В этот момент мне не хотелось думать о том, что будет завтра, как мы будем смотреть друг другу в глаза. Просто хотела разделить эту ночь с ним.

— Что тебе снилось?

— Человек, которого нет в живых. Я скучаю по ней. Мне не хватает её. И мне снился кошмар. Словно я проживал тот роковой день снова и снова, как по кругу.

Он обнимает меня крепче, и я чувствую, насколько напряжены его мышцы. Чувствую, как ему тяжело рассказывать это.

— Мне жаль, что ты потерял какого-то близкого человека.

— Спасибо. За сочувствие и за то, что ты сейчас рядом. Что ты настолько рядом.

Я замечаю, как Аарон старается незаметно прикрыть глаза и втянуть мой запах. Я его успокаиваю. Я имею на него влияние, как оказалось.

Этой ночью мы спали мало. Большую часть времени разговаривали и просто сидели в обнимку, не думая ни о чём. Нам хотелось просто запомнить именно этот момент. Мы не хотели думать, что будет завтра и как эта ночь повлияла на нас.

— Аарон, об этом никто не должен знать, ладно? — прошу его я. Школа получит очередную сплетню для обсуждений, а мне бы не хотелось этого. Мне хватило того раза.

— И об этом, — его пальцы взлетают к глазам и указывают на засохшие слёзы, — тоже.

Я коротко улыбаюсь, киваю, и снова облокачиваюсь на него.

Уснули мы так же — в объятиях друг друга. Проснулись тоже. Мы не отпускали друг друга даже во сне. Мы были сплетены воедино. Но я проснулась раньше, собрала свои вещи и ушла. Так было правильно в любом случае, ведь идти вместе в школу мы бы не стали всё равно. Я оставила ему небольшую записку:

«Доброе утро. Я ушла, посчитала, что так будет правильно. Оставайся сегодня дома, не иди в школу и поправляйся. Не заставляй меня нервничать и расстраиваться, поэтому сходи к врачу. И отпишись, как побудешь у него, я переживаю. Хорошего тебе дня, плакса:)».

Может быть, это было милой записочкой, которыми обычно обмениваются влюблённые, но я посчитала нужным оставить её ему.

Я потряхиваю головой и выхожу из воспоминаний.

— У меня всё нормально, ба. Только… сегодня…

Она кивает и продолжает за меня:

— Почти десять лет, как нет твоих родителей.

Я сглатываю. Всё ещё дико слышать такие слова. Нет твоих родителей. Эти слова эхом проносятся по моему сознанию.

— Ага, — стискиваю зубы до треска, чтобы сдержать слёзы. Подхожу к столешнице, открываю верхние шкафчики и достаю свою кружку с мишкой, которой уже лет пять. Ставлю чайник кипятиться и слышу снова голос бабушки:

— Лаура, я вижу, как тебе плохо. Тебе это не скрыть, дитя. Но, знаешь… тебе нужно стараться жить дальше. Лаура, прошло десять лет, ты должна реже вспоминать об этой трагедии. Живи, не запутывайся в прошлом. Не строй жизнь там. Лучше думай о будущем, о счастливых моментах, которые тебя ждут.

— Я не вижу этих счастливых моментов в будущем. Когда я думаю о будущем — у меня перед глазами темнота, просто пустота. Может, это знак?

Знак того, что у меня нет будущего? Или… или просто меня нет в будущем.

— Не говори такого, дурья ты голова! — рассердилась бабушка, стукнув кулаком по стулу.

Я улыбнулась.

— Лаура, пообещай мне, что ты будешь счастливой. Пообещай, что стерпишь всё, что может с тобой быть. Не делай глупостей, которые ты делала несколько лет назад, прошу. Я хочу, чтобы ты прожила долгую жизнь, встретила любовь и была счастлива. Пообещай мне, Лаура.

Слова бабушки почти доводят меня до слёз. Встретить любовь, прожить долгую и счастливую жизнь… Всё это кажется мне чем-то за пределами возможного и реального. Кажется, это точно не про меня.

Однако от слова «любовь» моё сердце дернулось. В голове возник образ Аарона. Господи, Лаура! А ну прекрати это немедленно!

— Ба, — я сжимаю её морщинистую руку в своих ладонях, — я не могу тебе обещать такого. Не могу обещать того, чего, может быть, не смогу сдержать. Это моя жизнь, я решу, что мне делать, не волнуйся…

Я забираю кружку с горячим чаем, который уже успела приготовить, и как можно быстрее убегаю от разговора с бабушкой. Догадываюсь, что ей сейчас плохо от моих слов. Ей тяжело осознавать, что я тот самый «трудный подросток», которому необходима помощь окружающих. Я знаю, что она желает для меня всего самого лучшего… и даже тогда, когда приказала Лили положить меня в клинику, она это делала с лучшими побуждениями. Она думала, что это пойдет мне на помощь. А я всё ещё застряла в том времени, в моей голове всё ещё время от времени всплывают плохие мысли о суициде. Я стараюсь держать себя в руках. Но я чувствую, что скоро вся моя сила рухнет.

За завтраком я сижу в телефоне и переписываюсь с Аароном. Мы не были теми, кто любил переписываться, но в последнее время зачастили с этим. Однако наши сообщения не выходят за черту дозволенного. Аарон не кидает мне ничего из вон выходящего. Мы оба держим дистанцию. Но как долго будем сдерживаться?

AaronRodriguez: Я выздоровел. Рада?

Я: Разумеется! В школу с понедельника?

AaronRodriguez: К сожалению.

Я: Так сильно не хочешь видеть меня?:)

AaronRodriguez: Ты — единственное, ради чего я хочу в школу. Видеть тебя даже исподтишка — ещё то удовольствие.

Я: Подглядываешь за мной, да?

AaronRodriguez: Слежу.

Мои губы содрогнулись в ухмылке. Он сказал, что хочет в школу только из-за меня.

AaronRodriguez: Лаура…

Я: Аарон?

AaronRodriguez: Пойдём со мной гулять.

Я: Не могу. Нужно подготовиться к школе.

Не могу же я ему сказать, что у меня нет желания и настроения и рассказать причину? Мы не делимся ничем личным. Думаю, это лишнее. Мы не так близки. Хотя после той ночи я могла бы считать иначе, но стараюсь не думать о ней.

AaronRodriguez: Лаура, у тебя ужасные отмазки. Ты просто не хочешь со мной гулять?

Я: Нет, Аарон, не из-за этого. Я не могу просто. Извини, я должна заниматься делами, до завтра.

AaronRodriguez: Как знаешь. До завтра.

Я почти сердцем чувствовала, что задела его. Но ничего не могла с этим поделать.

♡⁠♡⁠♡

— Ну и почему ты отказалась? — возмущается Эрика, смотря слишком пристально в камеру.

Вечером этого же дня Эрика написала мне с предложением созвониться, ведь мы давно уже не делали этого. Она помнила, какое сегодня число, знала, что сможет растормошить меня лишь разговор с ней и смех до боли в животе.

— Потому что у меня не самое лучшее настроение, Эрика, — бурчу я, сжимая в руке пилочку для ногтей.

— Ты глупая, Лаура! У тебя появилась возможность развеяться, стать ближе со своим секси-блондином, а ты тухнешь дома и пилишь свои огрызки, — по голосу слышу, что подруга злится на меня. — Тебе пора вылезать из берлоги, из своей зоны комфорта, Лаура. Хватит ходить с кислой миной, развейся. В конце концов, Лаура, тебе семнадцать, будет восемнадцать, ты уже взрослая девушка! Пойди ты в клуб, напейся до тошноты, сделай что-то безбашенное!

Её слова, несомненно, «вдохновляли».

— У тебя просто лучшие советы, Эрика, — посмеиваюсь я, сосредотачиваясь на своём сломанном ногте.

— А что? Я говорю так, как должно быть! Ты взрослая девочка и вместо того, чтобы проводить здорово время, как все нормальные подростки, ты чахнешь в своей комнате. Я знаю, что тебе тяжело, плохо, но пора начать жить.

Второй раз за день мне советуют жить.

Я хочу ей сказать о том, что она стала копией моей бабушки, но звонок обрывается, потому что мне кто-то звонит. Я хмурю лицо, потому что высвечивается неопределённый номер. Нажимая на красную кнопку, отбиваюсь, потому что на незнакомые номера никогда не отвечаю — мне почему-то страшно, вдруг там хулиганы или ещё хуже — мошенники какие-то.

Перезваниваю Эрике.

— Это что было? Тебе настолько наскучили мои советы? — смеётся подруга.