— Я не готова говорить обо всём, что ты хочешь у меня спросить, — снова подала голос Лаура, не поднимая своих прекрасных глаз, цвета весенней листвы.

Мне хотелось смотреть на неё вечность. В её глаза. На её лицо. На её губы, которые не так давно коснулись моих. Я не понимаю, почему в последнее время Лауры так много в моей жизни, в моих мыслях?

— Что я хочу спросить? — я сосредотачиваюсь. На ней. Её взгляд всё ещё не поднят на меня. Она словно боится смотреть на меня. Словно я — гипнотизёр и обманом выманю у неё информацию. Пока Лаура не видит, я позволяю себе задержать свой взгляд на ней. Я не рассматриваю её голые ноги, живот. Я всего лишь обвожу глазами её лицо. Только сейчас я почувствовал, как вкусно от неё пахнет. Должно быть, она вот-вот вышла из душа, потому что у неё слишком пышные волосы, не такие, как всегда, значит, она их сушила.

— Аарон, — устало постанывает она, и мои уши навострились. — Я же знаю. Ты хочешь у меня узнать, почему я всю неделю игнорирую твои сообщения, почему я не общаюсь ни с тобой, ни с… Элизой.

Когда она подняла взгляд, я кивнул.

— Это именно то, что я хотел бы знать. Мне тяжело видеть тебя в таком состоянии, Лаура, и я очень хочу помочь тебе.

У меня комплекс спасателя. Я не смог спасти мать, хоть у меня и не было возможности. Поэтому я хочу спасти Лауру. Я не могу позволить ей сдаться. Я вижу, что она на грани — чувствую это. Чувствую, как сильно ей тяжело. И мне очень не хочется думать о том, что Лаура захочет сделать что-то.

— Ты не поможешь мне, Аарон. Сколько бы ты ни пытался. Меня пытались спасти все: и семья, и даже клиника, и психологи. Мне ничего не помогло. Я обречена, Аарона. Я обречена на вечные муки судьбы.

— Лаура, — я отбрасываю цепи, что сдерживали меня, и оказываюсь рядом с ней. — Пожалуйста, поделись со мной. Я очень тебя прошу. Я не хочу видеть, как тебе плохо, — снова повторяю я.

— Ладно, — вздыхая, соглашается брюнетка. — Я игнорирую тебя и всех в целом, потому что я боюсь.

— Чего ты боишься? — я мотаю головой, не понимая слов Лауры.

— Всех. Всех в этой жизни. Я боюсь жизни.

— Ты не должна бояться меня, Элизу.

— Аарон…нет, ты не понял. Я боюсь, что вы пострадаете.

— Почему ты так думаешь?

Она вонзает зубы в губу, замолкая. Потом снова открывает губы и закрывает в нерешительности. Я отстраняюсь, не желая давить на неё. Но девушка внезапно схватила меня за руку.

— Аарон, пожалуйста, только не злись на меня…

— Я не буду злиться на тебя, если тебе тяжело рассказывать мне о чём-то. Но я просто прошу тебя, как друг, не отворачиваться ото всех.

Мой взгляд мельком падает на её руки. Сука. Почему я этого раньше не заметил? Блядь. Сука. Блядь.

— Лаура… — у меня подрагивает голос, дёргается глаз. — Что ты…

Она улавливает то, куда падает мой взгляд. Отдёргивая свою руку, она накидывает на себя спавшую куртку, прикрывая свои порезанные или даже изрезанные руки. Я теряюсь. Я теряю весь контроль, видя это. Хватая её руку сильной хваткой, я всматриваюсь: есть старые, есть свежие.

— Аарон, мне больно! Отпусти!

— Что ты делаешь с собой?.. — тихо спрашиваю я, смотря в её уже залитые влагой глаза.

— Не твоё дело! Не твоё! Не твоё!

Она снова сходит с ума. Она снова кричит и плачет. И я делаю то же самое, что и в прошлый раз, — обнимаю её. Мне страшно представить, что переживает эта девочка изо дня в день. Мне страшно представить, из-за чего она всё это делает. Что должно случиться, чтобы человек старался так искалечить себя?

Я чувствую, как слабые руки Лауры сжимают мою одежду. Как она пытается выплеснуть всё на меня. Я сдержу всё, Гномик. Делай, если тебе от этого легче.

— Аарон, я не знаю, что мне делать, — заикаясь, всхлипывает девушка.

— Мы поговорим об этом. Ты расскажешь мне обо всём.

Я отстраняю её от себя и получаю кивок. Теперь всё будет хорошо.

— Когда я буду знать, что случилось, я разберусь во всём. Я вытащу тебя, Лаура.

В лифте мы пробыли час, а когда выбрались, тётя Лауры налетела на неё с вопросами: куда она могла выйти в домашней одежде на целый час? Я не показался, не хотел ставить Лауру в неудобное положение. Когда мы вышли из лифта, я взял с неё слово, что она не передумает рассказать мне. Она кивнула головой. Сказала, что не сможет справиться сама, поэтому ей придётся рассказать в любом случае.

Выйдя из её подъезда, я зарылся руками в волосы, не представляя, что меня ждёт. Что нас ждёт. Я не хотел думать о плохом. Не хотел думать, что у Лауры какие-то катастрофические проблемы. Не зная масштаб проблемы, я буквально поклялся ей помочь. И я не заберу своё обещание. Даже если мне придётся свернуть голову, я всё равно сделаю всё, чтобы помочь ей. Лаура стала слишком много значить для меня. Я уже не представляю, как быть дальше без неё.

Я сел за руль, как ни в чём ни бывало, несмотря на то, что в моём организме есть алкоголь. И ехал я, как можно быстрее, потому что переживал за младшую сестру. Но, когда я вернулся домой, обнаружил её спящую на моей кровати. Должно быть, Софи долго ждала меня, а не дождавшись, задремала.

Взяв на руки её лёгкое тело, я направился в детскую комнату. Накрыв сестру одеялом и положив рядом с ней её любимую игрушку — тигра — я поцеловал её в лоб и вышел из комнаты.

С полной головой мыслей я лёг в свою постель. Заснуть мне не удавалось ещё продолжительное время. Мысли о Лауре не давали мне покоя.

18 глава. Я счастлива

Мне тяжело. Каждый мой день начинается с дрожи, со страха. Я боюсь, что каждый день может стать последним. Я пообещала Аарону, что всё расскажу. Если не ему, то хотя бы тёте. Но я не могу сдержать даже этого обещания. Мне просто-напросто страшно. Я боюсь, что всё ухудшится. Что в опасности буду не только я, а и Лили, у которой своих долгов куча, не говоря уже о тех, что набрал мой отец. Я поставлю в опасность всех, кто об этом узнает. Может, мне лучше умереть и всем станет легче жить?

Эти гнетущие мысли в моей голове меня добивают. Мне всё чаще начинает казаться, что я схожу с ума, что моё лечение в психбольнице нужно было продлевать. Меня начинают мучить голоса в моей голове, особенно они усиливаются ночью, когда я закрываю глаза и остаюсь в полной тишине.

Я одёргиваю себя от всех плохих мыслей, потому что одна часть меня говорит, что я со всем справлюсь. Мне нужна лишь небольшая помощь. А другая часть меня отказывается от любой помощи, которую мне предлагают.

В этом году ноябрь стал слишком холодным, предвещая ещё похуже зиму. Я сплю под двумя одеялами, и меня часто лихорадит — кидает то в жар, то в холод. Возможно, я простудилась, а возможно — это всё от лекарств. Сегодня воскресенье — очередной поход к моему психотерапевту. Задумываюсь над тем, чтобы попросить мисс Стейси прописать мне ещё какие-то лекарства, потому что, предполагаю, эти голоса до добра меня не доведут. Я хочу ещё немного пожить.

Сообщения от тех людей больше не беспокоили меня. С одной стороны — это хорошо, а с другой — это меня пугает. Может, они уже ждут подходящее время?

Моё физическое состояние снова ухудшилось, поэтому, когда я встала с кровати, мне пришлось постоять около неё ещё секунд пятнадцать, чтобы по пути на кухню не упасть и не разбить себе лоб. На кухне уже стояла Лили. У меня немели губы — мне так сильно хотелось кричать о своей боли, но я всё заглушала, проглатывала. Я не хочу нагружать её этой ношей, ведь долг моего отца — далеко не её проблема. Она не должна знать об этом, думать и бояться. Это не её брат даже, чтобы она что-то предпринимала. Я должна разобраться со всем сама, ведь это как никак проблема моего отца.

— Гномик, доброе утречко, — у неё было хорошее настроение, и мне правда хотелось улыбаться, но это было слишком трудно сделать. — Я приготовила сырники, и мне уже пора убегать на работу! Не забудь про поход к Стейси, — торопясь тараторила тётя, подхватывая в пакетике сырники, которые она берёт на работу как тормозок.