Как может показаться, это различие объясняется тем, что человек, отдающий приказ, всегда считает его очень весомой причиной и что это не всегда так, когда люди озвучивают просьбы. Помимо того, что некоторые просьбы высказываются именно с таким расчетом, это объяснение кажется неудовлетворительным, поскольку опирается на предполагаемую разницу в степени обоснованности. Если указанное различие является критически важным для разграничения приказов и просьб, то вряд ли дело только в различной степени обоснованности.

Главное в этом возражении заключается в том, что для того, чтобы быть вправе командовать, нужен авторитет, но для того, чтобы быть вправе просить, авторитет не нужен. Я не хочу сказать, что все имеют право просить. Вопрос о том, так ли это, относится к области морали, а не теории. В понятии просьбы нет ничего, из чего бы вытекало всеобщее право просить. Я хочу сказать, что наличие права просить не подразумевает возможности влиять на получателя просьбы, то есть наличия авторитета. Напротив, право командовать подразумевает возможность влиять на получателя команды. Просьба человека, который вправе ее высказывать, является для получателя имеющей силу, на первый взгляд (prima facie), причиной. Аналогичным образом команда человека, который вправе командовать, имеет силу. Если мы скажем лишь, что имеющая силу команда (valid command) является для ее получателя причиной, то не объясним различия между командой и просьбой и причину, по которой только право командовать подразумевает обладание авторитетом. Одновременно неверно и недостаточно объяснять разграничение, связанное не только со степенью обоснованности, тем, что имеющая силу команда является более весомой причиной, чем имеющая силу просьба.

Первое возражение базировалось на следующей аргументации: если авторитет – это способность изменять причины путем определенных высказываний, то тогда высказывание авторитета – это больше, чем причины prima facie, но меньше, чем абсолютные причины, которые вообще невозможны. Второе возражение основано на аргументе о том, что высказывания (законного) авторитета, хотя зачастую и служат основаниями для действий, не всегда являются таковыми. Оно взывает к нашей интуиции, опираясь на контрпример. Рассмотрим следующую ситуацию. Я веду свой автомобиль в равнинной местности в условиях идеальной видимости, и вокруг меня на километры – ни единого человека, животного или автомобиля. Доезжаю до светофора, где горит красный сигнал. Есть ли у меня причины, чтобы остановиться? Я не создаю ни для кого опасности, и, что бы я ни сделал, об этом никто не узнает и это не повлияет на мои собственные установки, чувства или убеждения, относящиеся к авторитету, в будущем. Многие скажут, что у меня нет ни малейшей причины останавливаться на красный свет в подобных обстоятельствах[25]. Они настаивают, что это никоим образом не противоречит признанию ими законного авторитета тех, кто создал правила дорожного движения. Этот пример кажется достаточно убедительным, чтобы считать в этом или аналогичном случае высказывания авторитета законными, но не считать их создающими причины для действия.

Я думаю, что этих возражений достаточно, чтобы поставить под сомнение упрощенное объяснение, но все же основная идея упрощенного объяснения – о том, что авторитет представляет собой способность изменять причины для совершения действий, – верна. И упрощенное объяснение, и возражения против него основаны на чрезмерно суженном представлении о причинах для совершения действий. Я докажу, что если мы рассматриваем авторитет как способность менять определенный вид причин, то возражения легко опровергнуть.

Рассмотрим любую ситуацию, в которой авторитетное лицо велит подчиненному лицу следовать указаниям другого лица, чей авторитет не вытекает из авторитета первого лица. Примером такой ситуации служит отец, который велит своему сыну слушаться мать. Это отличается от ситуации, когда отец велит сыну слушаться няню, поскольку авторитет няни вытекает из авторитета родителей. Указание слушаться няню, как мы можем предположить, для нее является единственным источником авторитета. Указания матери в любом случае являются авторитетными. Для сына они служат причинами для действий. Так же обстоит дело и с указаниями отца. Поэтому его указание слушаться мать является причиной для причинно-обусловленного действия. Оно служит причиной делать то, что велит мать, а это само по себе уже является причиной. Я буду называть причину для причинно-обусловленного действия позитивной причиной второго порядка. Существуют и негативные причины второго порядка, то есть причины, чтобы воздерживаться от причинно-обусловленного действия. Я буду называть негативные причины второго порядка исключающими причинами (exclusionary reasons). Чтобы привести пример исключающей причины, нам нужно лишь «перевернуть» указание отца и предположить, что он велит своему сыну не слушаться распоряжений матери[26]. Теперь у сына есть причина не совершать причинно-обусловленное действие.

О причинах второго порядка следует помнить важную вещь: они являются причинами для действий, причем под действием понимается как совершение, так и несовершение причинно-обусловленного действия. Если P – это причина, чтобы φ-ть, то совершение действия по причине P – это φ-ние по причине P. Несовершение действия по причине P – это неφ-ние по причине P. Это совместимо с φ-нием по каким-то другим причинам, а также с неφ-нием в принципе. Я не хочу сказать, что, когда кто-то не совершает причинно-обусловленное действие, он обязательно делает это намеренно. Человек может не совершать причинно-обусловленное действие просто потому, что не знает о существовании причины. Из этих уточнений понятно, что в данных примерах я исхожу из того, что если отец велит своему сыну слушаться мать, то он говорит ему не только делать то, что она велит, но и делать это по причине, что она велит ему так делать. Аналогичным образом я предполагаю, что когда отец велит своему сыну не слушаться мать, это не означает, что он велит ему никогда не делать того, что велит ему делать мать: он просто велит никогда не считать ее указания причинами для действия.

Иногда у человека может иметься причина для совершения действия, а также причина для несовершения действия из-за определенных причин, направленных против именно этого действия. В нашем примере сын может знать, что его единственное пальто неказисто. Это причина, чтобы его не носить. Это вступает в противоречие с указанием его матери надевать пальто, когда он вечером идет гулять. Но причину не надевать пальто косвенным образом усиливает приказ отца игнорировать распоряжения матери. В этом и многих других случаях тот факт, который является причиной (приказ отца), чтобы игнорировать определенные причины (распоряжения матери) для φ-ния (ношения пальто), отличается от любого факта, являющегося причиной (неказистость пальто) для неφ-ния. Но иногда один и тот же факт одновременно служит причиной для того или иного действия и (исключающей) причиной для игнорирования причин, направленных против этого действия. Я буду называть такие факты защищенными причинами (protected reasons) для действия.

Я определю нормативную власть как способность изменять защищенные причины. Точнее, человек обладает нормативной властью, если он может своим действием реализовать нормативную власть. Действие представляет собой реализацию нормативной власти, если существует достаточная причина, чтобы считать его либо защищенной причиной, либо действием, аннулирующим защищенные причины, и если причина, чтобы считать его таковыми, заключается в его желательности для обеспечения людям возможности менять защищенные причины посредством таких действий, если они этого пожелают[27].