— Мне не понравилось бы в Токио, — сказала Мегуми, когда официант отошел. — Видела по телевизору: много богатых людей, живущих в крошечных квартирках.

Каитаро улыбнулся:

— В этом мире есть хорошие места не только в домиках у моря с тремя комнатами и кухней в коридоре.

Мегуми пожала плечами и поднесла к губам чашку.

— Какая она, эта твоя городская девушка?

— Задумчивая. Сильная. Она фотограф. И у нее есть дочь.

— Красивая?

— Да, она красива.

Мегуми кивнула и провела рукой по волосам, пропуская пряди между пальцами.

— Когда она приезжает?

Завтра.

— Вы надолго останетесь?

— Нет. Я только покажу ей деревню и окрестности.

— Хочешь пообедать со мной и Цудзи?

— Нет, спасибо. Я…

— Я рада,#— сказала она с тихой улыбкой.

— Она понравилась бы тебе, Мег, правда.

— Не сомневаюсь.

— Может, мы как-нибудь выпьем вместе чаю?

— Я непременно увижу ее, Кай. Наш поселок не так уж многолюден! — рассмеялась Мегуми.

— Я рад за тебя и Цудзи, — сказал Каитаро. — Где вы живете?

— У нас домик возле пристани. Мне там нравится, — призналась она. На этот раз ее улыбка была настоящей.

— Это не тот домик, который ты показывала мне?

— Да, он самый! — Мегуми расхохоталась. — Цудзи пристроил к нему террасу. — Заговорив о муже, она снова расплылась в улыбке. На губах у нее почти совсем не осталось помады. — Летними вечерами мы пьем чай на террасе.

— Звучит романтично.

— Так и есть. Для меня это так.

— Попросить, чтобы принесли счет?

— Нет-нет, не надо, они запишут на мой.

— Но, Мег…

— Пожалуйста, я настаиваю. Ты мой гость.

Они взяли пальто и вышли из кафе.

— Все хотел спросить, у вас есть дети? — сказал Каитаро, шагая рядом с Мегуми по пляжу и на ходу застегивая пуговицы.

— Нет. — Мегуми остановилась. — Мы не можем иметь детей.

Повисло неловкое молчание.

— Прости. Мне жаль, — наконец произнес Каитаро, пытаясь вернуть ту легкость, которая установилась между ними. — Но ты счастлива, Мег?

— Счастлива, — откликнулась она. Каитаро снова увидел то же доброе выражение, с которым Мегуми смотрела на него через стекло кафе. И взгляд, полный затаенной грусти. Сейчас он снова был обращен к нему. Мегуми сжала его запястье. — И я хочу, чтобы ты тоже был счастлив, Кай.

— Знаешь, возможно, я сумею быть счастливым, — серьезно проговорил он.

— Хорошо! — Ее ответ прозвучал так же ясно и чисто, как в детстве. — Увидимся!

И она зашагала прочь по тропе, которая бежала вдоль моря, следуя за изгибом бухты. Зеленый зонт покачивался, словно воздетая для благословения рука.

Никогда, подумал Каитаро, он не сумеет отблагодарить Мегуми за то, что она сделала для него.

ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ

Вид на Саппоро из окна самолета оказался совсем не таким, как она ожидала. Едва они подлетели к Хоккайдо и начали снижаться, Рина прильнула к иллюминатору в надежде увидеть раскинувшуюся внизу бескрайнюю ледяную пустыню — землю знаменитого черного медведя-барибала и не менее знаменитых пивоварен^[97]. Но столица острова, к которой они приближались, была просто еще одним городом, шумным и многолюдным: серое пятно, расползающееся с севера на юго-запад, словно озеро, с вытекающими из него узкими ручейками пригородов. Однако в отличие от Токио, который открывается перед путешественником на подлете к Ханеде^[98], занимая собой все пространство, Саппоро будто угасает по краям, уступая место равнинам и сосновым лесам, ощетинившимся темными зелеными пиками под пластами туманной дымки.

Рина стояла в зоне выдачи багажа, высматривая в толпе Каитаро. Она достала из сумки разноцветный полосатый шарф и обмотала его вокруг шеи, вдыхая запах дочери. Когда Рина собиралась ехать в аэропорт, Сумико выбежала в холл проводить ее. Ёси тоже был внизу, но только кивнул издали и пожелал доброго пути. Суми прильнула к матери, обняла и протянула свой шарф.

— Чтобы ты не замерзла, — прошептала девочка, когда Рина опустилась на колени и прижала ее к себе. Сумико вложила ей в ладонь маленького плюшевого медвежонка. — Ему понравится путешествие.

Рина рассмеялась и еще крепче обняла дочку.

— Я вернусь домой через несколько дней, — пообещала она. — Это очень важная поездка, понимаешь, Суми?

Девочка кивнула. Подошел Ёси и, встав рядом с внучкой, взял ее за руку.

— Тебе пора, — сказал он дочери. — А то опоздаешь на рейс.

И вот теперь, когда она топталась возле своих сумок в переполненном зале аэропорта, дом и семья отступили на задний план. Минуты тянулись, а Рина так и стояла одна. Наконец она увидела его. Каитаро спешил к ней, поправляя висящую на плече сумку.

Как странно, подумала Рина, в этот раз она не почувствовала, что он рядом, прежде чем заметила его. Да и вообще не сразу заметила в толпе. Но сейчас Каитаро шел к ней, открыто и смело, ни от кого не таясь. Они встретились в центре зала. Его глаза сияли.

— Рина, — произнес Каитаро, прежде чем его губы коснулись ее. Он целовал Рину не спеша, растягивая время, словно наслаждался тем, что больше им не надо скрываться. Рина вскинула руку и провела пальцами по его волосам. Тепло, исходившее от Каитаро, наполнило ее тихой радостью.

Они ехали на север, обогреватель в машине работал на полную, отражая атаки налетавшего снаружи ледяного ветра. Дорога заняла часа два. Они миновали реку Румой, раскинувшийся на ее берегу порт и наконец остановились на улице небольшого поселка на побережье залива. Рина отстегнула ремень безопасности и обернулась, оглядывая окрестности. Позади был виден деревенский магазинчик, чуть дальше — кафе. Она снова повернулась к Каитаро. Он смотрел на дом слева от машины, на крыше торчала труба, из которой тянулась струйка серого дыма.

— Она дома, — сказал Каитаро и, повернув ключ в замке, заглушил двигатель.

Рина коснулась его руки.

— Кай, даже не верится, что мы здесь. Ты верил, что мы справимся со всем этим?

— Я надеялся. Хотя в какой-то момент ты напугала меня. Тогда моя надежда едва не рухнула.

— Ладно, — деловито сказала Рина и, подхватив лежавшую на коленях сумочку, выбралась наружу. — Я нервничаю, — призналась она, подходя к Каитаро и косясь на дом. Жалюзи на окнах были опущены. Жилище выглядело не особо приветливо.

— Все в порядке. — Он взял руку Рины, просунул себе под локоть и крепко прижал к себе — Мы будем вдвоем.

Мать Каитаро не проронила ни слова, впуская их в дом. Она низко поклонилась Рине, взяла пальто и предложила гостевые тапочки. Рина тоже поклонилась, украдкой оглядывая прихожую. Дом был небольшой, как и говорил Каитаро. И темный, а закрытые жалюзи и вовсе создавали полумрак. Словно уловив недоумение Рины, госпожа Накамура подошла к окну и, потянув за шнурок, впустила в дом немного серого пасмурного света. Теперь стали видны длинные пряди ее волос, выбившиеся из пучка, и измятый воротник домашней блузы, которую она носила вместе с брюками.

«Она спала, когда мы позвонили в дверь», — подумала Рина, следуя в комнату за Каитаро.

Они прошли мимо кухни. Рина успела заметить окно, выходящее на море. На подоконнике не было ни единого горшка с цветами.

Позже Рина стояла возле этого окна, промывая рис в миске с холодной водой. Она снова и снова вращала оседающие на дно зерна до тех пор, пока вода не сделалась мутной от крахмала. Госпожа Накамура стояла рядом, они едва перекинулись парой слов, но уголком глаза пожилая женщина то и дело поглядывала на Рину, наблюдая, как та работает.

Рина улыбалась про себя, надеясь, что своим умением промывать рис заслужит одобрение госпожи Накамуры. На душе было хорошо и спокойно: ей нравилось находиться в доме Каитаро и вместе с его матерью готовить обед. Не обед, а настоящее пиршество, судя по обилию и разнообразию продуктов, лежавших живописной грудой на кухонном столе. Рина так и сказала, указывая на крепко сбитые грибы мацутакэ", оранжевую тыкву и сочащееся жиром темно-красное филе лосося. Замечание было встречено благосклонным кивком, разрешением почистить нежно-зеленое ароматное кабо-су^[99][100] и перечислением блюд, которые им предстояло приготовить: жареные мацутакэ с дольками кобосу, набэ^[101] из лосося, тушеная тыква и клейкий рис^[102].