– Если хотя бы одна салунная шлюха узнает причину моего, как ты успел необдуманно выразиться: «позора», или о том, что позор имел место в моей жизни, если узнает, что я, как вонючая старуха… ревел и обоссался! Поверь, я то выясню… и вырву твой уродский кадык, засуну его тебе в жопу и заставлю высрать ртом на собственные ладони! – проревел ковбой покрываясь новыми капельками пота и после недолгой молчаливой паузы смягчённо добавил: – Я тебе не любой. Со мной в споре истина не рождается. Намотай на ус.
Голос ковбоя звучал не как у нормального человека, он был неестественно скрежещущий и грозный, что уже является симптомом психической ненормальности, но в данном случае прозвучал гармонично с обликом и даже задавал личностный стиль, а ещё он в процессе речи из последних сил наслаждался родным языком, на котором видел сны, каждым словом.
Высказывание про великую судьбу ему пришлось по душе, так как он реальный человек с судьбой и в этом нет никаких сомнений.
– Я крепко спал, как убитый, ничего не слышал, даже вой койотов, а мои глаза были плотно закрыты, настежь.
Повисла очередная неловкая пауза…
Помощник шерифа молча указал кивком на глиняную ёмкость и жестяную банку с криво вырезанным и отогнутым назад верхом, стоящие на соседнем гробу, с подозрительно плотно заколоченной крышкой… Ковбой чуть приподнялся, опёрся на локоть левой руки, восполнил потерю жидкости в организме и отведал неразогретых бобов без посторонней помощи вывалив их из банки прямиком в себя и заглотил всё не пережёвывая, затем снова откинулся на спину и немного поёрзал, полежал молча тяжело дыша через рот и задал вопрос о важном и по делу, уже спокойным, живым и взвешенным тоном:
– Назови имена и род деятельности всех тех, кто меня обокрал.
– Мы порядочные граждане с глубокими принципами, правда с суевериями… Лошадь я самолично отвёл в конюшню, вам осталось лишь оплатить услуги конюхов. Грязную одежду забрала жена гробовщика, в стирку. Остальное в офисе шерифа округа, а звать его Билл Карсон.
– Шериф, значит. Вот кого предстоит убить в первую очередь.
– Не переживайте, я всё раздобуду. Билл нормальный мужик, у меня с ним дружественные связи и не только.
– Я и не переживаю. О чём мне переживать? Убивать шерифов – моё пристрастие, когда-то даже коллекционировал трофейные звёзды.
Последовал вопрос:
– И где эти звёзды?
– Нашпиговал ими самодельную бомбу и устроил «звёздный час».
В давние времена ровно в час дня устраивались показательные и торжественные казни со зрителями, лентами и фанфарами, а ранним утром карательные.
– Любопытно.
Ковбой немного покосившись пробуравил собеседника хищным взглядом, затем безмятежно произнёс:
– Можешь не спешить, но раздобудь всё сегодня, а я пока вздремну, это необходимо. Жду здесь и если вдруг всё же помру – пригласи лучшего фотографа специализирующегося на почивших знаменитых стрелках. Такова последняя воля.
Ковбой выронил пустую консервную банку на пол и случайно свезя одеяло, с усилием повернулся на здоровый бок костлявой спиной с выпирающими острыми позвонками и немытым задом в сторону Джонса. Больше он не проронил ни слова.
Генри озадаченно, не совсем осознавая кому, зачем и что пообещал, словно загипнотизированный вернулся в свой угол, снова забился в кресло и впал в неудобную дрёму. Благо, держать слово не обязательно, присягу он не давал, даже не клялся, что придавало уверенность, свободу и спокойствие и мигом погрузило в беспробудный сон без сновидений…
***
Полдень. Возможно час дня. С улицы прокрались: родная привычная ругать торгашей; отдалённый грохот на станции; скрежет пилы по деревянному брусу; стук молотка; выкрики рабочих со стройки неподалеку от мастерской, сооружающих чудное строение напоминающее населению бесполезную средневековую башню с подвешенным чёрным флагом; ржание и фырканье вереницы лошадей; лай сытых дворовых собак; яростные споры котов и скрип рессор грязных деревянных колёс проезжающего мимо дилижанса – когда жена гробовых дел мастера в лёгком летнем платье без рукавов, без стука отворила пинком дверь в мастерскую разбудив Джонса, вломившись с охапкой выстиранной или скорее наспех прополосканной в грязной воде чёрной одежды.
Городской смрад от людских и животных нечистот, бесконечные непрекращающиеся в салунах и возле взрывы пороха в револьверных барабанах ганфайтеров, охотников за их головами и шерифов, дребезг бутылок из-под виски из кактуса и глиняных кувшинов из-под кукурузного ликёра, нецензурная брань и предсмертные стоны подстреленных – ко времени повествования, к великому сожалению уже сменились в большей степени на приятное шумовое загрязнение, почти по всей стране. Увы, люди стали мыться чаще, сливать нечистоты в выгребные ямы за городом и пользоваться сортирами, но, пока не всё потеряно, не все соблюдали новые цивилизованные порядки и периодически отдельные личности оставляли испражнения на проезжей части и в закоулках между лавками и домами, обычно под заборами, дети, на умиление взрослых даже умудрялись справлять нужду на рельсы. В случаях «неповиновения» стражи порядка (маршалы, шерифы и их помощники) мощно толкали цивилизационный процесс отлавливая бунтарей и приверженцев «старой школы». На настоящий момент времени – это являлось первостепенной и практически единственной рабочей задачей правоохранительных органов, за некоторым исключением, но подтверждающим общее правило.
Когда шерифы не справлялись, тогда отловом или даже скорее отстрелом оставшихся активно действующих исключительных негодяев и отбитых ублюдков наживших себе врагов занимались в основном частные армии наёмников или детективные агентства вроде пресловутого национального детективного агентства Пинкертона, которыми владели или которых нанимали хозяева потерпевших неудобства со стороны банд магнаты или сенаторы. Криминальные личности, «разумная» их составляющая – уже сама переметнулась на службу в такие агентства и частные армии или благополучно интегрировалась в городскую систему и стала её неотъемлемой составной частью, в основном шерифской.
Цивилизация является не равномерно, не потоком, точечно, словно радиация оседающая пятнами на почву и иногда столь же разрушительно и влияя не на каждого, до кого-то не доходя вовсе или оказывая негативное воздействие. В крупных промышленных городах с заводами и фабриками северных и дальневосточных государств, где инженеры научились прорывать тоннели под реками, а паровой двигатель по специальным вырытым тоннелям с трубами тянул через весь город трос с крепившейся конкой – могла ехать в качестве пассажира сумасшедшая повитуха на роды с магическими ритуалами высокопоставленной особы, вроде жены чиновника, банкира или крупного промышленника. Про города с не утраченными традиционными ценностями обществ каннибалов развившихся до современного уровня и упоминать нет необходимости… Каннибализм должен быть разумным трупоедением!
Большинству простых людей в конечном итоге приходится подстраиваться под меньшинство большинства, под которых и приходится сочинять новые правила. Открываются новые рабочий места, а изжившие себя приходят в упадок, такие как должность помощника шерифа. Отныне у таких «счастливчиков» имеется время на творчество. Такую должность нужно ценить, но как плацдарм или временное удобное пристанище, как тёплую титьку кормилицы, но задерживаться определённо не стоит.
…Ковбой тем временем спал «как убитый», не реагируя на грубую женскую суету. Он тихонько посапывал в своём уютном гробике и даже не шелохнулся. Возможно просто убедительно притворился или уже впал в предсмертную кому.
Когда Генри обдал горячий поток уличного воздуха – он встрепенулся, мигом вскочил с кресла, с трудом приходя в чувство, сладко причмокивая и протирая глаза постепенно осознавая, что проспал дольше запланированного и опоздал на рабочее собрание представителей городской власти. Промямлив он попросил женщину вымыть ковбоя и прополоскать одеяло, за что жена гробовщика покорно и с великим любопытством, словно по команде принялась незамедлительно, не задавая лишних вопросов, лишь грубо прогнала Джонса, дабы тот не помешал великому сакральному таинству, за что её возможно даже пощадят.