Основу экспонируемой коллекции составляли глиняные миски, горшки от мала до велика, урыльники, деревянные скалки, ухваты, утюги, самовары, и на эти уцелевшие подлинники взирали с тусклых фотографий на стенах бородатые дядьки в сюртуках, старухи с платочками в руках, семейство, выстроенное в два ряда, – все серьёзные, с вытаращенными от напряжённого ожидания глазами, все потерявшие свои имена. Одна старуха в чёрном кружевном платке злобно следила за резным дубовым буфетом, не иначе как её бывшим, экспроприированным, где прятала от домочадцев и сахар, и варенье, и баранки, со щелчком поворачивая ключик в каждой дверце, превращая буфет в монолит, в несокрушимую крепость.
С будущим в музее бесцеремонно расправились, выбросив ползущие вверх выцветшие графики удоев и намолотов, развесив посвободнее оптимистично яркие рисунки детишек, но оставив фотографию нового района, представляющего из себя десять выстроенных строго параллельно, но ныне уже полуистлевших пятиэтажных домов, куда переселилась львиная доля жителей городка…
* * *
– Ну и куда теперь? – Люська остановила машину посередине не пойми чего: то ли города, то ли деревни, то ли на площади, то ли на пустыре или месте выпаса уцелевших коз и коров, в обрамлении одноэтажных домов с палисадами. Темноту не рассеивали даже два фонаря, два светоча, отстоящих друг от друга на расстоянии выстрела. Да и кому нужны-то эти фонари: спят люди, почти все жители городка спят, и не только они, но и все обыватели до Уральского хребта и даже защитники Отечества: офицеры под боком у жён, на двухъярусных железных кроватях в казармах – солдаты, дневальный, обняв телефон, – и тот временами клюёт носом…
Рома молчаливо присоединился к безмятежно спящему российскому большинству. Его можно было пинать, бить, трясти, что Коля и делал с нарастающим усердием из-за отсутствия какого-либо намёка на реакцию: ни чуть заметной дрожи век, изменения дыхания, ни, тем более, сопротивления.
– Мешок с дерьмом, – Коля в сердцах отбросил математика на сиденье.
– Ты хоть скажи, на хрена мы припёрлись сюда?
Коля сердито засопел: никак не верилось, что этот сонный, подслеповатый городишко вот-вот накроет катастрофа и, может быть, даже вселенского масштаба. Но математик дрыхнет, не спросишь, придётся ждать, когда его ясный ум протрезвеет. А если это случится слишком поздно?
– Всё. Спать с тобой и с этим, – Люська кивнула в сторону Ромы, – в одной машине у меня нет желания.
– То есть? – насторожился Коля, предположив для себя подзаборный вариант.
– Ну, кто-то сдаёт койки…
– А где узнать?
– А «24 часа» на что? – нашла выход Люська.
– Здорово придумала. Иди спрашивай, а я теоретика поберегу. Я к нему пересяду.
Коля перебрался на заднее сиденье, придав Роме сидячее положение, поудобнее и потеплее устроился на теоретике; соло баритонального тенора переросло в дуэт с басом-октавой. Коля, возможно бы, проспал и до утра, но во сне он остро почувствовал пустоту в салоне: Люськи нет, причём давно. Резко открыв глаза, он убедился: да, точно, нет.
– Куда эта коза делась?
Набрал Люськин номер – в ответ раздался звонок на сиденье впереди.
«Она что, ещё и мобилу забыла?» – вытащив её телефон и убедившись, что вызов с его номера, Коля положил мобилу рядом с собой и принялся за академика: тряс и лупил его от бессилия, вымещая зло от невозможности принять идиотскую ситуацию.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.