Он играл ею, упиваясь своей игрой, как маэстро наслаждается скрипкой Страдивари. Медленно, терпеливо он расстегнул ей блузку и сначала пальцами, а затем губами легко коснулся ее напрягшихся сосков.

Когда она осталась наконец совершенно нагой, он бережно уложил ее на софу и начал легко скользить языком вдоль всего тела, что привело ее в исступленный восторг. Она чувствовала, как проступает его твердый член сквозь рубчатую ткань брюк. Она попыталась освободить его, но Мэтт не позволил.

Хлое казалось, она умрет от наслаждения. Мэтт позволял ей касаться только его рта. Он долго ласкал языком ее клитор, до тех пор, пока ее тело не содрогнулось в бурном оргазме. Каждая клеточка ее, казалось, полыхала огнем. Она никогда не думала, что можно доставить такое наслаждение одними губами, языком, кончиками пальцев и что ласки эти могут продолжаться так бесконечно долго.

Когда она почувствовала, что сойдет с ума, если он не войдет в нее, когда его прикосновение к клитору вызвало у нее новый оргазм, когда она, умоляя его, закричала: «Пожалуйста, Мэтт, дорогой, возьми меня сейчас, я хочу тебя сейчас! Я хочу тебя! Пожалуйста!» – только тогда он снял с себя одежду и их тела соединились в страстном порыве.

Эта ночь была несравнима ни с чем, что приходилось испытывать Хлое. Она знала лишь любовь случайных музыкантов и певцов, которые стремились поскорее снять ее трусики, тут же овладеть ею и, замерев в мимолетном оргазме, рухнуть в изнеможении. В лучшем случае это иногда возбуждало. Но никогда она не испытывала такого блаженства, как то, что подарил ей Мэтт.

Когда, несколько часов спустя, Хлоя лежала слабая и безвольная, пресыщенная ласками, но вновь желая Мэтта еще и еще, он перенес ее в крошечную спальню и там, в темноте, крепко держа ее в своих объятиях, долго говорил с ней так же нежно и с любовью, как до этого всю ночь ласкал ее. Прильнув к нему, она страстно шептала, повторяя снова и снова, как безумно любит его, как хочет его, как он ей нужен.

К сожалению, ему она стала не нужна уже через шесть месяцев, когда объявила о своей беременности.

За два месяца знакомства Мэтт настолько околдовал ее, что от страсти Хлоя просто теряла голову. В памяти все время жили его темные глаза, их тела, слившиеся вместе, руки, ласкающие ее плоть, губы, возносящие ее к вершинам блаженства.

Она знала его пороки. Пороки! Но ведь были у него и достоинства, помимо того что он был бесподобным любовником. Да, он лгал. Она знала, что он лжет всем – разумеется жене, но и Хлое тоже. Это было у него в крови. Ложь соскальзывала с его языка гораздо чаще, чем правда. Да, он, безусловно, слишком много времени проводил на Флит-стрит. Но она прощала ему все тут же, стоило ему оказаться в ее постели. Ей хотелось видеть его как можно чаще, но, увы, встречи были так редки: их было всего пять, и среди них – тот незабываемый уик-энд. Пять божественных, удивительных ночей, которые дарили ей ощущение неповторимого счастья, но обрекали на страдания от разлуки с ним на следующий день.

Но больше она не увидит его. Он ясно дал ей это понять в своей обычной грубоватой манере. Он не любил ее. По крайней мере, он честно сказал об этом. Его влекло к ней, он обожал ее в постели, но слишком хорошо знал себя: ему сорок, и он не собирается бросать свою семью; а если Хлоя оставит его, что ж – вокруг полно других молоденьких дурочек, можно подцепить любую. Да, у него был большой выбор, и ребенок Хлои его совсем не устраивал.

В своей наивности Хлоя никак не могла представить, как Мэтт мог с такой страстью предаваться любви с ней в постели и при этом не любить ее. Это было жестоко.

Хлоя не могла решиться на аборт, считала это преступлением, ведь это дитя их любви. Природный женский инстинкт заставил ее сохранить ребенка. И, несмотря на разрыв с Мэттом, она все-таки выносила беременность, и в 1964 году, в клинике Плимута, под вымышленным именем, дала жизнь Аннабель – дочери, которую назвала именем своей бабушки.

Одно испытание Хлоя преодолела; но впереди было гораздо более трудное. Она знала, что никогда не сможет быть со своей дочерью. Она должна зарабатывать на жизнь, а это означало, что впереди только сцена и вечная жизнь на колесах. В этой жизни Аннабель не было места.

И тогда Ричард, брат Хлои, и его жена Сьюзан согласились воспитать Аннабель вместе со своими двумя детьми. Любопытным соседям пришлось объяснить, что Аннабель – дочь кузины Сьюзан, которая трагически погибла в автокатастрофе в Австралии. Соседи не стали докучать расспросами, и вскоре Хлоя вернулась на сцену. Она работала как одержимая, не щадя сил и здоровья, словно в отместку самой себе за то, что совершила; она пела в любое время, на любой сцене, куда бы ни приглашали, исколесив вдоль и поперек Англию, Ирландию, Шотландию, Уэльс. И за семь лет достигла в своей профессии небывалых высот.

Хлоя привнесла особую чувственность в самые заурядные мелодии, стала певицей, которая давала своим слушателям нечто большее, чем те деньги, которые они выложили за концерт. И ее неоспоримый талант, в сочетании с необыкновенной сексуальностью, приводили в восторг и зрителей, и критиков. Она стала певицей номер один Великобритании, и вот уже появились первые предложения из Америки. В тот самый вечер, когда впервые увидела Джоша, она как раз обдумывала приглашение выступить в Лас-Вегасе.

Смотреть спектакль совсем не хотелось. Только что вернувшись с гастролей, объездив сорок городов в провинции, Хлоя чувствовала себя вконец изможденной, да и выглядела не лучшим образом. Она начала понимать, что двадцать девять это уже не девятнадцать. Теперь ей был необходим ежедневный, хороший, восьмичасовой сон, иначе – прощай, внешность. Поспешно щелкнув компакт-пудрой в мягкой темноте зрительного зала и оставшись довольной безупречным цветом лица, Хлоя перевела взгляд на сцену, где выступал в этот момент Джош. Она невольно улыбнулась. Боже, он был великолепен!

Джош пленил ее в тот же миг. В ней проснулся внезапный интерес к нему, нахлынуло невероятное возбуждение – чувства, давно забытые с тех пор, как она рассталась с Мэттом.

Джошуа Браун был общепризнанным королем шоу-бизнеса «Большого Лондона». В свои тридцать лет он был блестящим, талантливым артистом, кумиром, enfant terrible.[3] Его выступления всегда были свежи и оригинальны, и это, в сочетании с его исключительной внешней привлекательностью, повергло к его ногам весь Уэст-Энд, и Хлоя не была исключением.

Тысячи мужчин смотрели на нее с вожделением, когда она исполняла свои томные песни, и вот сейчас, находясь в зрительном зале, она испытывала те же чувства, любуясь артистом на сцене. Почему Джош Браун, почему именно он так взволновал ее? Уже – долгие годы она не знала такого физического влечения – да, это было именно оно. Она наслаждалась этим чувством, тонула в нем.

Ее огромные бирюзовые глаза сияли восхищением, любуясь атлетической ловкостью Джоша. Он изображал звезду немого кино двадцатых годов, что-то в духе Дугласа Фэрбенкса. Почти три часа он прыгал и танцевал на сцене и в зале, с отчаянной дерзостью выписывая такие виртуозные пируэты, что восторженная публика стоя рукоплескала ему.

Через три дня Хлоя вновь отправилась на его шоу. На этот раз вместо седьмого ряда она не колеблясь выбрала место в середине первого.

«Вот мужчина, который будет моим мужем», – думала Хлоя, не в силах оторвать глаз от его прекрасного сурового лица, сильного тела.

Когда упал занавес и он, отделившись от остальной труппы, вышел вперед, навстречу обращенным к нему овациям, и ладони ее уже были влажными от аплодисментов, она устремила на него призывный взгляд, умоляя обратить на нее внимание.

Он щедро рассыпал поклоны, упиваясь шквалом аплодисментов, в восторге от своей публики. Густые черные волосы падали на его загорелый лоб; шести футов роста, дьявольски красивый, он казался олицетворением мужской силы, шарма, юмора и сексуальности. В нем сочеталось все. Расстегнутая до пояса белая батистовая рубашка обнажала сильную мускулистую грудь, а сквозь тесные черные брюки явственно проступали контуры его мужского начала, довольно внушительных размеров. Манжеты сорочки были отогнуты, и Хлоя видела его сильные руки – руки, которые она хотела ощущать на своем теле. Она подумала о тех слухах, которые ходили о Джоше. Все были единодушны в том, что Джош был величайшим донжуаном в Лондоне. Да, но в этом бизнесе, если ты только не Джули Эндрюс, трудно не стать объектом сплетен. И именно сейчас Хлою не волновало, правда ли то, что она слышала о Джоше, или нет. Единственное, что она ощущала, – это невероятное, сверхъестественное физическое влечение к нему.