- Мам! Нет ничего, что ты городишь. Мы одни. Можно наедине поговорить по-человечески? Без акцентации внимания на внешность. Свет клином на ботоксе не сошелся! – Тихо говорю, надеясь, что поймет.

Она презрительно фыркает.

– Где Давид?

- Спит.

- Ясно.

Дернув плечами, сбрасывает накидку из шиншиллы, швыряет дорогущий кусок меха в кресло. Поправляет прическу, укладывает волосок к волоску. Проверив макияж, аккуратно присаживается на край стула, опасаясь помять безупречные складки платья.

- Кофе?

- Вредно, – отмахивается она. – Чай.

Разливаю в тончайший фарфор Империал. Пододвинув матери напиток, усаживаюсь напротив. Молчим. Знаю зачем пришла, поэтому готовлюсь заранее к тяжелому разговору.

Мать словно с вручения Оскара явилась. Безукоризненная. В свои сорок пять выглядит отменно. Утонченная, женственная, очаровательная. Всю жизнь идет по головам ради достижения цели. Остановить ее сродни встать поперек стихии. Сметет и не заметит. Она вообще кроме своего окружения снобов не хочет замечать обычную жизнь. Для Аделины Дорониной существуют только высшее общество, о классе ниже она ничего не знает и знать не хочет.

- Очень крепкий, – отодвигает чашку. – Завари заново.

Не хочу спорить. У меня нет сил на пререкания. Да и кто позволит спорить? Лучше промолчать. Заново колдую над чаем. Оттягиваю время, очень медленно все делаю.

- Пробуй.

Отпивает глоток и одобрительно кивает. Мне совсем не хочется разговаривать. Я была бы рада, если бы она ушла, но этому не бывать. Ведь не за тем маман почтила меня своим присутствием.

- Неплохо. Дина, ты не задумывалась о ребенке? Нам с папой кажется, что тебе нужно забеременеть.

- Издеваешься? – слово вылетает быстрее, чем успеваю захлопнуть рот.

Мать невинно хлопает глазами и пожимает плечами. Горько усмехаюсь, неужели совесть совсем потеряла. Она же копия Руфь Бьюкейтер! Та тоже нисколько не сомневаясь продала свою единственную дочь богатому мужику.

Мать с отцом принесли меня в жертву как овцу на закланье. Я правда и теперь не понимаю, что могло заставить Давида согласиться на вынужденный брак. Он при всех недостатках сильный, волевой человек. Занимает ведущее место в бизнес-элите. Барский обладает огромной властью в неполные двадцать шесть лет, но, однако о разводе при нашей жизни речи не идет. Я не знаю, что происходит между нашими семьями, мне никто не говорил об этом. Не считали нужным посвятить в настоящие дела. Озвучили дурацкий повод, что отец Барского готов помочь в обмен на брак Давы со мной.

- Помолчи, неблагодарная, – мать редкий раз теряет лицо, но сейчас именно этот злосчастный момент. Она смертельно бледнеет и через паузу выговаривает. – Дрянь! Мужика в койку не можешь уложить! На что ты вообще способна!

- Замолчи, мать! – шиплю в ответ. – Не лезь.

- Нет, ты выслушаешь, – пристукивает ладонью, звеня кольцами. – Ты сама виновата, что Давид бегает по женщинам. Посмотри на него. Он видный мужчина. Держать такого на коротком поводке трудно. А ты? Вечно хмурая, настроения нет. Живешь будто тебе глаза завязали. Чего тебе не хватает? Отправляйся на курорт, подлечи нервы. Вернись бодрой, улыбчивой и начни наконец соблазнять мужа. Вам нужен ребенок. Это укрепит брак.

Несправедливые слова задевают за живое. Как она смеет? Как язык не отнялся после ужасного лицемерия?

- Вы принесли меня в жертву, спасая положение в обществе, которым ты дорожишь больше всего на свете, – потеряв лицо, выговариваю наболевшее. – Вы, не сомневаясь, положили на алтарь мою жизнь! Ради себя!

Мать удивленно смотрит. Кажется ее веселит мой порыв, но отступать я не намерена. Сумбур чувств раздирает меня надвое. Руки в замок, глаза прикрываю и переживаю очередной шквал в душе.

Когда поняла, что влюбилась в ненавистного тирана, отложила побег на потом. Я грезила, что наша жизнь наладится, обретет смысл. Мне стыдно признавать, что я мечтаю о собственном муже. Да, я его безумно люблю. Терплю унижения, измены. Только это мой стыд, а не чей-то. Осуждать меня не нужно. Хотя кому это делать, Боже мой. Ведь никто не знает о моем помешательстве.

- Что ты говоришь?!

- Разве не так? – в запале задыхаюсь. – Для тебя потерять деньги смерти подобно. Зачем отец стал у руля собственной кампании? Зачем уволил команду, которая впахивала на него всю жизнь, приносила огромные доходы? Или думаешь не знаю, что папенька бездарь? Что наследие деда только Родионов держал? Что сделал отец? Уволил! И что в итоге? Вы продали меня!

- Заткнись!

Лицо матери идет бурыми пятнами. Я попала в цель. Но я не все сказала. Как только собираюсь разразиться бурной речью и высказать ей все, замечаю фальшивую улыбку матери. Она машет надушенной лапкой, приторно расточая ваниль в воздухе.

- Давид, дорогой, – щебечет она светски манерно. – Рада видеть снова.

- Уже покидаете нас, Аделина.

Твердый голос Давида звучит утверждающе. Он фактически приказывает ей, чтобы она встала и ушла. Мать без промедления поднимается, приторно улыбается и щебечет очередную ахинею о прекрасном вечере.

- Я думала, что вы все же вернетесь, – сама надевает шубку. Давид стоит, не пытаясь проявить воспитание, но мать и не рассчитывает на это. – Я понимаю, – загадочно источает мед, – решили сбежать в семейное гнездышко. Ах, молодость. Мы тоже были такие. Плевать на приемы и вечера. Общество друг друга гораздо приятнее.

- Мам, я провожу, – не в силах слушать сахарное лицемерие, поднимаюсь со стула.

Выдворив ее, иду в свою комнату. Пересекаться с Давидом после жуткого унижения желания нет. Мне не удается задуманное, муж перехватывает меня в гостиной. Взъерошенный, злой. Он окатывает ледяным взглядом.

- Послушай, Дина. Я бы хотел, чтобы твоя мамаша больше здесь не появлялась.

- Чем она тебе не угодила? – вскидываюсь, но в душе с ним соглашаюсь.

- Всем. Прими к сведению и реши вопрос с посещениями моего дома.

- Давид!

- Помолчи, – повышает голос. – И еще. Завтра ночью меня не будет. Решил предупредить.

Оседаю на стул. Уже давно должно быть все равно, но не выходит быть холодной, не получается. Врезаюсь взглядом в блудного мужа. Он спокойно пьет сок, бегло копается в телефоне. Взять бы его отгрызанное яблоко и разбить об голову. Ни капли раскаяния на лице, ни смущения, ничего не отражается. Красивая безупречная маска.

Все… Все. Терпения больше не осталось.

- Меня тоже не будет. Так что все хорошо.

- Вот как! – отбрасывает айфон. – И где же мы будем?

- А вот это, – машу перед его носом пальцем, – тебя не касается.

- Дина! – недобро прищуривается. – Не вздумай натворить дел. Скормлю собакам.

- Подавятся! Как и ты!

Глава 4

- Потанцуем, красивая?

Машу головой, продолжаю двигаться. Парень не понимает и вновь пытается подкатить. Его глаза заинтересованно блестят, а меня немного заводит, что еще могу нравится мужчинам. Давид взрастил внутри меня огромный компклекс. Я стала себя недооценивать, хотя раньше за мной не водилось подобного.

Стробоскопы слепят глаза, музыка долбит в уши с силой, и я тысячу лет не была в тусовке. И да, после очередного макания в прорубь с дерьмом от моего муженька хочу натворить дел. Надоело! К черту!

Жарко, тесно на танцполе. Толпа сдвигается в кольцо. Парень вынужден подойти ближе. Он двигается вместе со мной. Зазывно улыбается и подмигивает. Я ему нравлюсь. Я. Ему. Нравлюсь.

И пусть.

- Влад.

Киваю. Я просто пытаюсь быть вежливой, но у меня абсолютно нет желания называть себя. Достаточно того, что Влад рядом. Он меня стимулирует к непродуманному опасному шагу.

Трек сменяет новый, звучит моя любимая композиция. Прикрываю глаза, плавно выписываю изгибы. Нет, не преследую какую-то цель, просто наслаждаюсь. Так давно не была свободной, а сегодня в буквальном смысле наплевала на все.

Сегодня у меня не болит ничего. Я устала вечно испытывать фантомные страдания, их нет на самом деле. Нет ничего, что себе нарисовала. Давид никогда не полюбит меня. Ему плевать на меня. Только на смех поднял бы, я уверена. Если честно, Барский не знает о моих болезненных чувствах.