Рина осталась довольна: она стремилась передать настроение тепла и незащищенности, и ей это удалось. Одновременно на снимке присутствует нечто тревожно-хищное — ее пристальный взгляд, устремленный в объектив, который нацелен на спящего человека. И властный жест Каитаро, накрывающего рукой колени Рины, — кажется, даже во сне он заявляет свои права на нее.
Рину всегда привлекала черно-белая фотография — разоблачающее откровение картинки. Вы можете глубже заглянуть во внутренний мир человека, когда он смотрит на вас с монохромного снимка, где нет ни одной лишней детали, отвлекающей внимание зрителя. Рина смотрела на Каитаро: на снимке он накатывал на нее, как волна на берег.
За окном над городом занимался рассвет. Вдалеке прогрохотал монорельсовый поезд. Первые лучи восходящего солнца коснулись темного окна. Рина улыбнулась, вспомнив лица и глаза окружающих ее людей, чьи взгляды больше не страшили ее. Отныне любой, кому вздумается, может заглянуть в ее мир — пожалуйста, Рина не станет возражать, ей нечего скрывать.
Она поднялась из-за стола и прошлась по комнате в поисках сумочки. Открыла ее и, вынув блокнот, заглянула в свои заметки: какие покупки надо сделать сегодня по дороге в Мэгуро?
Убрав блокнот, Рина сняла футболку, скомкала и бросила в дорожную сумку. Теперь она стояла на фоне светлого прямоугольника окна, проникающие внутрь косые лучи солнца освещали ее обнаженные плечи, маленькие высокие груди, покатые ягодицы, обтянутые белыми кружевными трусиками, и босые ступни, крепко стоящие на деревянном полу. Рина потянулась к занавескам — шелковые разноцветные квадраты, сшитые в единое полотно, похожие на лоскутное одеяло. Она купила их для Каитаро на рынке. Симпатичные, ничего общего с теми тканями, которые она выбирала, обставляя квартиру в Эбису. Больше никаких обитых белой кожей диванов, светлых полированных шкафов и буфетов. Только эти цветные квадраты и тростниковая корзинка на письменном столе, доверху заполненная рулончиками с пленкой и готовыми фотографиями. Когда они с Каитаро вернутся с Хоккайдо и найдут новую квартиру, эти вещи переедут вместе с ними.
Рина услышала шорох и щелканье затвора камеры у себя за спиной. Она вскинула руки и переплела их над головой. Затвор щелкал снова и снова. Рина оглянулась через плечо, ее лицо было наполовину скрыто поднятыми руками. Он сидел на постели, солнце освещало его растрепанные волосы и небритые щеки. Каитаро вновь нацелил объектив. Рина подняла брови и улыбнулась.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Каитаро устроился за одним из столиков возле окна. Отсюда хорошо было видно море: серая ровная полоса воды, кое-где прорезанная более светлыми участками. Плывущие по небу плотные темные облака создавали сумеречную атмосферу, хотя сейчас была только середина дня.
Он нарочно пришел пораньше, чтобы дать себе время подготовиться к встрече и не выдать волнения, когда увидит ее. Каитаро помнил это место и настроение, с которым приходил сюда. Мегуми нравилось здесь. Он заказал чай и устрицы темпура[96]. Каитаро вспомнил письмо, которое написал ей, неловко и невразумительно объясняя, почему вдруг решил вернуться домой. Он пытался предупредить Мегуми о своем приезде, хотя давно научился отстраняться от внешнего мира, не подпуская к себе людей слишком близко, — наука, которую Каитаро освоил именно здесь, в своем родном городе.
Она наверняка станет дразнить его из-за сумбурного послания, подумал Каитаро, но тут же одернул себя. Наверное, прежняя Мегуми, девушка, которая любила пустынную дикость Хоккайдо и мечтала стать женой моряка, именно так и поступила бы. Но кто знает, какой она стала за прошедшие годы. И все же Каитаро трудно было представить, что женщина, которую он ждет, изменилась настолько, чтобы в ней не осталось ничего от прежней Мегуми. Письмо могло озадачить ее, даже рассердить: какое отношение все это имеет к ее теперешней жизни? Тем не менее Каитаро счел нужным написать ей, чтобы избежать неприятных сюрпризов, когда он привезет сюда Рину. Для него Мегуми навсегда останется другом, но, если существует хотя бы малейший шанс, что появление Рины причинит ей боль, Каитаро постарается избавить ее от этого.
Он невольно вздрогнул и вскинул глаза, когда снаружи возле самого окна кто-то с треском захлопнул зонт. За стеклом стояла она и смотрела на Каитаро, который сидел в кафе на их обычном месте. Мегуми почти не изменилась, только в уголках губ залегло несколько морщинок да овал лица утратил прежнюю нежность, но обращенный к нему ласковый взгляд остался прежним.
Мегуми поманила его пальцем и кивнула в сторону тянущегося позади нее пляжа с темным изрытым дождем песком. Каитаро приподнял тарелку с устрицами и показал ей, чувствуя, как отступает напряжение, — это была их обычная игра. Она с деланым равнодушием пожала плечами и направилась ко входу в кафе.
Поставив зонт на стойку возле двери, Мегуми прошла к столику. В руке она держала прозрачную газовую косынку. Прежде чем сесть, Мегуми аккуратно сложила ее небольшим квадратом и пихнула в карман куртки. Жест казался сухим и будничным, но чрезвычайно уместным.
— Господин Накамура…
— Госпожа Хондзима, заказать вам что-нибудь?
— Они знают мои вкусы, — заметила она. — Сейчас сами принесут.
Мегуми выглядела спокойной и совершено расслабленной, но Каитаро понимал: это напускное, она не может не волноваться, как и он.
— Ты собрался жениться? — спросила Мегуми.
— Ты замужем? — спросил Каитаро.
— Да, — ответила она, неторопливо закатывая рукава кардигана и давая ему собраться с мыслями.
Ее удивляли растерянность и волнение Каитаро — это так не походило на него прежнего.
Сам же он поймал себя на том, что рассматривает Мегуми. Взгляд скользил по ее лицу, от милого курносого носа к высоким тонким бровям и к седым прядям, мелькавшим в черных волосах. Ярко-красная помада на губах плохо сочеталась с бледной кожей. Раньше она вообще не пользовалась помадой.
— Все в порядке, Каитаро, — выждав немного, добавила Мегуми. — Нет нужды ни в чем винить себя.
— А как Цудзи?
— Хорошо. Я счастлива с ним. Очень. Я сделала верный выбор.
— Никогда в этом не сомневался! — рассмеялся Каитаро, но тут же оборвал смех, заметив, как она застыла.
На короткий миг он увидел ее такой, как при их последней встрече. Она стояла на песчаной косе, которую так любила, а Каитаро говорил, что уезжает, что не создан для жизни вместе с ней на Хоккайдо. Он думал, она закричит, даже швырнет в него чем-нибудь, но все, что ему запомнилось, — ее каменная неподвижность. А еще он ждал, что Мегуми бросится к нему. Тогда Каитаро смог бы утешить ее, ему хотелось обнять эту девушку, которая была его единственным другом. Но она лишь махнула на него и отвернулась.
Мегуми долго стояла, скрестив руки на груди и глядя на море. Потом развернулась и пошла прочь. Он позвал ее, но она не обернулась, продолжая идти вдоль кромки воды. Чуть свернув, девушка зашла в море почти по колено, так что подол ее юбки намок и облепил ноги. Этот образ отпечатался у него в памяти последним: неподвижная фигура и покачивающаяся вокруг нее серо-стальная вода.
— Спасибо, что согласилась встретиться со мной, Мегуми.
— Почему ты решил вернуться домой? — спросила она, слегка поджав губы и рискуя размазать помаду.
— Я скучал по тебе.
— Я рада, — сказала Мегуми, и оба рассмеялись. Она всегда была честна с ним. И Каитаро ценил это.
— Ты уже виделся с матерью?
— Да. Заходил сегодня утром.
— Она сильная женщина.
— Да, знаю, — отрезал Каитаро, но тут же виновато склонил голову. — И теперь она осталась одна.
Мегуми ничего не ответила. Интересно, в глубине души она все еще укоряет его за то, что он оставил мать, за то, что оставил их обеих?
— Хорошо выглядишь, — сказала молодая женщина. — Город пошел тебе на пользу.
Подошел официант, принес поднос со сладостями, чай и влажное полотенце для рук. Расставляя посуду, он болтал с Мегуми, спросил, хорош ли дневной улов, и поинтересовался, зайдет ли Цудзи сегодня вечером. Каитаро подумал, что в обычных обстоятельствах Мегуми непременно представила бы его, но, видимо, она понимала, что он не намерен задерживаться здесь надолго и не хочет, чтобы его визит оставил слишком много следов.
