В последнее время мне становится всё тяжелее. В квартире, пустой квартире, в которой почти каждая вещь пахнет сестрой, но её рядом нет, становится находиться всё тяжелее. Я начинаю превращаться в того Аарона, который был многие годы подряд. И я очень не хочу этого, потому что Лаура этого не заслуживает. Эта светлая, любимая мною девочка не заслуживает такого отношения к себе. И то, что я сейчас довёл её до слёз, вымораживает меня. Я начинаю так сильно ненавидеть себя за утреннюю ситуацию, винить, потому что позволил себе сказать что-то в её адрес, что прорвало её на слёзы.
И самое обидное и страшное — я не могу контролировать эти изменения в себе.
На самом деле, сдерживаю себя довольно часто, стараюсь молчать. Но из раза в раз, сосуд внутри меня наполняется и иногда трескается, пуская наружу на кого-либо свой яд. И сегодня этот яд прыснул на Лауру. Меньше всего я желал ей причинить боль. Да, блядь, не меньше всего, я вообще не собирался причинять ей боль! Я же обещал ей, что со мной она никогда не будет плакать, а что в итоге? Сколько времени в наших отношениях прошло, как она заплакала из-за меня?
В размышлениях проходит ещё полчаса, я дожидаюсь сменщика и собираюсь на выход. Прощаюсь с коллегами, которые кидают на меня волнительный взгляд, все вокруг заметили моё изменение. Но мне всё равно на всех, мне не всё равно на Лауру.
Бруклин уже давным-давно накрыла темнота, а звёзды почти полностью застелили собой ночное небо. Я усаживаюсь на водительское сидение, откидываюсь на спинку и устало закрываю глаза. Как мне всё исправить и не наделать бед? Как не разочаровать Лауру? Лишь эти вопросы крутятся в голове всё то время, что я еду к себе домой.
Царапающее изнутри желание едва ли не заставило меня сейчас повернуть руль в другую сторону от нужной мне дороги к своему дому и поехать к Лауре. Но в нужный момент я прогнал его. Что-то в голове заставило меня это не сделать. Должно быть, я ещё не полностью потерял рассудок, чтобы сделать это. Я осознавал, что, если поеду к Лауре, если увижу её, могу снова сказать что-то не то, потому что моё внутреннее равновесие ещё не настало, я всё ещё в подвешенном состоянии и могу сказать что-то лишнее.
По дороге домой попал в пробку и разозлился ещё больше. Моим успокоительным стала Лаура. Я сразу думаю о ней. Успокаиваюсь. Решаю зайти в наш чат. Девушка не появлялась в сети с самого утра, с того самого момента. Мой палец предательски охватывает тремор, когда он нависает над уровнем клавиатуры, невероятно желая написать ей, но я вновь одёргиваю себя, едва ли не ударяя палец о руль в знак наказания.
Со мной происходит что-то неладное.
Что она сейчас чувствует? Плачет ли до сих пор?
Блядь, какое я чмо… Самый последний урод.
Не нужно было говорить ей этого.
«Я не готов сейчас выслушивать твои капризы», — проносится в моей голове.
Теперь Лаура будет бояться сказать мне что угодно, нет сомнений, я же знаю её. Теперь она будет думать, что всё, что она рассказывает мне, не имеет никакого для меня значения. Я нарушаю её доверие ко мне.
Я рушу всё.
Пробка рассасывается, и я вновь начинаю сосредотачиваться на дороге, а не на своих переживаниях. На какое-то время меня это спасает, помогает. Приоткрываю чуть окно, потому что мне становится душно, я сильно нервничаю, должно быть.
Лаура, Лаура, Лаура…
В голове нет никаких других мыслей, кроме всех тех, что касаются её.
В глазах начинает расплываться дорога, но я потираю уголки пальцами и всё становится на свои места. Однако за дорогой я всё же не так внимательно слежу, как обычно. Это опасно, понимаю. Но не могу думать о безопасности или ещё чём-то. Думаю только о том, как больно моей девушке.
Заехав на свою улицу, я паркую машину у подъезда и выхожу, захватывая свой телефон. Мне всё ещё хочется набрать номер Лауры и попросить прощения, сказать, что я люблю её больше всего на свете, но не думаю, что она пока готова со мной разговаривать. Да и я тоже.
Зайдя в подъезд, я неспеша начинаю подниматься по ступенькам на свой этаж, но на какие-то секунды останавливаюсь, потому что слышу чьи-то шаги. Кажется, это даже на моём этаже. Кто-то шагает туда-обратно, в попытке скоротать время или унять нервозность, которая только повышается.
И, поднявшись, я молниеносно сталкиваюсь с уже родными мне зелёными глазами, которые уставились на меня в упор. Лаура сглатывает. Я просто бегаю глазами по её телу, сразу рассматривая. Беглым взглядом прохожусь по её лицу, словно пытаясь считать её эмоции.
— Почему ты здесь? — мой голос должен звучать куда нежнее, особенно после того, как я заставил её плакать утром. Но он остаётся грубым. А девушка сжимается, будто думает, что я сейчас отчитаю её за то, что она приехала и отправлю обратно.
Достаю с карман брюк ключи. Немного вожусь, потому что они упали на самое дно. А потом быстро открываю дверь, впуская девушку внутрь, потому что, предполагаю, она здесь ждёт уже давно, а в подъезде очень холодно. Вновь кидаю взор на её красное лицо, замечаю засохшие в уголках глаз слёзы. И понимаю, как начинаю ломаться. Разваливаться.
Сняв с себя куртку, Лаура отвечает:
— Я… просто решила приехать. Мешаю?
Голос снова дрожит, ждёт оплеухи. Как мы дошли до того, что она боится меня? Боится моей реакции?
— Нет, конечно, — резво отвечаю я, сгибаясь. Я присаживаюсь на корточки, и беру тонкую ногу Лауры, после чего ставлю себе на колено. Пока она отрешённо смотрит на меня, наблюдая за тем, как я снимаю её обувь, у нас есть время, чтобы расслабиться и снова привыкнуть друг к другу.
Закончив, я поставил обувь девушки на полку, а сам направился на кухню, зовя её за собой.
— Ты не рад мне, да?.. — глухо спрашивает Лаура, и я жмурюсь, не зная, что ей ответить. — Аарон, что происходит? Что с тобой происходит?
Что со мной происходит? Я сам не знаю на этот вопрос ответа, любимая.
— Сначала ты был диким на той вечеринке, потом каким-то отстранённым на прогулке с Эрикой, а сегодня снова. И всё это происходит, когда рядом с тобой я.
Я кусаю губу, мысленно прося не произносить то, что она собирается.
Но Лаура ослушалась:
— Дело во мне? Скажи честно, ты больше не чувствуешь ничего ко мне?
— Перестань ставить такие тупые вопросы! — я злюсь. По-настоящему.
И почти сразу замечаю, как Лаура вздрагивает и прирастает ногами к земле — не движется. Лишь стоит и неотрывно смотрит в мою сторону или куда-то сзади меня.
— Если я не права, — упрямо продолжает зеленоглазая, — тогда расскажи мне, в чём причина твоего поведения? Это из-за отца?
Это из-за отца?
Это из-за отца?
Это из-за отца?
На протяжении десяти секунд в моей голове эхом звенел этот вопрос, который вызвал тремор во всём теле.
— Почему ты стал таким злым? — отчётливо слышу, как она сдерживает всхлип, подавляя его.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
— Я не знаю, Лаура. Мне очень тяжело. После того, как он, — отвечаю я, не желая называть его отцом, — забрал у меня Софи, мне стало тяжело. Я стал медленно превращаться в плохую версию себя, коим был до этого июня. Всё время я был тем самым задиристым придурком, который всё, что умел — это хамить всем подряд, расстраивать всех подряд. И сейчас он снова возвращается. Мне этого не хочется, но я… я не знаю, что мне делать.
В комнате повисло минутное молчание. После я снова продолжаю:
— Я чувствую себя не собой. Мне всё меньше хочется проводить время дома, с друзьями, с тобой. Я хочу упасть в купол, созданный мной, и остаться там самому на неопределённое время. Хочу исчезнуть на какое-то время.
Лаура исследует меня взглядом и медленно шагает ко мне.
— Меньше всего, Лаура, я хочу причинять тебе вред. Я говорил, что люблю тебя и буду любить вечность, что никогда не причиню тебе боли, а в итоге я уже начал её причинять, даже не осознавая этого.
