– Слышь земляк, передай Лихому, что я шестерить на него не собираюсь. Пусть не надеется. Скоро по моему условному сигналу за мной придут! И пусть он тогда не дёргается, иначе всей вашей малине хана!
– Чего ты, чего ты там подашь?! – закипятился Горбушка, – завали хлебало, ты на пол-то циркнуть не можешь! Лежишь распятый, как Иисус на кресте! Чего ты гонишь-то? Чего гонишь, сявка?!
– Вот не скажешь, и за базар ответишь! За всё Лихому ответишь. Что из-за тебя, лоха, кровь твоих корешей понапрасну пролилась, тоже ответишь, – невозмутимо и почти что по слогам произнёс Француз.
Горбушка суетливо сгрёб в охапку свой ящик, забыв забрать у пленников посуду, и побежал к Лихому…
Вирус тут же, как только затих в коридоре топот ног его мучителя, взялся лихорадочно затачивать черенок оставленной бандитом стальной ложки обо всё, до чего только дотягивались его руки.
– Чего ты там суетишься? – обратился к учёному сталкер.
– Надо подстраховаться. Бандиты мне рассказывали, что на зонах они так заточки делают. Хоть какое-то оружие, – пояснил Вирус.
– А-а-а, теперь понял. Давай, давай, – согласился Француз. – Я-то не смогу. Руки за головой прикованы.
***
Спал Француз в эту ночь беспокойно. Ему снились кошмары, драки с бандитами, полчища снорков, контролёр с жутким чёрным взглядом и всякая подобная же зоновская муть. Рядом всхлипывал и стонал во сне Вирус. После ужина его куда-то уводили и по возвращении вновь приковали, избитого, с многочисленными следами на лице от «бандитского разговора». При этом Горбушка, приковав пленника, с садистским наслаждением пару раз пнул его в бок. Тот охнул, выстрелив изо рта кровавой слюной, а Француз взорвался:
– Ах ты-ы, с-с-су-ка уголовная, мразь. Отвали от него, ублюдок!
– Чего-о-о? – опешил «ублюдок» от такой смелости пленного. – Вот, на тебе! На!.. – И точно так же, как Вируса, пнул острым твёрдым коленом и Француза прямо в больной бок, где были сломаны рёбра. Да так сильно, что у сталкера от боли аж в глазах потемнело.
– Ладно, мразь, тебе не жить. Первым тебя грохну! – прошипел садисту Француз, еле сдержав крик боли.
– Сам первый завтра сдохнешь! – плюнул в него Горбушка, потушил свет в их комнате и испарился, заперев замок.
В тот момент сталкеру подумалось, что, если так дело дальше пойдёт, долго они с соседом, как тот и говорил, точно не протянут. Всё к тому шло… И если он хочет спасти своих друзей и уйти вместе с этим научником, то ждать удобного момента времени уже почти не осталось…
***
Француз проснулся от того, что в здании у бандитов слышалась какая-то шумная возня… Он назвал бы её «предпраздничной». Похожая суета случалась у них в войсковой части перед приездом большого начальства. Зашёл Горбушка и злорадно объявил сталкеру:
– Авторитетные коня заварили. Целое ведро! Празднуют. Правиловка тебя ждёт. Так что поздняк суетиться, фраер.
Затем стреножил его, замкнул за спиной руки и подтолкнул навстречу подошедшему конвоиру кавказской наружности.
– Пош-ш-шёл! – толкнул тот Француза прикладом между лопаток, – сейчас перед Аллахом ответ держать будешь! – И презрительно хихикнул при этом.
Француз, конечно же, понятия не имел, что «конь» – это воровское праздничное варево, состоящее из чифира, кофе и сгущёнки. Но сам факт праздника у бандитов означал, что он по поводу жертвоприношения. И жертва эта – как минимум, сам Француз… Поэтому, не обращая внимания на тычки конвоира, он с какой-то фатальной надеждой запоминал свой, скорее всего последний, путь на улицу. Там, где он вчера поворачивал направо, к Лихому, конвоир толкнул его налево, потом снова налево, затем появились три ступеньки вниз, перед двустворчатыми тяжёлыми дверями, обитыми железом, и яркий свет ударил ему в глаза. Француз поначалу зажмурился, а потом, чуть попривыкнув, огляделся…
Небо было самых светлых тонов, чувствовалось за облаками яркое солнце, которое, казалось, хотело приободрить идущего на казнь… Напротив пленника, во дворе, в двадцати метрах «подковой» гудело в ожидании зрелища с десятка три бандюков. Одеты кто во что горазд. На одних – спортивные костюмы, кроссовки и кожаные куртки. На других – длиннополые плащи. Вооружены также вразнобой… Среди бандитов были не только славяне. Француз разглядел в толпе нескольких арабов либо кавказцев и даже одного негра с расписанной белой и синей татуировкой рожей. Был ещё один, луноликий, похожий на казаха, приземистый, ноги колесом, как и у бункерного друга Корейца…
Справа от крыльца, в летнем шезлонге, нога на ногу, вальяжно развалился Лихой. Позади него переминались с ноги на ногу Шрэк, Варяг и ещё один, смуглый и вертлявый, бандит арабской наружности. Этот третий был обнажён по пояс, а за его спиной, на ремнях, в коротких ножнах, торчали два кривых клинка. Напротив Лихого и его свиты понуро топтались два исхудавших пленника в потрёпанной униформе с такими же, как у Француза, американскими «браслетами» на ногах. Тот с жалостью в душе рассмотрел их, а это, как он сразу понял, были военсталы. Сильно избитые, с заплывшими от побоев лицами. Казалось, набегавший ветер шевелил не только их волосы, но и измождённые тела. Один из них был совсем ещё мальчишка со светлыми льняными волосами, а второй, смуглый, похожий на цыгана, неотрывно глядел на Лихого, всё время сглатывая слюну и облизывая пересохшие губы.
***
Лихой поднял руку, и наступила мёртвая тишина:
– Сегодня у нас тут «гости»! Они не раз имели борзость поднимать руку на наших корешей, да ещё катили бочку на наши законы! Вот сегодня пусть за дела свои ответят. У нас всё будет по-честному, по-пацански, ножи против ножей! За нас Акбар стоять будет, он это умеет…
Толпа одобрительно загудела, и вертлявый, что стоял за спиной Лихого, двинулся вслед за пленниками в центр двора. Проходя мимо Француза, он на секунду задержался и с жутким акцентом прошипел:
– Готовься к встрече с Аллахом, кафир!
Затем ткнул ногтем большого пальца в свою наколку на груди, на которой были изображены две перекрещённые сабли с арабской вязью, и добавил:
– Вы, кристиане, уничтожили Ливию, Египет, Сирию и мой Иран! Видишь, что у меня тут написано? «Мечь Аллаха» – тут написано! И сегодня я вас уничтожу, а потом других неверных тоже. И, придёт время, мы со своими единоверцами заберём всю силу Зоны и сметём с земли весь ваш кристианский мир к шайтанам…
После этого он кошачьей звериной поступью двинулся с гордо поднятой головой к своим соперникам, что понуро ожидали его в центре «подковы». По знаку Лихого им бросили из толпы под ноги два убогих ржавых ножа. Опять же по знаку Лихого противники разошлись и заняли боевые стойки.
Было заметно, что от волнения у военсталов тряслись руки…
Выждав недолгую паузу, которая накалила атмосферу ожидания до предела, Лихой не спеша, по-императорски, махнул рукой к началу поединка. Гладиаторы кинулись друг к другу. Несколько раз, очерчивая в воздухе красивые дуги, сверкнули молниями клинки в руках иранца… И всё было кончено… Картина перед сталкером предстала ужасная. Мальчишка с белым лицом и посиневшими губами завалился навзничь, на пыльную истоптанную землю, прижимая окровавленными руками выпущенные кишки к животу и мелко-мелко дрожа ногами… А его смуглый товарищ, рухнув на колени, так и замер, запрокинув лицо в небо… Его отсечённая голова держалась лишь на одном позвонке, и тёмная кровь фонтанировала толчками из перерезанных сосудов, орошая землю вокруг… Акбар, довольно ухмыляясь, оставил свою боевую стойку и толкнул несчастного ногой, и тот, как и его товарищ, упал, завалившись на бок. Толпа, глядя на эти мерзкие сцены, лишь неистово визжала от восторга, потрясая оружием.
– Следующего! Очкарика давай! – огласил округу чей-то кровожадный крик.
Лихой полуобернулся к Французу и, как и его несчастным предшественникам, указал в центр. Ноги очередного «гладиатора» от ожидания неминуемой беды стали непослушными, как протезы, тело невесомым, и он, словно во сне, поковылял к центру, внимательно глядя по пути, как арабы отрезали убитым головы и с криками «Алла, уакбар!» выставляли их в сторонке от зрителей. На плацу ему, как и военсталам, кинули под ноги кусок мехпилы с узким и длинным поржавевшим клинком. Его короткая ручка была обмотана тесно прижатыми друг к другу витками желтоватой изоляции, скреплённой поверху прозрачным скотчем. Француз, наклонившись, крепко взял в правую руку оружие и поднял взгляд на своего грозного противника… Тот, презрительно наблюдая за действиями сталкера, лишь хищно облизывал обмётанные белым губы и медленно и устрашающе описывал сверкающими саблями перед собой круги под довольное гудение толпы… Тут Француз увидел краем глаза, что Лихой махнул им: «К поединку» и, бросив взгляд на головы его убитых предшественников, к своему ужасу заметил, что они шевелятся, дёргая мышцами шеи. К тому же, голова юноши шевелила губами, как будто силилась ему что-то сказать, о чём-то предупредить… А дальше, у самого забора, за правым углом бандитского здания, он вдруг обнаружил телеграфный столб, к верхней т-образной части которого обрывками проводов был привязан Сверчок! Даже отсюда было видно, что его лицо всё было в фиолетовых синяках, опухло до неузнаваемости, а в горле зияет овальная дыра, из которой на грудь свисает почерневший язык – сделанный бандитами Лихого «колумбийский галстук»! К подножию столба был приставлен сбитый в форме Андреевского флага деревянный двухметровый крест, на котором, также примотанный обрывками проводов, висел, склонив голову набок, полуобнажённый и изувеченный женский труп… Светлые волосы шевелились на ветру, отчасти скрывая распухшее от побоев лицо… Но Француз сразу же узнал свою подругу!
