– Не мешайте, дайте пройти, расступитесь. Так, что у нас тут… Господи! – протараторил доктор подбираясь к ковбою, затем невзначай сострил: – Кто его так отделал?! Ну же, признавайтесь!

– Джонс-младший! – кто-то выкрикнул в толпе.

– Явно он!

– Узнаю почерк.

Со всех сторон разразился заразительный хохот и послышалось фырканье (не только лошадиное).

Доктор начал осмотр больного. Облик ковбоя сиюминутно показался мексиканцу страдающим за его грехи. Он мелодично обратился к внеземным высшим силам очень быстро зачитав молитву сочинённую им самим на днях, считая, что такая молитва в разы искренней и сильнее классической. Самая сильная молитва на диком западе человека, как считалось ублюдками с принципами – не преуспевшего должным образом в убийствах, картах и ограблениях дилижансов и только поэтому принявшегося помогать людям по двум фронтам прозвучала приблизительно так:

– Спаси заблудшую душу грешную, как спас однажды ты мою, за что тебя благодарю… Amen!

Всё же лекарь приступил к работе. Вколол долговременное обезболивающее, от боли и после контрольного осмотра и обнюхивания ран закатал рукава обнажив мощные волосатые инструменты для битья по роже, вытер с лица пот тыльной стороной ладони, повернул больного на бок словно игрушку, вынул из его штанов револьверы, порвал жилет и рубашку, задрал их, подвигал стрелу туда и обратно, обломил торчащее из живота древко с костяным остриём с зазубринами и резким движением, под аплодисменты и отвратительные взвизги женщин выдернул стелу с другого конца, со спины, да так ловко, будто проделывал данную процедуру на регулярной основе и учился этому в академии.

Ковбой застонал и скукожился, а доктор почесал макушку чёрной шляпы вспоминая, что выдёргивать по академическому правилу выдёргивания стрел было бы предпочтительнее с другого конца. Но, что сделано, то сделано, сделанного не воротишь, разве что можно проткнуть его снова и выдернуть правильно.

– Сейчас прижигать будет, несите раскалённую кочергу, – раздался возбуждённый возглас.

Шериф одобрительно кивнул.

– Никаких прижиганий. Не вздумайте! Мы не средневековые инквизиторы.

– Значит виски?

– Разве что мне, ему не пригодится, он сейчас вырубится.

– Сколько он крови потерял? – спросил какой-то умник.

– Немного, он не вынул стрелу.

Кровь вспузырилась в ране на волосатом животе, отверстие под слабым давлением пульсируя испражнилось чёрными сгустками запёкшейся грязной крови, болезнями, феями и возможно даже злыми духами. Изо рта пошла пена, глаза закатились. Ковбой ритмично побился в судорогах, выгнул спину и со стоном облегчения обмяк. Очистительное кровопускание произошло самопроизвольно, как у странствующего рыцаря.

Доктор виртуозно наложил швы, обработал раны чистейшим спиртом, наложил чистые повязки, даже на увечье на голове и выступил с вердиктом:

– Не испражнился, значит жив, но, стрела могла повредить кишечник, если так, то фекалии попадут в кровь и он умрёт от позорного отравления. Если повезло, если не повредила извилистый орган всё равно он скорее всего подохнет, от отравления частицами фекалий подлого squaw. Так что будь я уголовником – держался бы от него подальше и оставил бы в покое… Я сделал всё, что в моих медицинских силах. Рекомендую постельный режим и услуги священника. Оповестите, если очнётся от боли, вколю ему ещё дозу героина, – сказал доктор и вскоре испарился за трухлявым пендельтюром салуна, под рогатым черепом.

В толпе разверзлись ожесточённые дискуссии знатоков касающиеся методов отравления наконечников стрел. Один опытный знаток заявил, что достаточно ткнуть стрелу в землю, не нужно предварительно срать или искать чужое говно перед каждым новым выстрелом. Кто-то добрый, из гуманных соображений предложил сразу пристрелить ковбоя, а кто-то судящий по внешности – как можно скорее повесить или лучше даже сжечь, пока тот не накликал беду на город, не сглазил или не устроил пьяную бойню в салуне.

Шериф Карсон тем временем уже начал проводить самый продолжительный и экзотичный обыск в своей карьере. В случае кончины ковбоя можно будет даже открыть первый городской музей, если кому-то будет до этого дело, а его не будет. Пол века назад изъятое никого бы не удивило. Казалось, что ковбой продолжительное время был законсервирован, заморожен в леднике или находился в потусторонней духовной реальности и – вот, чудодейственным образом воспрянул на глазах избранных очевидцев. Знающие мужчины включая Билла были приятно удивлены и одновременно недоумевали от того, как было в старину неудобно жить.

Власть благополучно изъяла: два Кольта Драгуна третьей модели 44-го калибра, каждый из которых ещё с рычагом-шомполом для заряжания (для вдавливание пули в камору барабана), оба украшены гравировкой сцены боя рейнджеров с индейцами, оба всем очень понравились (оружие в черте города всем плебеям, кроме маршала, шерифа и его помощников носить запрещено); круглые свинцовые пули; сложенный бумажный лист из внутреннего кармана драного бандитского пыльника; комок мятых гринбеков (основная государственная валюта); потёртая дорожная сумка на лошади, из которой шериф небрежно вытряхнул на землю неопределённую субстанцию отдалённо напоминающую испорченную еду, пустой треснувший сосуд из высушенной тыквы без остатков влаги, пороховницу с чёрным порохом, подменный барабан, капсюли, мульду для отливки пуль, кресало, нож Боуи, свинцовую чушку и различные безделушки, вроде жутких миниатюрных фигурок животных умело вырезанных из человеческой кости, явно ремесленниками другой культуры (доисторической или первобытной).

Некоторым завистливым свидетелям представилась колоритная романтичная сцена, в которой свободный от погрузки скота ковбой под звёздами сидит у костра в прерии и отливает пули, чистит револьверы с любовью, покуривает, жуёт табак, попивает виски из старой солдатской фляги и никто ему не нужен, как и он никому, он даже готовит себе еду сам. За что обыватели его дружно возненавидели, женщины среди которых единовременно подумали: «Мужчина должен быть добытчиком, а женщина хранительницей очага»; или: «У мужчины должен быть блеск в глазах, пока он молод».

Цельные изъятые купюры шериф незаметно от всех ловко, используя навыки профессионального шулера припрятал в рукав, не считая спрессованных обрывков, которые судя по всему ковбой забивал в дула капсульных револьверов, в качестве пыжей, как идейный капиталист наоборот, но не коммунист, так как бандитская сволочь. Все причиндалы шериф сгрёб обратно в сумку и гордо закинул её себе на плечо.

– Увы, к моему глубочайшему сожалению комнат свободных нет и завтра не будет, – отрыгнул человек с двумя бесполезными подбородками и в мятом цилиндре, хозяин того самого единственного салуна и по совместительству единственной в городе гостиницы.

Завершив обыск до конца, глядя на кровавого человека, нервно поправляя шляпу с плотно набитой седельной сумой на плече и сигарой во рту шериф дал себе волю вслух порассуждать: «Куда и кому сбагрить обузу…».

Зрители начали постепенно расходиться и прятаться от солнца, продолжая перешёптываться, обсуждать всё засвидетельствованное и выслушивать упрёки женщин. Даже единственный приличный и порядочный человек вспомнил о срочных неотложных делах. Брать на себя сомнительную ответственность и неоплачиваемые риски желающих не нашлось.

Вдруг пришла, как Биллу Карсону на тот момент показалось – гениальнейшая мысль в стиле старого доброго дикого запада, о которой он в дальнейшем пожалеет, почувствует себя полным идиотом и затем останется таковым навсегда, но госпожа история рассудит ситуацию в его пользу. В пользу человека решительного на необдуманные действия.

Он мигом назначил совсем недавно подоспевшего своего подчинённого ответственным за ковбоя. Распорядился отвести замученную клячу в конюшню, а тело оттащить прямиком к гробовщику и сразу положить в гроб, для надёжности, всё предельно тщательно проконтролировать и организовать больничный уход, до прихода святой смерти с косой и винчестером.