Эволюция слева направо была в ту эпоху обычным делом. Муссолини и Пилсудский начинали как вожди социалистов, а кончили как националистические дикторы. Мы уже приводили пример итальянского коммуниста Бомбаччи. Ещё более яркой и знаменитой фигурой был Жак Дорио, многолетний мэр парижского рабочего пригорода Сен-Дени, вожак французского комсомола, а потом один из руководителей Компартии, исключенный из неё за оппозицию нелепому курсу Коминтерна, объявившего социал-демократов «социал-фашистами, ещё худшими врагами, чем сами фашисты». Дорио выступал за создание Народного фронта. Его идею взяли на вооружение, а самого Дорио выкинули. Он не растерялся и организовал свою партию – Французскую Народную партию. Дриё вошёл в её руководство. Отношения Дриё с этой партии были неровными. В 1936 году он в неё вступил, а в 1938 из неё вышел.
С 22 июня 1941 года уже нельзя было быть одновременно за Сталина и Гитлера, приходилось делать выбор, и Дриё заметался. Сначала он демонстративно помирился с Дорио, бывшим коммунистом, который ушёл на Восточный фронт воевать против коммунистов. Но победы Красной армии привели к тому, что Дриё «прозрел» и 10 июня 1944 года записал в своем дневнике: «Мой взгляд обращен к Москве. Когда фашизм терпит крах, я связываю мои последние мысли с коммунизмом. Я желаю ему победы». «Сталин лучше, чем Гитлер, его победа – это победа более сильного человека над более слабым»[45].
Почему же всё-таки эти два сильных человека передрались, а не договорились? Ведь Сталин тоже эволюционировал в сторону национал-социализма.
Тупые либералы до сих пор рассказывают сказки, будто Сталин вспомнил о «великих предках» только когда немцы подошли к Москве. Но фильмы «Петр Первый», «Александр Невский», «Суворов», «Минин и Пожарский» были выпущены до войны. А решающий поворот был начат ещё раньше. В мае 1934 года было опубликовано постановление Совнаркома и ЦК о преподавании истории. До этого учащимся вместо истории реальных народов преподносили абстрактные определения общественно-экономических формаций. Позже, в январе 1936 года новое постановление пояснило, что эти вредные тенденции и попытки ликвидации науки исходили от так называемой «школы Покровского». А в августе 1937 года были осуждены: непонимание прогрессивной роли христианства и монастырей: непонимание прогрессивного значения присоединения к России Украины в XVII веке и Грузии в конце XVIII века (теперь его опять перестали понимать); идеализация стрелецкого мятежа, направленного против цивилизаторской политики Петра I; неправильная историческая оценка Ледового побоища.
Да это было в том самом «страшном» 1937 году, страшном для интернациональной части коммунистической элиты. Эту элиту ни в коем случае нельзя было сохранять в её тогдашнем виде. Именно от неё исходил оголтелый антифашизм, ведущий к войне, но она же была неспособна противостоять «фашизму» в этой войне. Как вспоминал И. Эренбург, в начале войны в ходу были рассуждения типа «против нас обманутые немецкие рабочие крестьяне, надо им объяснить, и они повернут оружие», но объяснять пришлось четыре года и объяснять оружием, а немецкие рабочие и крестьяне сопротивлялись с невиданным упорством, потому что тоже сражались за Родину и за идею.
Проницательные люди понимали, какие изменения происходят в Советском Союзе. Граф Чиано, министр иностранных дел Италии и зять Муссолини, отмечал, что Советский Союз порвал с интернационализмом и пришёл к своего рода «славянскому фашизму». Сотрудник МИД Германии Ю. Шнурре в своём меморандуме, написанном 27 июля 1939 года, т. е. накануне заключения пакта, обращал внимание своих шефов на то, что «слияние большевизма с национальной историей России, выражающееся в прославлении великих русских людей и подвигов (празднование годовщины Полтавской битвы Петра I, битвы на Чудском озере Александра Невского) изменили интернациональный характер большевизма»[46].
Понимал ли это Гитлер? Да, понимал. В 1924 году, когда он писал «Майн Кампф», перед ним стоял образ России, съеденной и обглоданной евреями, пустого географического пространства, которое остаётся только занять, но когда, после начала советско-финской войны, Муссолини разорвал дипломатические отношения с СССР и в письме Гитлеру от з января 1940 года призвал Гитлера сделать то же самое и начать войну против нашей страны, Гитлер ответил ему в длинном письме от 6 марта, что Сталин преобразует большевизм в русский национализм. Еврейское и международное влияние в большевизме уменьшается. Как только Литвинов покинул свой пост в Министерстве иностранных дел, русские начали дружественные заигрывания с Германией. Россия, видимо, превращается в государство с националистической идеологией. Гитлер считал, что не исключена возможность, что Россия и Германия будут рука об руку работать вместе ради мира.
Несколько дней спустя в Рим приехал Риббентроп. В беседе с ним Муссолини упомянул о том месте этого письма, где Гитлер говорил об изменении природы большевизма, и спрашивал мнение Риббентропа: подтверждают ли его впечатления от двух поездок в Москву, что Сталин отбросил планы мировой революции? «Неужели вы на самом деле в это верите?» – спросил Муссолини. Риббентроп ответил, что верит, так как Каганович остался единственным евреем в Политбюро, а после устранения Литвинова из Министерства иностранных дел еврейское влияние в советском правительстве сошло на нет. Риббентропа удивило, насколько приятно проходило его общение с советскими вождями во время банкета в Кремле[47]. В беседе с Чиано 10 марта 1940 года Риббентроп сказал: «Я чувствовал себя в Кремле словно среди старых партийных товарищей».
У нас ещё с советских времен была официально взята на вооружение версия, будто главной причиной Второй мировой войны была политика умиротворения Гитлера, проводившаяся с исключительной целью направить его агрессию на Восток, против Советского Союза, и, как кульминация этой политики – Мюнхенское соглашение. Эта версия тоже натянутая, она опровергается фактами.
Мина замедленного действия, которая взорвалась 1 сентября 1935 года, была заложена в Версальском договоре, «злодейскую, чудовищную несправедливость» которого признавал даже Анри Барбюс, певец Сталина. Главной целью Гитлера была ликвидация роковых для Германии последствий этого договора, навязанного Германии западными державами, а не Советской Россией – Ленин этот договор тоже осуждал.
Если западные державы так жаждали направить агрессию Гитлера на Восток, почему же они вцепились ему в спину, когда он двинулся на Восток? Ведь он им войны не объявлял – войну объявили они.
Яблоком раздора стала Польша. И есть все основания считать её виновницей войны. Западные державы, может быть, и хотели бы стравить Германию с Советской Россией, но мешала Польша. В 1938 году СССР был готов оказать помощь Чехословакии, но Польша заблокировала проход советских войск через польскую территорию и сама приняла участие в разделе Чехословакии, захватив часть Тешинского угольного бассейна, и подумывала об аншлюсе «польской Австрии» – Литвы. И когда летом 1939 года Англия и Франция через третьестепенных лиц вели с Советском Союзом какие-то вялые переговоры, Польша опять отказывалась пропускать советские войска через свою территорию, а как тогда Советский Союз мог бы воевать с Германией, с которой у него не было общих границ? Чтобы такие границы появились, необходимо было ликвидировать Польшу, что и было сделано.
Этот вариант предусматривал Ф. Энгельс, когда писал К. Марксу 23 мая 1851 года: «Поляки – разложившаяся нация, которая нужна как средство лишь до того момента, пока сама Россия не будет вовлечена в аграрную революцию. С этого момента существование Польши не имеет никакого смысла». Партийный журнал «Большевик» в номере 18 за 1939 год припомнил это высказывание.
И Гитлер в речи 6 октября 1939 года назвал главной причиной победы германской армии нежизнеспособность польского государства. «На костях и крови немцев и русских, – заявил он, – без всякого учета исторических, этнографических и экономических условий было создано государство, не имевшее никакого права на существование». Речь эта была напечатана в «Правде» 7 октября 1939 года.
