— Нет, — улыбаюсь я. — Просто мне не тяжело помочь вам.

Когда мы доходим до кабинета, в котором у неё будет урок, я стягиваю с плеч сумку и вручаю ей в руки. Мне пора уходить на свой этаж, иначе я опоздаю, и мне может влететь. Но я остаюсь с ней. Так хочется побыть ещё немного…

— Спасибо, — лукаво, шепчет она, и я едва сдерживаю свои порывы нежности, чтобы не погладить её по щеке.

— Не за что.

Лаура оборачивается на проходящих мимо людей, замечая взгляды на себе. Её до сих пор это тревожит. А когда рядом я — взглядов ещё больше. Её взгляд притупляется, а улыбка сползает с губ, и мне автоматически становится больно.

— Лаура, — зову я, чтобы она посмотрела на меня. Но её взгляд всё так же опущен мне в ноги, будто она провинилась в чем-то.

— Иди на урок…

— Не обращай внимание.

— Они все до сих пор думают, что я сумасшедшая дура. А ты возишься со мной.

— Никто так не думает.

— Никто — это ты, Элиза и Элай?

— Скажи, если тебе кто-то что-то скажет, я пропишу им в голову, — твёрдо говорю я.

— Не нужно решать всё через силу, Аарон. Мнение общества не изменить. Я просто боюсь, что твоя репутация из-за меня испортится.

— Не испортится. И я не шутил, Лаура. Если тебе кто-то скажет, что ты не такая, я ударю ему или ей в морду.

Звонок на урок завершил наш разговор. Я глажу её плечо, прощаюсь и ухожу на урок.

Возможно, Лаура и права в какой-то степени. Решать всё кулаками — не выход. Но я не могу позволить кому-то обижать её. А не позволить этого сделать поможет лишь сила, ведь простыми словами эти уроды не понимают.

Я покалечу каждого, кто только посмеет подумать о ней в плохом ключе. Она не заслуживает этого. Лаура самая добрая и милая девушка, которую я только встречал. И эти уроды не должны вызывать у неё слёзы. В принципе никто и ничто не должно вызывать её слёзы. А если такое и случится — я хочу быть рядом, чтобы стереть их и успокоить её.

♡⁠♡⁠♡

На следующей перемене я снова увидел её, и она была уже не расстроенная, а наоборот — смеялась во весь голос вместе с Элизой. Её улыбка и смех греют мне сердце. Я чувствую умиротворение.

Я думал, что перехвачу девочек в столовой, и мы вчетвером пообедаем, пообщаемся. Хотелось ощутить эту лёгкость, да и сбавить злость, которая на протяжении всего времени была у Элая. Я знаю его двенадцать лет, и уверен на сто процентов, что он мне напиздел. Его злость при виде того, как его Элиза была с другим, всё доказывает. Ему неприятно. Он бы хотел, чтобы она смеялась только рядом с ним.

Его убеждения самому себе о том, что он хочет быть с ней только друзьями, смешат меня. Не понимаю, почему Элай так отчаянно доказывает себе это.

В столовой мы их не застали. Они решили не обедать, и мне это не нравится. Лаура собралась целый день ходить голодная? Нет, так не пойдёт.

Возможно, я и вправду веду себя уже как её потенциальный парень, которым пока не являюсь. Но мне нравится ухаживать за ней в качестве друга. Вскоре это изменится. Я просто даю нам время. Лаура никуда от меня не убежит, а её моральное состояние важнее всего.

У Софи уроки закончились на два часа раньше, чем у меня. И мне пришлось отпроситься у класухи, чтобы забрать сестру. Однако придя на первый этаж, к её кабинету, мои ноги вросли в пол, а сердце бешено заколотилось. На диванчике сидел отец, а рядом с ним одевалась Софи.

Я не видел отца… не помню сколько. Но много. Он часто забирает Софи на выходных, но я его не видел всё это время, Софи сама к нему выходила, потому что я не намерен был смотреть ему в глаза. Я не намерен его видеть. Этот ублюдок ведёт себя так, словно ничего не произошло. Словно у него не умерла жена. Словно он не бухал долгое время, позабыв про детей. Он улыбается учительнице Софи и мило общается с дочкой. Мудак. Проще всего кинуть своих детей на произвол судьбы, а потом вернуться и делать вид перед всеми, что всё ок.

Я похаю с утра до ночи, каждый день, без выходных, чтобы содержать себя и сестру, потому что отец не выполняет своих обязанностей! А он возвращается сейчас и делает вид, что он клёвый папаша!

Блядь, как же мне хочется сломать ему табло. Я наплюю на то, что он отец. Мне похуй. Он потерял звание отца ещё летом.

Быстрым шагом я направляюсь к ним. А когда подошёл, даже не знал, что и сказать. Во мне было столько злости, детской обиды, что мои мысли все спутались. Я сумел лишь отдёрнуть Софи от него за руку.

— Что ты вытворяешь? — спокойным, присущим ему, тоном спросил отец.

— Это ты что вытворяешь? — я сжимал капюшон сестры, пытаясь не выходить из себя. — Думаешь, такой хороший папаша, можешь явиться спустя… сколько? Полгода? Тебя, блядь, не было с нами полгода! Ровно столько же, сколько нет мамы! Мы потеряли тебя, тебе было похуй на нас. Я, блядь, стал работать, чтобы обеспечивать нас, пока ты, сука, бухал сутками! Ты забыл о своих отцовских обязанностях. И сейчас, когда ты вдруг вспомнил о нас, мы больше не нуждаемся в тебе.

Мне было трудно сдерживать себя и маты, что вылезали с меня.

— Мне было плохо, Аарон, — тупым образом решил оправдываться отец. — Моя жена умерла, ты этого не понимаешь?

Я рассмеялся во весь голос. Так громко, что по коридору разлетелось эхо.

— А нам, блядь, не было плохо? Ты сейчас на полном серьёзе думаешь, что это классная отговорка? У нас умерла мать, а единственного близкого человека, отца, не оказалось рядом! Ты тупо кинул нас, ты, блядь, отец года! — я отошёл от Софи и толкнул его в грудную клетку, отчего отец пошатнулся. Он не убирал мои руки, не кричал, лишь принимал всю мою злость. Он знает, что не прав. Знает, что виноват. И он знает, что ничего уже не вернуть и не исправить.

— Аарон… — хныкала Софи. Я не останавливался. Не мог.

— Ты, — вновь тыкал я пальцем в отца. — Оставил нас. Тебе было похуй, как твои дети, куда они пошли, на что они живут. ТЕБЕ БЫЛО ПОХУЙ! — у меня жгло в глазах, в груди. Костяшки пальцев побелели оттого, с какой силой я сжимал кулаки. — Я пошёл работать. Я работаю каждый день, без выходных, потому мне и моей сестре нужно на что-то жить! А что сделал ты? Ты бухал. Тебе было похуй на нас.

Я повторялся множество раз, уже забывая, что я говорил. Я не контролировал сейчас ни себя, ни свои слова. Воздух вокруг нас сгущался. Моя грудная клетка часто вздымалась, и мне было тяжело дышать. Сзади себя я слышал тихое хныканье Софи, но не мог остановить себя.

— Мне жаль, сынок. Правда жаль. Ты не знаешь, что такое потерять любимого человека, и не дай бог тебе познать это. Ты не представляешь, какого это. Я не знал, что делать. Я потерялся.

— Это не оправдание. И не называй меня, блядь, сынком, — с пренебрежением крикнул я, скривив лицо. — Мы потеряли маму. И тебя, хотя ты был жив. Просто ты решил запить горе водкой, виски, коньяком, чем там ещё, добавляй?! Решил забить на нас хуй. Думаешь, нам не было тяжело? Думаешь, мне не было тяжело? — я вновь разгораюсь.

— Аарон… — с сожалением произнес он.

— Молчи, когда я говорю, — грубо заткнул его я. — Ты хоть знаешь, какого мне работать каждый день, не спать сутками, а потом идти в ебучую школу? Ты знаешь вообще, через что прошла Софи после всего? Знаешь?

Я толкаю сестру в плечо, подталкивая к тому, чтобы она сказала. Но Софи молчит. Кусает губу, плачет, но молчит. Она сдерживает всю боль в себе. Софи хочет забыть всё, что сделал отец и продолжить любить его. Но не я.

— Ладно, — говорю я. — Скажу я. Она теперь ходит к психологам, ты в курсе? Нет, конечно же ты не в курсе, — истерически заливаюсь смехом. — Ты же не интересовался даже. Ну что, папа, что скажешь?

Он молчит. Его глаза красные. Так же, как и мои, так же, как и Софи.

— Конечно. Молчание — это всё, что ты можешь.

Я думал, что вспышка гнева прошла. Но нет, она снова усиливается. Он молчит. Даже не говорит ничего. Мне вообще кажется, что всё, что я только что ему говорил, нахуй не надо. Ему реально похуй на всё.