К.А. Лебедев
АНГЕЛ ГРЕХА: Часть I «Грязные лица»
Пролог «Явление стрелка народу»
Однажды, или как-то раз, в неком государстве, на рубеже величайших нравственных перемен, в – по большей части, на момент повествования предназначенном для рабочих специалистов по приёму, погрузке и размещению крупного рогатого скота в вагонах, небольшом захолустном городке без названия из развлечений для обрюзгших от пустой жизни мужчин в котором кроме продолжения рода, выпивки и морального унижения друг друга практически ничего не осталось, даже понимания великой божественной сущности мироздания – произошло не поддающиеся уродливому обывательскому здравому смыслу и захватывающее дух чувствующих красоту барокко красивых людей знаменательное историческое событие не только просто имеющее место в мифической реальности ушедшей печально известной эпохи, но даже и строго обязано. «Ковбойской» эпохи гротескного дикого запада.
Вполне обыкновенным, очередным, ничем не примечательным жарким летним днём очередного уходящего лета, в уже упомянутый городок, который по непонятным и удивительным причинам с недавних пор временно «вышел из апатии» – забрёл согнутый мясницким крюком одинокий и вооружённый до зубов всадник.
Облачён незваный гость символически, по средневековым меркам, с ног до головы в чёрную одежду, без шляпы, но с головой, верхом на почти чёрной гнедой лошади без зафиксированного под хвостом животного обязательного (в черте города) специального мешка. Это был не призрак и не демон, а вполне себе живой человек. Почти живой.
«Ковбой» всполошил замученное умеренной засухой потливое, но расслабленное население отталкивающей грозной наружностью, двумя торчащими из штанов огромными револьверами с направленными дулами прямо на детородный прибор, изобильно замызганной запёкшейся кровью одеждой и жутковатым для человека не причастного к естественным наукам увечьем.
Один ответственный законопослушный гражданин и по совместительству свидетель «явления» в мгновение ока ринулся в участок, звать местного шерифа. Единственный наблюдательный и порядочный человек метнулся в убогий салун, к сведению, местный салун действительно убогий, в нём нет даже старого расстроенного пианино, в нём никогда не звучала музыка. Наблюдатель побежал не делиться сплетнями, напиваться и развлекаться азартными играми с мужиками, а прямиком, громко топая, на второй этаж, но не в охапку с продажной девкой, как принято, а по соображениям совести – звать доктора, поселившегося с недавних пор в скромной комнатушке напоминающей, как доктор себе сам возомнил по фанатичным соображениям: аскетичную монашескую келью с мини-баром. Большинство куда хуже меньшинства, везде, даже в крупных городах и в столице. Такие персонажи просто молча наблюдали за заблудшим путником и великолепным стрелком, судя по внешности, но соблюдая значительную дистанцию, в душе надеясь засвидетельствовать смертельную перестрелку, не принимая непосредственного участия в таковой. Гораздо хуже большинства лишь меньшинство большинства, таким в описываемом событии оказался беспризорный малец потехи ради метнувший камень в замученную лошадь всадника попав точно в глаз, после чего ретировался. Глаз, увы, в скором времени загноится и ни в чём не повинное благородное создание редкой масти ослепнет им насовсем.
Ковбой не был физически способен устроить столь желаемую многими, да и ему самому – рьяную перестрелку или догнать и отлупить чумазого босого беспризорника, чем следовало бы заняться и вообще что-либо, кроме как держась за окровавленный конец стрелы торчащий из живота не удержаться в седле и свалиться на землю, словно с небес, только с костлявой вздыбившейся истерично ржущей кобылы, подняв густое облако коричневой дорожной пыли. Это и произошло с незваным стрелком.
Замерла жизнь городская. Прервалась стройка. У большинства наблюдателей мужского пола непроизвольно ощутилось неприятное давление в заднем проходе от увиденного, но и даже это их не отвадило…
***
По истечении некоторого неопределённого отрезка времени навсегда потерянного в кромешной пустоте, приоткрыв глаза и всосав солоноватую влагу оставшуюся на отросших усах и бороде, после того, как ковбою местные выплеснули из лохани на обожженное запачканное лицо выцветшую воду – он узрел перед собой вытянутую бледную физиономию мужчины в фетровой шляпе, с ухоженными толстыми и широкими усами полностью закрывающими верхнюю губу и торчащей из под них сигарой. На пробуравленном глубокой морщиной лбу под полем шляпы блистали мелкие капельки пота подобно каплям утренней росы на траве, где-то далеко на севере…
Внимательно, насколько только возможно в подобной ситуации тщательно изучив особенности черт лица и усы ковбой опустил взгляд на бликующий прицельно в глаз шерифский значок пристёгнутый к потёртому жилету с бахромой, из толстой коровьей кожи и попытался красноречиво, не избегая нецензурной брани выразить сожаление о том, кого он видит перед отходом в специально отведённое место для самых страшных грешников несправедливого дикого мира запада. Остатка сил хватило лишь слегка скривить губу, но небритость и налипшие длинные просаленные словно специально пропитанные жиром космы без признаков седины полностью замаскировали мимические манипуляции.
Опыт непревзойдённо сильной личности подсказывал, что необходимо изо всех оставшихся сил сопротивляться потери сознания концентрируя внимание в данном случае на огоньке тлеющей, зажатой в зубах заядлого курильщика казавшейся неестественно огромной сигаре напоминающей торчащий коричневый член чернокожего раба, благо направленный не в него, а в сторону деревянной одноэтажной захиревшей постройки, с пристройкой, со скоро угасшим энтузиазмом хозяина и хозяйки, с прибитой деревянной табличкой над дверью с надписью: «Undertaker's workshop».
– Что… упал?! – язвительно спросил шериф растягивая «что».
Шериф, назвавший себя Биллом Карсоном странным образном своим пытливым умом возрадовался и возбудился от увиденного, в позитивном ключе. Настроение его ещё изрядно приподнялось, когда он отбросил дулом заряженного револьвера прядь волос с лица и рассмотрел пришельца чуть повнимательнее. У ковбоя отсутствовало правое ухо. В былые времена скотоложцам отрезали левое ухо, что означало отсутствие правого пока загадка для общества. Срез относительно свежий и ткань не успела зарубцеваться тщательным образом.
– Вижу, тебе нужна помощь, – сказал он с приятной дрожью в голосе, затем глубоко затянулся ядовитым дымом без помощи рук, собрался духом, выдохнул через ноздри и громогласно продолжил, войдя в роль: – При всём уважении, пожалуйста, будь добр, веди себя прилежно, если не собираешься подыхать. Постарайся вести себя так, дабы мне не пришлось вбивать в твою тупую башку уважение к закону и власти. Я таких, как ты – знаю не понаслышке. У нас спокойный городок с новыми правилами, да, убогий, но спокойный, не порть статус. Сейчас тебя осмотрит доктор Родриго, надеюсь – безрезультатно, в противном случае ты молниеносно сдриснишь отсюда и больше я твоё уродство и твою срущую лошадь никогда не увижу на своём родном рабочем месте.
Шериф перед тем, как отступиться в сторону – выпустил ковбою в лицо клуб ароматного табачного дыма, затем втиснулся в народное скопление добрых людей собравшихся на проезжей части дилижансов ради получения эмоций от предстоящего наблюдения погибели незнакомого им человека, на судьбу которого всем плевать с высокой колокольни. Но в городе церквей нет, даже старых испанских и дилижансы уже крайне редко прибывают, разве что иногда, из Мексики, огромные, для товарооборота.
Толпа заёрзала, начала елозить и расступаться, неохотно пропуская грубо всех расталкивающего коренастого мужика широкого в плечах, почти опрятно одетого, с большой кожаной сумкой в руке и запахом перегара в лёгких. Судя по чертам лица и усов в форме подковы данный тип богатого мексиканского расово-этнического происхождения и явно не местный, судя по частичной опрятности.