Прячу тебя глубоко внутри. Запираю боль на замок. Ночь кончается. Впереди долгий день службы Москве. Здесь миллионы людей любят и ненавидят, рождаются и умирают. И нуждаются в нас. Мы здесь. Мы – духи этого города. Сестры столицы.

Умываюсь. Стягиваю волосы в хвост. Джинсы, свитер, тонкая куртка, кроссовки. Ключи от машины и кабинета. Не забыть пропуск. И кофе! Без него никак. Все, собралась. На часах половина седьмого. Можно не гнать. Успеваю. Куда? В неизвестность.

Спускаюсь по лестнице. Касаюсь рукой чугунных завитушек. Здороваюсь с тремя «рыцарскими гербами» на стенах. Один раз промелькнуло твое лицо. Ночь уходит, и ты покидаешь меня.

Во дворе стоит мой скакун ярко-красного цвета. Мощная элегантная штучка под стать дому. На работе говорят, подарок тайного любовника. И прилагают перечень фамилий. Смешно.

Не спеша качу по Садовому. Уже не ночь. Еще не день. Мгла впитывается в мостовые. Желтые фонари дарят надежду на солнце. Призрачная метель затихает. На шпилях угасает магнитная буря. Унимаются миражи. Если повезет, они вернутся только через год. Утро рядом.

Нарастает зудящее чувство. Скоро меня призовут. Той самой пятой точкой чувствую, это необычный Призыв. Так уже было, когда… Нет, не думать о тебе.

Еду по Самотеке. Слева эстакада. Помню, как ее строили. Сколько было споров. Ни один прогноз не оправдался. На Сухаревской двигаюсь через обрывки призрачной башни. За бампером они бесследно исчезают. Хорошо, что твой дом не виден с дороги.

Сворачиваю к больнице. Я здесь работала после войны. В середине тысяча девятьсот пятидесятых. Помню, однажды в отделении рассматривают старые пожелтевшие фотографии операционных. Глазастая Настя Грин говорит:

– Ой, как хирург похожа на Илону Игоревну!

– Да где?

В игру включается Ксюша. Меня в белой шапочке и маске узнать трудно. Так, предположение. Спокойно улыбаюсь и вставляю:

– Ладно придумывать. Эта женщина давно умерла. Не видите, ей тут все пятьдесят.

А я помню этот момент. Мы позируем для фотографа. Чтобы снимок вышел получше, зовем симпатичного парня. Сейчас его имя забылось, а тогда он меня преследовал. Аринке вот-вот исполнится четырнадцать. Как же давно это было!

– Нет, Илона Игоревна, вы посмотрите!

Настя никак не угомонится.

– Глаза прямо ваши. Вот и складочка здесь.

Где она видит эту морщинку-складочку? Фото старое, размытое. Но замечает же!

В тот год к нам пришла Лидочка – остроглазая девчонка, что свела с ума половину мужчин больницы. А она выбрала спокойного и внешне ничем не примечательного однокурсника. Так и прожила с ним.

Да, Лидия Анатольевна Степнова – это веха. Из скромного ординатора она выросла до профессора. И Настя, и Ксюша пользуются ее учебником. А вот Лидочка на фото – глаза смеются, из-под белой шапочки выбивается одна косичка. Ничего не говорю. На обороте карточки написано: «Группа хирургов под руководством ассистента И. И. Ивановой обрабатывает…» – дальше неразборчиво.

Подъезжаю к служебной парковке. В семь утра на ней свободно. Суббота. Нормальные люди отдыхают. Внутри свербит тревога, колючим шариком перекатывается в груди. Вот-вот начнется. Что? Неважно.

За углом, у служебного входа, кто-то курит. Присматриваюсь. Настина подружка Ольга охмуряет очередного хирурга. Отсюда видно, как она ловко поводит плечиками, чтобы поэффектней показать грудь. Парень пялится в вырез рубашки и, видимо, ничего не слышит. Да, умеет Леля себя преподнести. Жаль, дальше этого дело не идет. Как только она открывает рот, вылетает несусветная глупость. Лучше бы молчала.

На аллее показывается белая малолитражка Насти. Смена начинается в восемь, и в выходные раньше девяти никто на работу не приходит. Что ее принесло в такую рань?

Худенькая высокая блондинка выходит из машины. Не понимаю, как эта красотка умудряется выглядеть серой мышкой. Иногда кажется, она нарочно портит свою внешность. Несуразная мешковатая одежда, неловкие движения – Настя больше похожа на подростка из неблагополучного района. Она радостно здоровается:

– Доброе утро, Илона Игоревна!

– Доброе. Насть, ты чего так рано?

– Ровно то же самое я хотела у вас спросить.

Пожимаю плечами. На подъездной дорожке появляется машина Смирнова.

– Он сегодня дежурит? – спрашиваю Настю.

– Не знаю. Вообще-то, суббота – не его день.

О, это мне известно. Выходные он предпочитает проводить в компании очередной пассии. По его жизни роман выйдет круче «Дон Жуана». Один побег от разъяренной дамы через операционную чего стоит. Но хирург он от бога.

Из черного видавшего виды джипа выходит красивый мужчина в возрасте слегка за сорок. Эдакий принц в затянувшемся поиске. Не понимаю, на что его дамы рассчитывают: три брака, трое детей, небольшая квартира в пригороде.

Водит Смирнов агрессивно и неаккуратно. В этот раз он паркуется подальше от меня. В выражениях не стесняюсь, если мою «крошку» притирают. Смешно, на самом деле ей ничего не будет. Красная «детка» – не машина. Она такая же функция, как я сама. Но облик… Мой моральный облик требует ругаться.

– Привет, красавицы!

Он смотрит на Настю так, что докуривающая сигарету Леля готова выскочить из трусов.

– Смирнов, тормози. Я все вижу, – вместо приветствия громко говорю ему. – Девчонок моих не трогать!

Потом делаю соответствующий жест «Я слежу за тобой».

– Ладно тебе, змея. Что, и взглянуть нельзя?

Смирнов миролюбиво улыбается и разводит руками.

– Ты чего приперся? Сегодня не твой день.

– А, решил поработать.

Он машет рукой. Понятно. Расставание с очередной пассией переходит в фазу бега. У служебного входа шевеление. Леля старается уловить побольше. Ее уши разрастаются до размера ослиных. Еще бы. Будет о чем рассказывать в ординаторской целую неделю. Почему с ней Настя общается? Как можно дружить с тупоголовой дурой?

Смирнов берет меня под руку. Интимный жест. Еще факт в копилку Петровой. Ну-ну. В понедельник больница будет обсуждать наш роман с Андрюхой. Что же. Повеселюсь. Прижимаюсь грудью к руке Николаича. Нарочито. Чтобы наша гусыня разглядела. Он удивленно смотрит на меня.

– Улыбайся, гад, – шепчу ему.

Мои губы изображают готовность к поцелую. Визави поднимает бровь и медленно наклоняется ко мне.

– Всегда мечтал, – тихо отвечает Смирнов.

– Иди в пень.

Леля скрывается за дверью. Спешит поделиться сногсшибательными новостями. Отцепляюсь. Ошарашенная Настя переводит взгляд с Андрюхи на меня. Он поворачивается к ней.

– Детка, это старая игра. Мы с твоей «госпожой» знакомы тысячу лет. Можем и пошутить.

Та пожимает плечами, мол, ладно, я-то что, взрослые люди.

Наклоняюсь забрать пакет кофе.

– Смирнов, тронешь за «здесь» – дам в глаз.

– Да ладно, ладно, забияка.

Через час рассветет. С неба летит мокрая крупа. К вечеру гарантирована снежная каша под ногами.

– Андрей, ты переобулся?

Киваю на его джип.

– Не-а. Завтра поеду.

– Аккуратно. Будет день жестянщика.

– Есть, моя госпожа.

– Ну тебя. Я серьезно. У тебя резина лысая. К тому же летняя. Как был разгильдяем, так и остался.

Медленно иду к входу. В груди разрастается пожар. Вот-вот будет Призыв.

Перед дверью в кабинет долго ищу ключи. Как обычно, они прячутся во внутренних карманах. Мельком гляжу на табличку: «Заведующий отделением анестезиологии-реанимации № 1 к. м. н. ЛЕСНАЯ Илона Игоревна». Вот она я. Откуда кандидатство? Вчера не было. Все не как у людей. Хотя бы предупредили.

Регалии и звания – ерунда, по сравнению с другими «мелочами». Никогда не училась со Смирновым в институте. Как и с другими «одноклассниками», «однокурсниками». Неважно, кто – Совет старейшин или Москва – создает ложную память людям. Со мной часто здороваются незнакомцы. За много лет привыкла. Только с тобой было иначе. Меня как молния… Ты и был… Нет, не думать.

Скидываю кроссовки. Босиком иду переодеваться. Потом варю кофе. Большая чашка в руках. Мое отражение в светлеющем стекле. Просыпающийся город. И боль в груди.