно хоть немного солнца. Этот дождь просто нескончаем.

– Да, месяц был отвратительный, – согласился Мэт, подавая ей виски.

– Поехали со мной, Мэт. Ты все равно не можешь работать в такую погоду, разве нет?

– Я бы хотел немного солнца, – признался он, – но у меня на следующей неделе назначена встреча с земельной комиссией. Кроме того, тебе придется все время проводить с агентами и продюсерами.

– Ну и что? Ты сможешь играть в мяч и строить глазки молодым киноактрисам, пока меня не будет в отеле.

– По-моему, ты вполне уверена в себе, – он рассмеялся.

– Боже! – она швырнула бокал на стол. – Видит Бог, на несколько секунд я почувствовала себя уверенной. Если эта паршивая рецензия не добила меня, то это сделает мой муж.

– Марси, я просто пошутил. Мы же дурачились. Прости меня, я не хотел тебя обидеть.

– Не будем, – мрачно сказала она и прошла в спальню. Мэт услышал, как она там заплакала. Он покачал головой и вошел к ней.

– Слушай, Марси, что происходит? Ты же знаешь, я не имел в виду ничего…

– Этот мерзавец прав, – всхлипнула она. – Книга никуда не годится. Я это знаю. Он это знает. Теперь весь мир об этом узнает.

– Ах, Марси, у всех когда-нибудь бывают плохие рецензии, – сказал он.

– Да что ты вообще знаешь о рецензиях? – огрызнулась она. – Черт, мне не следовало выходить замуж… Я знала, что не смогу одновременно… писать и…

– Ты хочешь, чтобы мы опять это обсуждали? – спросил Мэт.

– Я говорю о том, что творческая энергия уходит не туда… Что эта энергия тратится на любовь, а не на творчество…

– Подожди, – недоверчиво сказал он. – Ты имеешь в виду, что от нашего брака страдает твое творчество?

– Ох, не будем. Ты не поймешь, – сказала она, встала и прошла на кухню. Он следовал за ней неотступно. Когда она потянулась к коробочке со льдом, Мэт схватил ее за руку и прижал к кафельной стойке.

– Марси, выслушай меня и выслушай хорошо, – голос Мэта был приглушенным и ровным, – это не наш брак мешает твоему творчеству. Если у тебя проблемы с творчеством, то причина тому – выпивка…

– Ты, сукин сын, – прошипела она, пытаясь освободиться. – Какого черта…

– И когда ты об этом подумаешь, – продолжал он, все еще прижимая ее к стойке, – может быть ты увидишь, наконец, до чего довело твое пьянство нашу семейную жизнь. Я люблю тебя, и я думаю, что тебе плохо, и это будет посерьезнее, чем одна паршивая рецензия или одна паршивая книга. А если тебе плохо, то нам вместе тоже плохо. Подумай об этом.

Он отпустил ее руки, прошел через гостиную и, вытащив из шкафа плащ, вышел под дождь.

– Она ждет вас в гостиной, – мягко сказала Анна Девинни и указала на закрытую дубовую дверь. – Вы в порядке?

– Я думаю, что да, – сказала Кэлли.

– Я скажу, чтобы вас не беспокоили, – сказала Анна и вернулась в кабинет, оставив Кэлли одну в слабо освещенном коридоре. Кэлли глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Она распрямила плечи и открыла дверь. Маленькая светловолосая женщина, стоявшая у окна, обернулась.

– Кэлли? – спросила она тихим дрожащим голосом и нервно откинула со лба прядь седеющих волос.

– Да, – сказала Кэлли.

– Проходи, садись, – Дорин указала на старое кресло, протертое на подлокотниках. Кэлли послушно села, и Дорин придвинула к креслу стул.

– Ох, – сказала она, садясь напротив Кэлли, – трудно, правда?

– Да, – сказала Кэлли, изучая лицо этой незнакомой женщины, пытаясь среди морщин, линий и трещинок разглядеть знакомые черты. Голубые глаза. Она помнила голубые.

– Ты помнишь меня, Кэлли? – спросила Дорин.

– Совсем чуть-чуть, Я помню, какие хорошие… – Голос подвел ее и задрожал. – Это было давно. Я не могу сказать, что я тебя помню.

– Это можно понять, – сказала Дорин. – Хочешь кофе?

– Что? О, да, спасибо.

Дорин подошла к окну и налила из кофейника две чашки кофе. – С чем ты пьешь?

– Чуть-чуть молока, – сказала Кэлли. Она смотрела на белые в синюю полосну брюки Дорин, которые свободно болтались на ее худой фигуре, и белый пуловер. На шее у нее была нитка искусственного жемчуга.

Кэлли взяла чашку кофе.

– Спасибо, – сказала она, улыбнувшись.

– У тебя на следующей неделе день рождения, – сказала Дорин.

– Да, – сказала Кэлли, внезапно вздрогнув.

Она поставила чашку на широкую ручку кресла.

– Я всегда посылала тебе подарки ко дню рождения. Ты помнишь? – голос Дорин слегка дрожал.

– Да, – сказала Кэлли. – Я помню, что они перестали приходить, когда мне исполнилось четыре… Послушай… Я даже не знаю, как мне называть тебя… Я буду звать тебя Дорин, ладно?

– Да, очень хорошо, – сказала Дорин, готовясь к тому, что за этим последует.

– Слушай, Дорин, давай проясним сразу некоторые вопросы. Раз уж речь обо мне, то моя мать – Элен. Джек – мой отец. Они меня вырастили. Они мои родители.

– Я понимаю.

– Я не искала тебя. Наша встреча совершенно случайна, и я даже не знаю до сих пор, как я к этому отношусь.

– Это можно понять, – сказала Дорин.

– Я тосковала по тебе очень долго, и в конце концов я прошла через это, и теперь ты здесь, и я не думаю… что у тебя есть право… – Слезы навернулись у нее на глаза. – Черт, – сказала она, доставая из сумки платок.