Ослабляю галстук, растягиваю. Дышать трудно. Воздух злостью сжигается. Задыхаюсь.

И не в этом причина тоже. Не в гребаном наряде.

Корячит, что запретить не смогу работать. Вышла игрушка из-под контроля, вылезла. Давить ее дальше бессмысленно, загонять в рамки тоже. Потому что, ебаный в рот, я заинтересовался ей. Не просто заинтересовался. Мне реально хреново и крайне непривычно, что думаю о Дине теперь почти постоянно. Я ее хочу. Хочу так, что зубы в крошево.

Вот и признал.

Признал…

Жить с ней под одной крышей столько времени и не видеть, а потом накрыло. Разве так бывает? Вот именно так? Ненавижу ублюдское чувство тянущей зависимости. Я не могу принадлежать хоть кому-то, не могу быть привязанным. По факту сунул-вынул и пошел, но теперь не так. Кроме того, чтобы трахать ее не могу ни о чем думать.

Да, точно дело в этом. Банальная ебля. Фу-х, даже легче становится на мгновение. Тянет исключительно из-за секса. Я пока ей не наелся, вот и все. Не пресытился. А как только это произойдет, то все на места встанет.

В голову бьет с размаху. Славич тоже ее желает. Дина наперекор всему вышла на работу к нему. Он ближе, он не причинял ей столько боли. Он ей восхищается и отчаянно хочет. Сучий Баюн имеет больше шансов. И что теперь? Как с этим всем справится?

Динка поведется. Она уже один раз пошла на крайность. Что ее сдержит, что помешает? Я же блядь сам подтолкнул ее. А я не хочу… Пиздец Ворону.

Не доезжая до дома, сворачиваю. Дина изумленно смотрит

- Куда ты?

- Твой первый рабочий день отметить.

- Сейчас вольет дождь.

- Я не везу тебя жрать шашлык в придорожном отстойнике. Бояться нечего.

- А если я не хочу с тобой отмечать свой день?

Замыкается грудак. В голову бьет симбиоз трясучки и ебучих искр бешенства. Хочется заорать и вытрясти из нее обратные слова. Но сучка упрямо сверкает глазищами и воинственно настроена. Проглотить открытое противостояние становится все труднее.

Будь на месте Динки любая другая, слова бы не имела право сказать. Да и не посмела бы. Факт. Все знают, что для меня значат женщины. Ничего. Тело с дырками. Красивое безупречное, но абсолютно немое и покорное. Тело, что любит цацки, подарки и тому подобное. Только сейчас передо мной моя жена. И она другая, отличная от тех, с кем привык иметь дело.

- Почему?

- Ты серьезно? – вскидывает бровь. – Что у нас общего, кроме оставшегося времени, Давид?

Происходит то, чего опасался больше всего, но справиться с собой не представляется возможным. Такое случается редко. Падает на глаза красная тряпка. Понимаю проблесками, что творю абсолютную дичь и ничего не срабатывает. Несет, полощет, я словно слепну и глохну от взрывающихся точек по всему телу. В голове живет только одна мысль.

Тормоза в пол. С визгом захожу в поворот. Въезжаю в лес, гоню по грунтовке. Стрелка на спидометре зашкаливает. Уворачиваясь от деревьев, просто жму на газ. Ветви хлещут по бокам машины. Под оглушительный визг Дины двигаемся вперед. Становится темнее, гуще. В приоткрытые окна вливается гул, треск и отдаленные раскаты грома.

- Давид, что ты делаешь? Остановись!

В ее сторону больше не смотрю. Где-то здесь должна быть поляна. Не помню есть ли она или нет, но надеюсь, что она еще не заросла.

Планка и не думает возвращаться, меня все еще трясет со страшной силой. Нахожусь в состоянии страшнейшей интоксикации. Возбудитель сидит рядом. Дина меня заразила. Она мой источник неуправляемой агрессии.

- Молчи лучше, – жестко пресекаю дальнейшие визги. Она слышит и испуганно косится. В мгновение шпарит, что мне плохо от того, что она пугается меня. Давлю в себе ебанутого тирана. Все силы призываю, чтобы поймать дзен. Удается даже выдавить. – Сейчас приедем.

Она бледнеет. Даже синеет от страха.

- Ты меня везешь убить? Почему в лес? Почему в такую погоду? – перекрикивает бурю. – Давид?

Наконец, поляна появляется. С визгом торможу, останавливаясь у самого края. Видит Бог, я не хотел так. Мне жаль, что она испугалась, но демон все еще пересиливает.

- Выходи, – рявкаю ей.

Она не двигается. Выхожу сам и открыв дверь, тяну Дину из машины.

Глава 23

Я боюсь грозу.

Сполохи молнии, раскаты грома и оглушительно хлопающая листва. Гул стоит зверский. Природа буйствует и неистовствует. Дождь лупит по нам, одежда промокает мгновенно. Свет фар рассекает пространство на несколько метров, а потом теряется в кромешной темноте.

Замшевые туфли входят в землю, как нож в сливочное масло. Острые шпильки тонут в почве в буквальном смысле. Почти приседаю от сдавливающей руки Барского. Тянет меня напропалую за собой. Не заботится о том, что запросто могу рухнуть и испачкаться.

Трасса очень далеко. Оцениваю расстояние, но понимаю, что до едва мелькающих фар добежать по вязкой почве будет очень тяжело. Мне страшно. Каждый раз, когда Давид выкидывает что-то новое я с ума схожу. Он непредсказуемый.

- Что ты делаешь?

Нет, я его не боюсь. Скорее безмерно удивлена и крайне обеспокоена. Пугает больше непогода.

Давид подходит ко мне, сильно дергает. Жест злой, гневный. Запястье горит и колет иглами. Поскользнувшись, упираюсь в грудь. Первое желание убрать ладони, так сильно колотится его сердце. Стук нечеловеческий, слишком громкий и гулкий. Лицо исхлестано дождем. Глаза блестят в тусклом свете фар.

Он молча наклоняется подхватывает под задницу и сажает на капот. Движения ровные, сильные, отточенные. Расталкивает ноги, вклинивается и так сильно бьется бедрами в промежность, что становится больно.

- Дина, – рычит на ухо и, как ни странно, при ужасном шуме слышу каждый звук, – я не знаю, что ты со мной делаешь. Я безумно зол, растерян и взбешен.

- Я ничем не помогу.

- Так не прошу, – рывок и руки на моих бедрах. – Мне хочется наказать тебя.

Не успеваю возразить. Раскат грома раздается совсем рядом. Визжу и пытаюсь выбраться из оков обезумевшего мужа. Скольжу по металлу, юбка промокает насквозь. Холодная жестянка жалит холодом задницу.

- Извращенец, – перекрикиваю шум стихии. – Ты абсолютно ненормальный придурок.

В запале луплю Давида по щекам, груди, даже в волосы пытаюсь вцепиться. Барский словно ничего не чувствует, как одержимый тащит мокрую, мгновенно ставшую тяжелой и липкой ткань по бедрам вверх, заставляя меня дрожать еще больше. Он не слышит, не реагирует.

Я всерьез опасаюсь, что он окончательно съехал с катушек. Он меня выводит страшно, ору как ненормальная и запускаю ногти в его напряженную шею. Показавшаяся кровь приводит в чувство. Вспышка молнии озаряет кровавые струйки, которые тут же с водой смешиваются, расползаясь по коже.

- Дикарка, – глаза Давида чернее ночи. – Лютая. Неистовая дикарка.

Гул деревьев приводит меня в ужас, ветер усиливается. Мне кажется мы в эпицентре непогоды. Дождь хлещет со всех сторон. Мне кажется, что он не только по коже крупными каплями стекает, ощущаю будто он под кожу проникает.

Барский больно оттягивает волосы. Дергает на кулак, заматывает так сильно, что головой не могу пошевелить. Он меня не целует. Он кусает губы до сильной боли. На мгновение окатывает жгучий жар, но Давид не дает ему распространиться по телу. Запускает язык и принимается в прямом смысле иметь мой рот. Поцелуй вторжение. Поцелуй как оружие массового поражения и спасения от него нет.

Впервые в жизни слышу животный стон Давида. Барский пожирает меня, звучит на самых низких нотах. Он как дорогой коллекционный автомобиль урчит. Не успеваю прочувствовать, потому что через мгновение ткань на груди распадается надвое. Давид разрывает одежду в клочья, не отрываясь от моих губ.

Дождь заливает голую грудь. От холода соски мгновенно твердеют. Давид не дает опомниться и с силой заваливает на спину. Набрасывается и жестко сминает.

- Больно.

- Я хочу, чтобы тебе было больно, Дина, – демонический взгляд палит насквозь. Барский впивается горячим ртом, всасывая вершину. Симбиоз холода и нестерпимого жара поджигает, подбрасывает. – Ты, сука, Барская. Ненавижу тебя.