Сходные аргументы опровергают и второе возражение, отрицающее, что указания авторитета всегда являются причинами для действия. Есть ощущение, что если кто-то признает законность авторитета, то он обязан слепо ему подчиняться. Можно очень остерегаться превышения полномочий и учитывать наличие неисключаемых факторов. Но, помимо этих возможностей, надлежит подчиняться авторитету вне зависимости от собственного взгляда на существо вопроса (то есть вслепую). Можно сформировать свой взгляд на обстоятельства дела, но пока вы подчиняетесь авторитету, в этом академическом упражнении нет практического смысла. Мы можем пойти дальше и сказать, что иногда сами причины, которые оправдывают установление авторитета, также оправдывают и слепое ему подчинение в более строгом смысле – то есть подчинение ему даже без попытки сформировать собственное суждение об обстоятельствах дела. Так происходит, например, с некоторыми правилами дорожного движения. Нам всем известны преимущества регулирования наших действий светофором по сравнению с совершением действий на основе собственного суждения. Но мы обычно забываем, что значительная часть преимуществ связана с тем, что мы отказываемся от попыток сформировать собственное суждение. Когда я подъезжаю к красному сигналу светофора, я останавливаюсь, не пытаясь разобраться, существует ли, в данных обстоятельствах, какая-либо причина для остановки. С нашей выигрышной точки зрения, мы изобрели пример, когда вопрос не возникает, потому что ответ (нет причин) очевиден. Но у человека в нашем примере вопрос все же возник; ему нужно выяснить, действительно ли нет причин для остановки. А если ему нужно это выяснить в данном случае, то нужно выяснять и во многих других случаях. Для нас абсурдно слышать, как он говорит: «Я обязан подчиняться авторитету независимо от обстоятельств конкретного дела», ведь мы заранее знаем, каковы эти обстоятельства, и забываем, что ему приходится их выяснять, и не только сейчас, но и во многих других случаях. Лишь когда предотвращение этого оправданно, оправданно и признание соответствующего авторитета, даже если периодически мы из-за этого нелепо выглядим в глазах Всевышнего.
IX. Разрешение парадоксов
Последние замечания в ответ на возражение на упрощенную концепцию авторитета помогают объяснить как силу парадоксов, так и способы их преодоления. Парадоксы, потороплюсь отметить, не представляют для упрощенной концепции авторитета никакой проблемы. С этой точки зрения команды законного авторитета – это житейские явления, которые являются причинами для действия. Они по большому счету сродни погоде или бирже, будучи явлениями, которые служат доводами в пользу определенных действий и против других. Человек отрекается от разума или лишается своей независимости, когда выполняет команды авторитета, не больше, чем когда следует за трендами на бирже.
Это решение не только избавляет от парадоксов, но и представляет их как простые ошибки. Если же, однако, авторитет как контроль над людьми представляет собой нормативную власть над ними, то мы можем объяснить соблазнительность парадоксов, не подвергаясь ее воздействию. Я исследую парадоксы, сформулированные Робертом Полом Вольфом. «Люди, – считает он, – могут лишиться независимости по собственному желанию. Иначе говоря, человек может решить подчиняться командам другого, даже не пытаясь определить для себя, является ли то, что велят сделать, добром или злом»[32]. В чем бы ни заключалась значимость второго предложения для проблемы независимости, верно, что признание авторитета неизбежно подразумевает отказ от права действовать на основе собственного суждения, взвесив все аргументы (причины). Оно подразумевает согласие с исключающей причиной[33].
Вольф особо подчеркивает, что его точка зрения не вынуждает людей игнорировать приказы и команды в целом. Далее показана как сила, так и слабость его позиции.
Для независимого человека, строго говоря, нет такой вещи, как команда. Если кто-либо в моем окружении подает то, что по назначению является командами, и если он или кто-то другой ожидает выполнения этих команд, я учту этот факт при обдумывании ситуации. Возможно, я решу, что мне следует сделать то, что мне кто-то командует сделать, и даже возможно, что его команда в данной ситуации является фактором, который делает выполнение команды желательным для меня. Например, если я нахожусь на борту тонущего корабля и капитан приказывает людям сесть в спасательные шлюпки, а все остальные слушаются капитана потому, что он капитан, я могу решить, что в подобных обстоятельствах мне лучше делать так, как он велит, потому что беспорядок, созданный неподчинением, может нанести урон всем. Но поскольку я принимаю такое решение, я не подчиняюсь его команде, то есть я не признаю его авторитет над собой. Я мог бы принять такое же решение точно по тем же причинам, если бы один из пассажиров начал «приказывать» и ему в суматохе стали бы подчиняться[34].
Вольф делает здесь два верных и ценных замечания.
1. Так как приказ всегда отдается с намерением, чтобы его восприняли одновременно как исключающую причину и причину первого порядка, у его адресата больше вариантов действий, нежели совсем игнорировать приказ или подчиниться ему, как и предполагалось. Он может счесть его имеющей силу причиной первого порядка, учитывая обстоятельства, в которых он был высказан, но отрицать, что он является исключающей причиной.
2. Это означает, что анархист может отрицать законность всех авторитетов, но при этом признавать важность указаний авторитета de facto. Он может считать такие указания причинами первого порядка, не соглашаясь с законностью авторитета. Ведь только признавая такие указания одновременно имеющими силу исключающими причинами, человек признает законность авторитета, который является их источником. Лишь такое признание равносильно подчинению авторитету, ведь только оно содержит необходимый элемент отрицания права действовать на основе собственного суждения, взвесив все аргументы.
Если перефразировать утверждения Вольфа таким образом, то станет ясно, что в них есть рациональное зерно. Он прав, полагая, что законный авторитет подразумевает отрицание права действовать на основе оценки всех аргументов. Но перефразирование также показывает, в чем он неправ. Он негласно и правильно допускает, что рассудок никогда не оправдывает отказ от независимости, то есть права и обязанности действовать на основе собственного суждения о том, что надлежит делать, с учетом всех обстоятельств. Я назову это принципом независимости[35]. Он также негласно и неправильно предполагает, что это равносильно ошибочному принципу отсутствия имеющих силу исключающих причин, а именно: нет никакого оправдания тому, чтобы не делать то, что надлежит делать с учетом всех причин первого порядка. Я назову это отрицанием авторитета.
Эта путаница естественна, если считать все причины по существу причинами первого порядка и упускать возможность существования причин второго порядка. Если все имеющие силу причины являются причинами первого порядка, то утверждение о том, что принцип независимости подразумевает отрицание авторитета, является очевидной истиной, поскольку то, что надлежит делать с учетом всех факторов, равносильно тому, что надлежит делать, взвесив причины первого порядка. Но поскольку в принципе могут существовать и имеющие силу причины второго порядка, принцип независимости ни в коей мере не требует отрицания любого авторитета.
Вопрос о законности авторитета тогда ставится так, как он предположительно ставился всегда: исследование оснований, которые в определенных обстоятельствах оправдывают восприятие некоторых высказываний определенных лиц в качестве исключающих причин. Нет никакого короткого пути, позволяющего сделать такое исследование излишним, показав, что сама концепция законного авторитета несовместима с нашими представлениями о рациональности или морали.
