Перспектива введения налогов на экспорт углерода, похоже, отразилась на одном важном событии в апреле 2021 года – ежегодном послании Путина Федеральному собранию, которое транслировалось по общенациональному телевидению. В нем Путин заявил: «Мы должны ответить на вызовы изменений климата, адаптировать к ним сельское хозяйство, промышленность, ЖКХ, всю инфраструктуру, создать отрасль по утилизации углеродных выбросов, добиться снижения их объемов и ввести здесь жесткий контроль и мониторинг. За предстоящие 30 лет накопленный объем чистой эмиссии парниковых газов в России должен быть меньше, чем в Евросоюзе»[87].

Между тем остается далеко не ясным, когда и как ЕС фактически введет углеродный налог на импорт. Но одной угрозы оказалось достаточно, чтобы вопрос об изменении климата встал на повестке дня российского правительства, как никогда раньше. Однако, опять же, ясно, что для большинства российских игроков внешняя торговля остается более мощным мотиватором, чем само по себе изменение климата. Но угроза пограничного налога на выбросы углерода также усиливает позиции тех, кто, как Анатолий Чубайс, призывает ввести российский налог на выбросы углерода. Это станет ключевым испытанием сравнительного влияния различных слоев российской элиты по вопросу изменения климата, а также до сих пор твердой приверженности Путина консервативной позиции.

Общественное мнение в основном не принимало участия в российских дебатах об изменении климата. Может ли изменение климата стать предметом протеста молодого поколения против истеблишмента в России, как оно внезапно стало на Западе? Пока признаков этого не видно[88]. Единственные проблемы, толкавшие людей на улицы, – это вывоз мусора и временами противодействие проектам, связанным с вырубкой лесов или использованием охраняемых территорий.

Неправительственные организации (НПО), такие как Гринпис и Всемирный фонд дикой природы (WWF), присутствуют в России, и их взгляды регулярно освещаются в прессе, а также в социальных сетях, но трудно понять, какова их аудитория и какое влияние они могут иметь. За последнее десятилетие правительство закрыло многие НПО, особенно с иностранным финансированием, поэтому тот факт, что экологические НПО до сих пор сохраняются, говорит о том, что они могут пользоваться негласной поддержкой со стороны определенных правительственных кругов. WWF выступил с интересной инициативой проведения ежегодной оценки «экологической прозрачности» российских энергетических компаний, и результаты этой оценки широко освещаются в СМИ. Компании идут навстречу, по-видимому, в основном с оглядкой на международных инвесторов, но практическое влияние всего этого на внутреннюю политику сомнительно.

Большинство россиян по-прежнему мало осведомлены об изменении климата, хотя информированность постепенно растет. Одна из еще оставшихся в России независимых организаций, занимающаяся опросами общественного мнения, «Левада-Центр», проводит опросы мнения россиян об изменении климата с 2007 года. Последний опрос «Левада-Центра», проведенный в декабре 2019 года, показал, что «загрязнение окружающей среды» с большим отрывом опережает все остальные источники обеспокоенности респондентов: 48 % против 42 % для «международного терроризма». «Изменение климата» также вверху списка, на четвертом месте с 34 % респондентов, назвавших его основным предметом озабоченности[89]. Но разница в оценках между этими двумя явлениями показывает, что для большинства респондентов традиционная категория загрязнения все еще затмевает категорию изменения климата, которое остается чем-то абстрактным. Более того, сравнение результатов 2019 года с результатами десятилетней давности, от 2010 года, показывает, что изменение климата не сильно поднялось в списке проблем, в то время как категория утилизации отходов удвоила свой результат[90].

Последующий опрос «Левада-Центра» в сентябре 2020 года, посвященный исключительно изменению климата, показал, что подавляющее большинство россиян (93 %) согласны с тем, что климат изменился, но в том, что касается серьезности этой проблемы, мнения резко разделились: 52 % назвали ее «значительной», но 40 % сочли ее «преувеличенной и надуманной». Однако от двух третей до трех четвертей заявили, что они не станут платить больше за альтернативные источники энергии, а 94 % поддержали вместо этого посадку деревьев. Две трети считают, что предложенный ЕС углеродный налог на экспорт является не более чем уловкой для введения дополнительных поборов[91].

Эти данные говорят о том, что в отсутствие широкого общественного внимания или озабоченности власти не испытывают никакого внутриполитического давления, связанного с проблемой изменения климата[92]. В России нет ничего подобного тому всплеску общественной озабоченности, который привел к взятию обязательств по нулевым выбросам углерода в других странах мира и в отдельных штатах США. Изменение климата еще не слилось с другими политическими и социальными проблемами, как в «зеленом новом курсе» в Соединенных Штатах, и не выросло в «крестовый поход детей», как в Европе. Протесты по поводу экологических проблем время от времени возникают, но они сосредоточены на местных вопросах, таких как вывоз отходов. Изменение климата как таковое в России еще не стало политической проблемой[93].

Частичным исключением из преобладающего безразличия публики – которое только подчеркивает правило – стали лесные пожары. В 2019 году имели место серьезные пожары в Восточной Сибири и Республике Саха, в результате которых сгорело почти 20 миллионов гектаров (200 000 квадратных километров) леса, что стало новым рекордом[94]. На короткое время пожары вызвали возмущение по всему востоку страны, которое передалось через интернет в Москву. В Instagram хештег #Сибирь в одночасье стал одним из самых популярных в России. Вовлечены оказались даже московские звезды шоу-бизнеса, когда певцы и актеры запустили флешмоб «Сибирь горит»[95].

К концу июля шум поднялся в официальной Москве; в зале заседаний Совета Федерации (верхней палаты российского парламента) разгорелись горячие споры о том, кто виноват или что виновато. Путин отправил в Сибирь воинские части, а тогдашнему премьер-министру Медведеву поручил координировать усилия. Но к середине августа в Восточной Сибири начались ежегодные дожди, и пожары пошли на убыль. По мере затухания пожаров внимание СМИ и общественный интерес к ним быстро ослабевали. Политики занялись другими делами, и всё вернулось в привычное русло. В следующем году повторилась практически та же история, хотя из-за пандемии COVID-19 реакция СМИ и общественности была менее интенсивной. Действия Путина в ответ на лесные пожары свидетельствуют, что он серьезно относится к возможности того, что возмущение по поводу пожаров сольется с другими проблемами и станет устойчивой общественной проблемой. Но пока этого не произошло.

Другой подобный эпизод – крупный разлив нефти, произошедший на одном из предприятий «Норникеля» в Норильске весной 2020 года, – иллюстрирует примерно ту же мысль. В течение нескольких недель как обычные СМИ, так и социальные сети внимательно следили за событиями. Президент Путин вмешался лично, и основному владельцу «Норникеля» Владимиру Потанину пришлось выслушивать жесткие слова и выплачивать крупные штрафы. Но, как мы увидим в главе 8, посвященной возобновляемым источникам энергии, более серьезная проблема, а именно ускорение таяния вечной мерзлоты в результате изменения климата, даже не была упомянута, уж тем более президентом. Словом, в центре внимания российской общественности остается загрязнение среды, а не изменение климата.