Твою мать! Я в больнице.

Совершенно неуклюже я принимаю сидячее положение, не обращая внимания на то, как мое тело ноет в знак протеста. Капельница болезненно тянет мою руку, когда трубка зацепляется за больничную койку, и я осторожно поправляю ее, чтобы обеспечить большую подвижность.

Я пытаюсь вспомнить, что произошло и как я здесь оказалась. И только когда мой взгляд останавливается на спящему Асторе, я все вспоминаю. Его красивое лицо похоже на ключ, открывающий все воспоминания, которые на мгновение были у меня украдены.

Он откидывается на кресло, в другом конце комнаты. Его руки скрещены на груди, а голова покоится на спинке. Его рот нахмурился, а плечи дернулись, заставляя меня волноваться, что ему приснился плохой сон. Классическая рубашка, которую он носит, закатана в локтях, а первые две пуговицы расстегнуты, но не это привлекает мое внимание. Дело в том, что она сильно помята. Астор Бэйнс не носит мятой или испачканной одежды.

Боже мой, он спал здесь.

То же ощущение, которое охватило меня, когда я впервые проснулась и увидела его, обрушилось на меня с полной силой, почти выбивая из меня дух. Это сочетание облегчения и опьяняющего удовлетворения. Тот факт, что он был здесь оба раза, когда я просыпалась, только усиливает мои запретные чувства к Астору с угрожающей скоростью. У меня такие проблемы, когда дело касается него.

Как будто он чувствует на себе мой взгляд во сне, его серые глаза открываются и встречаются с моими. Он смотрит на меня так, словно не до конца осознает то, что видит.

Желая прервать напряженную борьбу пристальных взглядов, я игриво заметила:

— Если честно, я выгляжу так же плохо, как чувствую себя? Насколько это плохо по шкале от одного до того, что живет под мостом? — я помню, как что-то ударило меня по голове, а затем несколько раз теряла сознание. Мысль о том, что мне, возможно, потребуется операция, приходит мне в голову. — Боже мой, они побрили мне голову?

Не думаю, что я бы лежала в постели, если бы мне сделали операцию на мозге, но я могла бы просто принимать действительно хорошие лекарства, верно?

Астор смотрит на меня еще секунду, лицо его совершенно лишено каких-либо эмоций, прежде чем из его легких вырывается громадный выдох. Он наклоняется вперед в кресле, опуская голову на руки. Беззаботная дразнящая атмосфера, к которой я стремилась, растворяется в воздухе, когда я наблюдаю, как он слегка покачивает головой.

— Астор? — я пытаюсь выбить из него хоть что-то, сдвинув брови. — Пожалуйста, скажи что-нибудь.

Он поднимает голову и смотрит на меня. Темные круги и усталость на его лице отражают то, насколько он устал.

— Ты напугала меня до чертиков, детка.

Боясь того, что я могу найти, моя рука слегка касается той стороны головы, которая стучит с каждым ударом моего сердца. Я испытываю облегчение, когда обнаруживаю, что у меня все еще есть волосы.

— Но со мной все в порядке, верно?

Со вздохом он встает со стула и направляется ко мне. Мягко взяв мое лицо в свои руки, Астор целует меня в лоб. Я не скучаю по тому, как он вдыхает, как будто он запоминает мой запах.

— Да, красотка, с тобой все будет в порядке. Тебе прописали лекарства, чтобы уменьшить отек, а как только добавили противосудорожное, припадок прекратился. За тобой придется внимательно следить и проходить повторные сканирования, чтобы убедиться, что кровоизлияние в мозг зажило само по себе.

Кровоизлияние в мозг? Иисус Христос.

Я передвигаюсь по кровати, пытаясь освободить для него как можно больше места в таком узком пространстве. Он колеблется секунду, прежде чем сесть рядом со мной. Он осторожно обнимает меня за плечи, и боль в мышцах утихает, когда я наклоняюсь к нему.

— У меня случился припадок? — шепчу я, ковыряя кусок ленты, удерживающей капельницу. По крайней мере, припадок объясняет, почему у меня болит все тело, а не только голова. — Я просто помню, как ты разговаривал со мной, а потом… ничего.

На мгновение он замолкает, его пальцы медленно очерчивают круги на моей руке.

— Я благодарен, что одному из нас не придется об этом помнить, — признается он хриплым голосом. — Ты помнишь сарай? Ты помнишь, как Юпитер причинил тебе боль?

Я так резко отдергиваюсь от его вопроса, что меня пронзает молниеносная боль.

— Что? — задыхаюсь я. — Что значит, Юпитер причинил мне боль?

Лицо Астора становится злым, ярость портит его красивые черты.

— Он не просто причинил тебе боль, Инди. Он мог убить тебя. Эта лошадь пережила слишком многое. Ты пыталась помочь ему выздороветь, но я думаю, что пришло время подумать о том, чтобы привлечь к работе с ним кого-нибудь еще. Это больше, чем ты можешь вынести.

Я смотрю на него, в равной степени смущенная и разозленная тем, что он говорит.

— О чем, черт возьми, ты говоришь, Астор? — мой вопрос заставил его брови взлететь к линии роста волос. — Юпитер этого не делал!

— Тебя нашли без сознания в его стойле, — пытается объяснить он, но я не слышу.

— Ага! Потому что именно там на меня напали.

Его тело напрягается, на лице появляется мрачное выражение.

— Что ты сказала?

Я подвигаюсь в постели, чтобы лучше видеть его.

— Я говорю, как ты смеешь винить в этом Юпитера, когда там был кто-то другой. Они напугали его, и когда я обернулась, чтобы посмотреть, кто это, что-то ударило меня по голове. Прежде чем потерять сознание, я услышала их шаги.

— Ты очень сильно ударилась головой. Твоя память не…

Я прервала его разочарованным звуком.

— Нет, Астор! Я помню это. Посмотри, есть ли у них видео с камер наблюдения или что-то в этом роде, потому что я помню все, что произошло в сарае. Я помню почти все со вчерашнего вечера. Черт, я даже помню, как видела тебя, когда проснулась, и как мне было чертовски страшно.

Это все, что нужно, чтобы его жесткость ушла, а черты лица смягчились.

— У тебя были все основания бояться. Проснуться после того, как потеряла сознание и не знать, где ты находишься, неприятно.

Мои глаза горят, а горло сжимается, когда я качаю головой.

— Я боялась не поэтому. Я боялась того, какое облегчение и радость я испытала, увидев тебя, когда открыла глаза.

Он протягивает руку и обхватывает мое лицо, проводя большим пальцем по моей челюсти.

— Почему это тебя напугало, детка?

— Потому что ты здесь и сейчас ты мой, но когда наша сделка закончится, я останусь ни с чем и проснусь одна. Меня пугает, насколько больно будет, когда это произойдет, и я боюсь того, как тяжело мне будет уйти от тебя, когда все это закончится.

— Инди…

Сейчас не идеальное время и место для этого разговора, но я волнуюсь, если не скажу это сейчас, то больше никогда не наберусь смелости.

— Я думаю… я думаю, если у нас нет настоящего будущего и у нас еще есть срок годности, то тебе нужно отпустить меня сейчас. Если я останусь до конца, я просто влюблюсь в тебя еще сильнее, и тогда я действительно не смогу оправиться, когда ты меня бросишь, — его мягкая ласка замирает на моей трясущейся челюсти. — Это сломает меня, Астор, — его имя звучит как хриплый крик на моих губах.

Слёзы наконец текут из моих глаз, его пальцы ловят каждую из них и вытирают их.

— Я говорил тебе, что твои слезы будут моими, — бормочет он, наблюдая, как они текут. — И я хочу, чтобы они принадлежали мне гораздо дольше, чем восемь месяцев, красотка. Прошлая ночь… возможно, была одной из худших ночей в моей жизни. Перспектива потерять тебя была невыносима. Я не думаю, что когда-либо чувствовал себя настолько безнадежным, — его слова способны вызвать сильнейшую боль в моем сердце. Как будто они там навсегда выгравировали себя. — Вчера вечером я пообещал себе, что если ты захочешь уйти, мне придется найти способ отпустить тебя, но не думаю, что смогу это сделать.

— Ты не можешь?

— Нет, я не могу. Если ты попытаешься, я выслежу тебя и найду другой способ сделать тебя своей, — на его лице появляется та мрачная зловещая ухмылка, от которой у меня сжимаются пальцы на ногах, а внутри потеплело. — И на этот раз я сделаю это навсегда, и тогда от меня никто не ускользнет. Ты знаешь, насколько огромны мои ресурсы. На этой планете нет такого места, где ты могла бы спрятаться, где бы я не смог тебя найти. Итак, скажи мне, красотка, ты хочешь попробовать сбежать от меня?