Как вернуться в своё время, я не представляла, хотя и перерыла все имеющиеся книги, что стояли на огромных стеллажах библиотеки. Нужного рецепта не подсказала ни одна, поэтому нехитрое решение созрело в моей голове самостоятельно. Необходимо найти какую-нибудь колдунью и попросить её забросить меня обратно в двадцать первый век, но с постоянно дышащим в спину духовником выполнить такую задачу было практически невозможно. Как бы меня саму колдуньей не объявили за розыск неугодных церкви. Впрочем, мне удалось посетить дворцового астролога, и тот весьма прозрачно намекнул, что в скором времени нас всех ждут большие перемены. Какого рода эти перемены он не уточнил, но пообещал, что в ближайший год народных восстаний и войн с соседними государствами не предвидится. Это меня успокоило, и я решила отложить вопрос о своей настоящей родине до более подходящего момента.

Большинство придворных относились ко мне доброжелательно. Правда, половина из них была жуткими лицемерами, и они восхищались всем, что бы я ни надела и ни сделала. Такое подхалимство я пропускала мимо ушей и старалась всегда смотреть им в глаза. Улыбки редко были искренними, но явных пренебрежения и агрессии никто не высказывал. Моя «забывчивость» вопросов не вызывала. Многие списывали её на событие, случившееся во время охоты, и на Бриджет Хэмптон. Очевидно, двор считал, что королева Маргарет стала рассеянной из-за новой пассии короля. Я вовсю этим пользовалась и, коверкая имена, ссылалась на жуткую зимнюю мигрень. Кто-то даже находил это забавным. Кто-то подсказывал при встрече своё имя сам. Память от природы у меня была неплохая, а девять с половиной лет работы в школе особенно обострили внимание. Подчас я специально растягивала приёмы пищи, чтобы понаблюдать за придворными. Иногда тихонько наклонялась к Анне или Сесилии и спрашивала о том или ином человеке. Порой даже давала задания Розе, Хильде и Нэн поговорить с остальными слугами и разузнать об их господах побольше. Престарелая жена герцога Эмберса, иногда заглядывающая в мою гостиную, сказала как-то раз, что я становлюсь подозрительной. Я вновь списала это на появление Бриджет, и женщина вполне удовлетворилась моим ответом.

С жизнью в замке я мало-помалу свыкалась и даже порой находила в ней плюсы. Жалеть себя и плакать о несправедливости судьбы я себе не разрешала, потому как, если бы я начала, то уже бы не прекратила. А голову нужно было держать трезвой. Хотя временами мне и становилось тошно от всей этой вышивки, молитв, сплетен и пристальной слежки двора за мной и королём. Иногда мне хотелось выгнать всех и запереться у себя в спальне. Не видеть, не слышать и не говорить. Постоянные шепотки раздражали. Я ждала весны. Сесилия прожужжала мне все уши о великолепном розарии, разбитом в мою честь в саду, и о беседках, обвитых плющом в тени фруктовых деревьев. Я мечтала увидеть их собственными глазами. Снег уже успел растаять, но в воздухе стояла холодная сырость. Дамы редко выходили на улицу. Я чаще всего гуляла либо по замку, изучая в нём каждый угол, либо по его окрестностям уже верхом на лошади и в компании сэра Филиппа.

Развлечений в замке в декабре было немного. Пиры не закатывались, музыка, если и играла, то была приглушённой. Приглашать в замок менестрелей**** до окончания поста не разрешалось, но я надеялась позвать парочку в январе, чтобы не мытьём, так катаньем выяснить, кто же эта загадочная Элизабет. Имя её было под строжайшим запретом, и даже служанки менялись в лице, когда я пыталась что-то узнать о ней. Может, Элизабет подобно Герострату***** спалила одно из чудес короля Леонарда?

Честно говоря, я уже и не надеялась получить нужные сведения, когда вдруг запретное имя само собой соскользнуло с губ Анны. А случилось это вот как.

Перед Рождественским пиром я-таки решила спросить у своей фрейлины о сэре Филиппе. За три недели занятий он ни разу не попытался заговорить первым. В его обращении ко мне холодности не было, но держался он отстранённо. Если верить Леонарду, королева Маргарет его не очень-то жаловала, возможно, это чувство являлось взаимным. Но вот только почему?

– Ты что-то знаешь о леди Рочестер? – спросила я, убирая вышивку в корзинку для рукоделия. Сегодня я впервые за три недели, наконец-то, осталась довольна своей работой.

– Леди Рочестер? – Анна подняла на меня удивлённый взгляд. Я тут же прикусила язык. Неужели жену нетитулованного рыцаря нельзя называть леди? – Но у сэра Филиппа нет жены.

– Нет?

Настал момент удивляться мне. Двадцатисемилетний красивый, сильный мужчина и не женат?

– У него была жена, она родила сына лет шесть или семь назад и умерла спустя неделю от родильной горячки. Мальчик отправился вслед за матерью ещё дня через два. Я сама плохо помню. Мне матушка рассказывала со слов королевы Элизабет.

– Со слов королевы Элизабет?

Анна подняла испуганные глаза, уронила книгу и попятилась назад, словно пыталась избежать удара. Как только голову руками не закрыла, непонятно.

– Простите Ваше Величество! Я…

На этом разговор прервался. Зазвонили колокола, и мне пришлось идти в церковь. Сегодня был сочельник, и Леонард обещал устроить праздник и позвать музыкантов.

Сложив руки перед собой, я вновь и вновь думала о главном телохранителе своего супруга. Значит, он овдовел шесть лет назад и не взял новую жену. Интересно, почему? И почему король его не женил? Думаю, та же Анна возмущаться бы не стала или Сесилия, когда её траур окончательно закончится. Конечно, он вряд ли так же богат, как герцог Эмберс или главный казначей Оэренс, но и не беден. Кажется, сэр Филипп упоминал, что у него есть небольшое имение, да и Леонард, наверняка, ему немало платит за «внеплановые» дежурства у его опочивальни…

Молитву пришлось закончить из-за появления епископа. В последнюю неделю он смотрел за мной особенно пристально, поэтому я поспешила ретироваться в замок.

В большой зал мы с королём, как обычно, вошли рука об руку. Этикет супружеского счастья приходилось поддерживать всеми силами, и я демонстративно не смотрела на склонившуюся в реверансе Бриджет. На её лице играла настолько довольная улыбка, словно она только что выиграла миллион. Я ответила ей чуть приподнятыми бровями. Играть роль обманутой жены было невыносимо, но я не собиралась унижать её или оскорблять, как на глазах у придворных, так и наедине. Я королева и не буду льстить потаскухе, произнося её имя. Слон не должен обращать внимание на тявкающих болонок.

Зал сегодня украсили по-особенному. Вокруг суетились ряженые музыканты. Я заметила нескольких танцовщиц и зелёного попугая, говорящего на разные голоса. Праздник обещал быть громким и запоминающимся. Цимбалы, волынка, бубен. На столе я, наконец-то, увидела мясо: жареного кабана, запечённых тетеревов и кроликов. Вино и пиво стояли в высоких кувшинах.

Король сел, и все придворные опустились на стулья вместе с ним. Высокий, светловолосый менестрель заиграл на флейте. Леонард протянул кубок своему бессменному дегустатору и, когда тот, попробовав, кивнул и передал его обратно, испил и хлопнул в ладоши.

– Сегодня великий день! Сегодня родился сын Божий. И сегодня я узнал великую весть.

Музыка заиграла вновь, и я только сейчас поняла, что могут начаться танцы. Танцы, о которых я не знаю ровным счётом ничего. Чёрт! Вот чему нужно было учиться в первую очередь!

– Бог послал мне благословение! Бог послал мне ребёнка!

Флейта стихла, присутствующие за столом уставились на меня, и я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Что за глупости он бормочет? Какое благословение? Или это лекарь, который осматривал меня утром, шепнул ему невесть что? Так он даже мочу на анализ не брал, только язык попросил показать и предложил поставить пиявок.

– Королева беременна? Королева Маргарет ожидает наследника!

Вокруг потянулись шепотки, но Леонард прервал их на полуслове и подал руку Бриджет, помогая ей выйти из-за стола.

– Речь не идёт о королеве. Моего сына носит леди Хэмптон.