- А мои, Кори?

Он снова собирается что-то ей возразить — и она снова качает головой и накрывает его губы ладошкой. Снова приподнимается на цыпочки и быстро целует в щёку, а он прижимает ее ладонь к губам своей рукой.

- Не говорите ему ничего. Пожалуйста. Я прошу вас.

…Через неделю Макилан разрывает помолвку с Кристиной Альтастен. Это было отвратительно быстро и неприлично безосновательно. Но он так хотел получить свой шанс забрать Кори. Вот только силой забирать не захотел. А, наверное, зря.

Глава 33.

Темнота рассеивается медленно, неохотно. Прямо перед моим лицом оказывается простая глиняная кружка с какой-то жидкостью, горько, пронзительно и очень знакомо пахнущей горными травами. В обрывочных воспоминаниях даже всплывает картинка — невысокое, стелящееся по земле растение с мелкими тёмно-зелёными листьями и голубыми цветками. Кажется, если немного напрячь память, я даже смогу вспомнить его название.

Однако память не поддаётся, и я уступаю раньше, чем она. Моргаю, прогоняя туман, окончательно открываю глаза и обнаруживаю, что сижу в углу какой-то незнакомой комнаты, на небольшом и довольно-таки жёстком диванчике, и ноги укрыты пушистым покрывалом, а рядом со мной с глиняной кружкой в руках сидит еще более растрёпанная, чем обычно, сонная Мари.

Впрочем, народу в комнате куда больше. С маленького укромного диванчика хорошо виден стоящий посередине комнаты круглый деревянный стол и сидящие за ним люди. Орис — его прямую, как палка, спину ни с кем не спутаешь. Ана — её габариты также неповторимы. Род. И еще пара смутно знакомых мне слуг из замка — Лия, смешливая девочка-служанка, в основном работающая на кухне. Дор, кажется, мастер-плотник, по различным мелким неполадкам. И еще один сухонький, не знакомый мне старичок с блестящей во всю голову лысиной.

Прямо во главе стола, на самом почётном месте, стоит внушительная пузатая бутылка из тёмного стекла.

Несколько мгновений я вообще ничего не понимаю. Почему я здесь, и где это — «здесь», и что за праздник, и почему у Мари такое жалостливое и такое печальное лицо, и зачем она пытается напоить меня этой травяной гадостью. Но потом воспоминания приходят, и я неуверенно касаюсь места между плечом и шеей, куда, совершенно точно, попадала ножом — боли, вроде бы, нет. Неужели сон? Нет, не сон — плечо крепко перебинтовано какой-то чистой тряпкой.

— Целитель Вак, — Мари кивает на незнакомого старичка, — Быстро тебя подлатал, но окончательно всё пройдёт только через пару дней. А ну, пей давай!

— Что это? — я легонько отталкиваю стакан неожиданно слабой рукой.

— Успокоительное! — грозно рявкает девушка. — Пей, а то как дам сейчас!

Напиток горький, но эта горечь отчего-то не вызывает отторжения, и по-своему даже приятна, а горячая кружка греет озябшие пальцы.

— Эй, девки! — оборачивается Ана, чуть не снося субтильного Ориса со стула. — Подсаживайтесь, давайте, не тяните быка за хвост.

— Сколько сейчас времени? — спрашиваю я Мари, но она только беззаботно пожимает плечами — какая, мол, разница? — забирает пустую чашку, хватает меня за руку, тащит за стол, усаживая рядом с Родом и приземляясь с другой стороны. Лия скоро и ловко расставляет стеклянные бокалы, а Орис степенно наполняет их прозрачной жидкостью из исполинской бутылки.

— Всех присутствующих поздравляю с ночью святого Лира!

С крайне серьезными и даже торжественными лицами все присутствующие подносят стаканы ко ртам. Я подношу тоже, но в последний момент останавливаюсь — запах алкоголя бьёт в нос. Вот только пить я в этой жизни еще не пила. А возможно, и в той, старой.

— Святого Лира нельзя оскорблять, — шипит мне на ухо Мари. — Быстро пей, это святотатство! Тебя не поймут!

Словно во сне я делаю глоток, другой, третий, ощущая, как медленно, но верно изнутри поднимается лёгкое тепло, а Орис снова наполняет стаканы — бутылка словно бездонная, судя по напряженным рукам управляющего, в весе она нисколько не потеряла.

Юный Род тоже смотрит на происходящее с определённой тревогой. Его стакан еще полон.

— Ты когда-нибудь такое раньше пил? — шепчу я ему на ухо. Парнишка неопределённо качает головой:

— Один раз отец налил мне королевской браги, ужасная гадость оказалась, тошнило потом.

— А кто твой отец? — додумываюсь я спросить, понимая, что и без того ускользающее сознание начинает расплываться.

— Гад последний! — с чувством отвечает Род и решительно делает большой глоток.

… Два стакана спустя градус доброжелательности обстановки и состояния разношёрстной компании существенно повышается. Родерик тихо сопит, положив голову прямо на стол, зато мастер Дор притащил откуда-то на редкость уныло звучащую виолину и тихонько тренькает в уголке. Мари, потерпевшая грандиозную неудачу в попытке сесть Орису на колени, пристроила голову на другие, более безотказные, то есть, мои собственные колени, и пытается пересчитать перья.

— Кто такой Святой Лир? — интересуюсь я у Аны, которая приволокла откуда-то целую гору капустных котлет в качестве закуски, но за неимением других желающих, была вынуждена есть их в одиночку.

— А, деточка! — машет рукой повариха, «деточкой» для которой я стала после второго стакана, но возражать, само собой, не стала. — Был один придурок тут у нас, лошадками до Рода заведовал, Лир его звали. Влюбился в одну балбеску, вертихвостку из хозяйских горничных, безответно, да и прыгнул с башни головой вниз.

— И… что? — растерянно спросила я.

— Что, что, разбился, окаянный, в полнейший фарш! — мрачно провозгласила Ана и сделала очередной глоток.

— А почему вы говорите про какой-то «праздник святого Лира»? — уже ничего не понимая, тупо спрашиваю я.

— А, так мы называем пьянку в честь очередного страдающего из-за несчастной любви.

Лицо заливает жаром.

— Я не…

— Молчи уж, горемычная, — хмыкает Ана и ласково треплет меня по волосам. — Молодая совсем, а уже полбашки белые, куда тебе еще по мужикам страдать? Особенно по смазливым молодым аристократам, без пяти минут женатым.

— Тысяча двести сорок девять! — выкрикивает вдруг Мари.

— Чего?! — я едва не падаю со стула от неожиданности.

— Перьев в твоём крыле, — пьяно и счастливо объявляет Мари и снова замолкает, прижимаясь щекой к моим коленям.

…Через еще стакан я с Аной уже почти согласна. Почти — потому что дело не только в Кристеме. Дело во всей моей странной жизни.

— Прости, милая, — качает блестящей головой целитель, дрожащей рукой касаясь багровых рубцов на моём плече. — Если бы я только знал, я бы из замка — ни ногой, клянусь безымянными богами!

— Убил бы, — неожиданно внятно подает голос суровый Орис, и я настолько поражена, что даже боюсь на него смотреть.

— Однозначно! — подтверждает Вак. — А сейчас уже ничего толком и не сделать, сразу надо было… вот как с этими — он кивает острым подбородком, видимо, намекая на свежие шрамы. — Эти послезавтра пропадут, милая.

— Да какая разница, можно подумать, шрамом меньше, шрамом больше, — говорю я. — Вот мальчика жалко.

— Какого?! — подскакивает на месте целитель.

— Этого, — указываю я на Рода. — Его же тоже клеймили, он со мной вместе был, потом чуть не умер от воспаления…

— Я д-должен на эт-то п-посмотреть!

— Сейчас! — Лия без малейшего стеснения начинает расстёгивать рубашку на безмятежно спящем мальчишке.

— Эй! — пытаюсь я возражать, но меня особо никто не слушает. Мари резво подскакивает с моих колен и присоединяется к ней. После минутного замешательства я мысленно машу на них крылом: в конце концов, ничего они с мальчишкой не сделают, ну, потискают слегка, но ведь не слишком… Однако спустя пару мгновений наступает странная тишина, даже Дор перестает терзать свой несчастный инструмент, и я в тревоге оборачиваюсь. Лия, Мари, Орис и целитель стоят над спящим и уже голым по пояс Родом, смотрят на него так, словно и на нём начали расти перья. А вдруг и правда начали, те воины в Старнике, они, помнится, этого и боялись… Я встаю — потолок угрожающе шатается над головой — и подхожу тоже. Никогда не думала, что можно так размыто ощущать собственное тело.