— Тебя испачкали. — шепчу ему.
— Что?
— У тебя помада размазана на щеке. Вот тут, — поднимаю вверх палец, чтобы показать, где именно.
— Это потому что все девочки стремятся меня поцеловать в мой день рождения. — отвечает он, растирая след. И грустно добавляет, — Все, кроме тебя.
— Неправда, я тебя сегодня тоже целовала.
— Только раз, Серебро.
— Тебе мало? — усмехаюсь.
Успокаиваюсь от мысли, что сложный диалог остался позади. Я справилась, сменила тему, и опасаться больше нечего.
— В мой день рождения могла бы побаловать такого красавчика, как я, десятком поцелуев.
— Здесь полно людей.
— И что с того? Я же не прошу ничего непристойного, Севушка. Всего лишь один поцелуй.
Огладываю комнату. Все вокруг веселяться. Пьют, танцуют по углам и болтают. Кажется, никому нет дела до нас с Левой.
— Так и быть, я чмокну тебя еще разочек. Подставляй щеку, именинник.
— С большим удовольствием. — лукаво отвечает мне Золотой.
Он действительно подставляет щеку, но в последний момент, когда я почти касаюсь ее, Левина голова слегка отклоняется в сторону, совершая обманный маневр, и в следующую секунду его губы оказываются прижатыми к моим.
Шок. Растерянность. Потрясение.
Они обрушиваются на меня разом. Эмоции столь сильны, что рот машинально открывается. Тело оказывается заложником свинцового ступора. И проявленное мною бездействие выходит боком. Превращается в роковую ошибку.
Лева, должно быть, воспринимает мое недоумение за согласие. И напирает сильнее. Чувствую его руку на своем затылке.
Поцелуй перестает быть простым прикосновением губ к губам. Он становится глубже. Порочнее. Откровеннее. Непоправимее.
Сознание тревожно вопит: Происходящее — ошибка, немедленно прекратить-прекратить-прекратить.
Зажмурившись, изо всех сил стараюсь перетерпеть. Абстрагироваться от происходящего. Представить, будто я далеко от сюда. Будто это не я. И целуют сейчас вовсе не меня. Но мои попытки проваливаются о Левин рот.
У меня стойкое ощущение, словно я целуюсь с осьминогом, с которым у нас очень хорошие отношения, и которого мне совсем не хочется обижать в его день рождения. Но все же невыносимо сильно хочется остановить. Осторожно оттолкнуть от себя. И сбежать.
Но разве мои действия не обидят друга? Тем более сейчас. В разгар его веселья.
И потом с моей стороны очень некрасиво сравнивать Леву с осьминогом, ему бы точно не понравилась данная аналогия.
Мысленно снова и снова умоляю его прекратить. Но он, к сожалению, совсем меня не слышит.
А ведь вокруг полно народа. И они, наверное, смотрят на нас сейчас. Видят поцелуй и сделают неверные выводы о наших с Левой отношениях.
А если о случившемся узнает папа?
Что он обо мне подумает?
Именно страх увидеть разочарование в глазах отца заставляет меня положить ладони на Левину грудь. Слегка надавить. Но Золотой будто не чувствует возникшего сопротивления.
Он только сильнее напирает. Его язык хозяйничает у меня во рту, словно желает полностью исследовать каждый миллиметр. Образ осьминога возникает в голове отчетливее.
Наконец, поцелуй прекращается. Я лихорадочно обдумываю, что следует сказать. Как выкрутиться? И куда бежать?
Кажется, у меня есть отличный план.
Да, это должно сработать.
Искренне надеюсь, что мы с Левой сможем забыть этот неловкий эпизод. Сделаем вид, что ничего не было. Превратим случай с поцелуем в недоразумение. Мы еще над ним оба посмеемся. Обязательно. А как иначе?
Но Лева безжалостно разбивает мои наивные фантазии и шепчет на ухо:
— Я пиздец как хочу тебя, Сева.
— Я хочу в туалет. — практически одновременно с ним выпаливаю я.
Мой план заключается в том, чтобы на время сбежать. Затаиться. Обдумать.
Но теперь все кажется еще более ужасным.
Все, о чем я сейчас мечтаю всем сердцем — телепортироваться домой. Стать на ближайшие пару лет полностью невидимой. А еще стереть всем окружающим и себе в том числе память.
— Тебя проводить? — блеск в Левиных глазах неожиданно пугает. Неужели он думает, что я таким способом намекаю, будто… Нет-нет-нет! — Я могу проводить тебя, Севушка. Если ты хочешь.
— Нет-нет, зачем это? — мне даже удается улыбнуться, несмотря на всю дикость ситуации. А что еще я могу? Крикнуть ему в лицо: Лева, ты свихнулся? Что ты творишь? Очнись, мы же лучшие друзья. Давай прекратим, пожалуйста. — Сиди, пожалуйста, здесь. Я дойду сама.
Он с неохотой кивает. Отодвигается в сторону, давая мне возможность пройти.
Надежда, что никто не заметил наш поцелуй, рушится, стоит только взглянуть на гостей Золотого.
Они точно были свидетелями и при случае смело могут дать показания.
В этом не приходиться сомневаться. Сразу несколько групп с любопытством на нас поглядывают. Парни похабно ухмыляются. Несколько хихикающих девушек складывают пальцы в виде сердец.
Выхожу из вип-зоны на ватных ногах. Пульс стучит в висках. Музыка бьет по голове. Меня подташнивает из-за волнения. Колотит.
Я растеряна. Ошеломлена. Меня будто лишили еще одной опоры, в которой я была так уверена. И я не знаю, что мне делать. Не представляю, как лучше поступить.
Больше всего мне хочется позвонить Николаю и попросить, чтобы он меня отсюда забрал. Как можно скорее. Прямо сейчас.
Но что я тогда скажу Леве? Как объясню ему… Он же сразу все поймет. Обязательно обидится. Получается, я испорчу другу весь праздник…
Но для начала надо дойти до туалета. Закрыться в кабинке и еще раз все обдумать. Мне жизненно необходимо придумать способ, который поможет уйти из «Оазиса» и при этом не задеть чувства друга. Ответить ему взаимностью я никогда не смогу.
Спускаюсь по лестнице на первый этаж. Иду по темному коридору, выхожу к островку бара, огибаю его, как вдруг меня окликает знакомый голос:
— Северина?
Глава 33
Кого я точно не ожидала встретить в «Оазисе 911», так это Кузнецова. Но именно Илья стоит напротив и пристально на меня смотрит.
— Привет. — неловко поднимаю руку в приветственном жесте и растеряно улыбаюсь двухметровому однокурснику.
— Не думал тебя здесь увидеть. — его слова приходится с трудом вылавливать сквозь сотрясающую пространство музыку.
Свет софтбоксов мягко скользит по фигурам присутствующих в клубе людей. То прячет, то выпячивает эмоции и части тел. Но Кузнецов никогда не изменяет своей невозмутимости.
Его пытливый взгляд отчего-то смущает сильнее обычного. При этом сам он, как и всегда, остается полностью закрытой книгой, которую невозможно прочесть.
— Почему? — осознаю, что задаю глупый вопрос.
Всем в нашей группе известно, что я далека от славы фанатки вечеринок. К тому же сегодня действительно мой дебютный выход в клуб. Но вряд ли Илья осведомлен об этом. Он не похож на того, кто будет интересоваться чужой жизнью.
Кузнецов пожимает плечом и честно отвечает:
— Ты не похожа на тусовщицу. А я тут частенько зависаю с ребятами. Раньше ни разу тебя здесь не замечал.
— Я и правда пришла сюда первый раз. — несмотря на то что, мы теперь стоим достаточно близко, все равно приходится говорить громче обычного, чтобы собеседник точно мог уловить смысл произнесенных тобою фраз, — Сегодня мой друг празднует здесь свой день рождения. И я одна из приглашенных на праздник. Как-то так…
Брови Кузнецова встречаются на переносице.
— Вроде бы здесь отмечает какое-то важное событие Лев Золотой.
— Да, это он. Мой друг. Я как раз про него тебе и говорила.
Илья наклоняется практически вплотную и бесстрастно уточняет:
— Он твой друг?
— Да.
Ловит мой взгляд. Сковывает. Что-то решает и убежденно отмечает:
— Но тебе здесь не нравится? — наклон головы. — Хочешь свалить? Я могу отвезти тебя домой.
Вопросы у него звучат, как простое перечисление понятных ему истин.
Осознание того, как легко Илья считал мое желание уйти, вызывает удушающую неловкость. Не знаю, куда деть глаза.