– А еще мама говорит, что все папины родственники – алкоголики. А кто это? – шепчут Круасановы.

– У обычных людей есть деньги не только на водку. А у алкоголиков есть деньги только на водку. Так моя мама говорила, – вставляю свои пять копеек.

– Непонятно, – вздыхают неудовлетворенные ответом собеседники.

– А я недавно выпил водки! – шокирует всех Димка. – По ошибке. Когда у папиных знакомых свадьба в ресторане была. Думал, в стакане вода, а там оказалась такая жгучая и горькая водка. Я чуть не задохнулся. Вспомнил, что надо обязательно огурчиком ее заедать. Начал искать. Хорошо, что недалеко на столе стояла тарелка с малосольными огурцами. Вот я и схватил один.

– Ну и как? Помогло?

– С огурчиком пойдет! Но сама водка противная.

Так за разговорами мы засыпали безмятежным сном, чтобы утром продолжить беззаботные игры и забавы.

Несмотря на то, что все в моей жизни было хорошо и спокойно, во время путешествия я почувствовал, что в стране происходит что-то неладное и зловещее. Вечерами взрослые подолгу засиживались на кухне, что-то горячо обсуждали и спорили. Чернобыль, Афганистан, националисты, беспорядки в Алма-Ате, Тбилиси и Сухуми, страшный взрыв в Уфе, Ельцин, митинг в Москве, забастовки шахтеров – эти непонятные, но одновременно пугающие слова нередко доносились до моих ушей. Все чаще можно было услышать слово «душераздирающий», которым можно было описать те или иные события. С другой стороны, взрослые с удовольствием слушали записи Задорнова и Хазанова, которые смешно рассказывали, как все глупо и бестолково устроено в Советском Союзе. Все это сильно контрастировало с тем, чему нас учили в школе и что показывали по телевизору.

Примерно в это время и появился симптоматический анекдот про Брежнева. Помирает, значит, дорогой Леонид Ильич. Собрались его помощники и заместители. А Брежнев говорит, мол, в гроб положите меня на живот. Собравшиеся отказываются. Говорят, что так нельзя, не принято. И спрашивают, с чего вообще появилась такая мысль у мудрого генсека. А тот отвечает, мол, поживете без меня, а потом еще откопаете, да в попу целовать будете, умоляя вернуться. Всем родственникам анекдот нравился. Они говорили, что Леонид Ильич был прав.

В общем, было решительно не ясно, что происходит, но было совершенно понятно, что ничего хорошего. Впрочем, детское сознание не было готово вникать во все эти перипетии, а поэтому мы продолжали гулять, играть и всячески веселиться.

Оставался один день до отъезда из Львова. Всю нашу детскую гурьбу отправили на пару часов погулять во двор, чтобы не мешать взрослым собирать вещи.

– Не вздумай никого потерять! – строго наказали старшему Димке, который был явно не в восторге от перспективы отвечать за жизнь и здоровье четырех глупых малолеток.

Впрочем, в те достопамятные времена родителей не особенно интересовало мнение детей, а потому Димке ничего не оставалось, как безропотно повиноваться. Квартира располагалась на седьмом этаже, поэтому мы решили вызвать лифт. Когда тот приехал и распахнул свои объятия, мы загрузились в кабину и нажали кнопку первого этажа. Лифт скрипнул и покатил вниз.

– Смотри, как я могу, – с этими словами Димка лихо подпрыгнул, с грохотом приземлившись всем своим немалым весом на пол кабины.

Лифт дернулся и остановился. Мы вскрикнули от испуга. Дима расхохотался.

– Дима, что ты делаешь! Ты нас напугал, – мы с Леной стали ругать брата.

– Мы застряли! Мы здесь погибнем! – начали ныть младшие Круасановы.

– Да я сто раз так делал. Ничего не застряли! – довольный произведенным эффектом, смеялся Димка.

Он нажал кнопку, лифт снова скрипнул продолжил плавное движение.

– Я же говорил, ничего страшного. Можно еще раз так сделать, – Димка снова прыгнул и заржал.

Лифт, душевно матюкнувшийся где-то в глубине своих механизмов, снова встал. Мы опять стали ругаться.

– Ладно-ладно, больше так не буду, – пробурчал Димка, недовольный отсутствием восхищения его лихостью и критикой снизу (в буквальном смысле).

Он ткнул пальцем в кнопку с изображенной единицей. Но в этот раз лифт решил больше не катать маленьких неблагодарных засранцев. Димка еще несколько раз нажал на кнопку. Ничего.

– Отлично, сходили погулять! Вот на фига так было делать? – мы с Леной усилили накал обвинений.

– Мы застряли. Мама с папой уедут без нас! – заревели младшие Круасановы.

– Да погодите вы! Сейчас вызову дежурного, он нас вытащит через пять минут, – сказал Димка и нажал какую-то чудесную кнопку.

Мы стали ждать. Но дежурный все никак не приходил. Десять, двадцать, тридцать минут… Ничего… Тем временем лифт решил «размяться» и стал тихонько двигаться то вверх, то вниз. Это напоминало парение горного орла, оседлавшего воздушные потоки. Прошел еще час. Мы были словно испуганные космонавты, которых забыли в старом и вонючем спутнике, дрейфующем по каким-то малоприятным задворкам Вселенной.

– Никто не придет! Нас не спасут! – мы с Леной опять набросились на Димку.

– Я хочу пить! Я хочу какать! – синхронно сообщили младшие Круасановы.

Димка, озадаченный таким поворотом дел, начал, как на пианино, по очереди жать кнопки. Но все было без толку. Оставалось одно: орать, бить и пинать стенки лифта. Какое-то время на наши возгласы никто не отзывался. Однако через некоторое время мы услышали озабоченный голос женщины. Она что-то говорила на украинском языке. Я понял лишь слово «диточки». Через некоторое время двери лифта начали со скрипом открываться. Через появившуюся щель внизу, на высоте коленей, мы увидели обеспокоенное лицо женщины в очках.

– Диточки, вилазьте! – она с трудом раздвигала двери кабины.

Оказалось, что кабина остановилась между этажами, ее нижняя часть находилась на уровне груди женщины. Соответственно, нам пришлось наклоняться и спрыгивать на пол подъезда с риском оступиться и улететь в темную шахту. Затея эта была явно не самой безопасной, но другого варианта вытащить пять напуганных детей из лифта на тот момент не было. Самоотверженная женщина, не перестававшая что-то говорить про «бидных диточек», помогала нам как могла, стараясь закрыть своим телом черный провал шахты. В какой-то момент один из нас смахнул с ее лица очки, которые с треском упали на пол и разбились. Она расстроилась, но виду не подала.

Оказавшись на свободе, забыв про слова благодарности, мы ринулись домой: одни – от страха, другие – срочно жаловаться родителям на этого противного Димку, третьи – пить и какать. Когда страсти улеглись, наши родители вместе испекли аппетитный домашний кекс с кремом и шоколадной посыпкой, вытащили дефицитный болгарский коньяк «Слынчев Бряг», достали коробку лучших алма-атинских конфет и отправились благодарить героическую женщину.

На следующий день папа, мама и я долго обнимались и прощались со львовскими родственниками. Потом мы сели в автобус и отправились в Брест.

Быстроходный туристический автобус легко катил по просторам Западной Украины. Мимо нас проносились пейзажи удивительной красоты: густые леса, уютные поселки и колосящиеся поля.

«Червону руту не шукай вечорами,

Ти у мене єдина, тiльки ти, повiр!»

Звонкий голос Софии Ротару разносился по салону автобуса. Пассажиры, разомлевшие от путешествия, тихонько подпевали или выстукивали ногами в такт песне. Незаметно мы добрались до Белоруссии, а потом плавно въехали в древний город Брест.

– Вот мы и на границе Советского Союза. Там за рекой нас ждет чудесный край магазинов и прилавков с разными зарубежными шмотками. Отечественных нам не хватает, – объявил папа, считавший своим гражданским долгом вставлять «шпильки» во все мамины потребительские инициативы.

Мама хотела было подробно рассказать, что она думает о его шутках, но времени на выяснение отношений не было. Родители бросились к железнодорожным кассам. Нам продали билеты до Берлина на вечерний поезд.