— Учитывая все, что мы теперь о нем знаем — я почти уверен во втором варианте.

— Вот и мне тоже так кажется…

К телу студента подбежал перепуганный дворник. Он вскинул голову и заметил высунувшихся из окна сыщиков.

— За городовым, быстро! — приказал ему Постольский. Дворник кивнул и потрусил в сторону улицы.

— У нас есть буквально пара минут, — озабоченно сказал Постольский. — Нужно быстро осмотреть квартиру. Потом тебе нужно будет уйти — полиция явно не будет рада партикулярному лицу на месте преступления.

— Какого преступления? Это же чистейшее самоубийство! Хотя… Ты прав. Мы к нему вломились, а потом он вылетел из окна… Некрасиво получается.

— Вот и я о том же, — кивнул поручик. — Поторопимся.

Они приступили к осмотру. В соседней комнате обнаружилась очередная фотолаборатория, куда проще той, что они осматривали утром в Галерной гавани.

— Там он экспериментировал, — пришел к выводу Корсаков. — Здесь ему это уже не требовалось — формула, похоже, была ясна. Обязательно выясни и запиши названия всех химических веществ, что он использовал.

— Сделаю, — пообещал поручик.

— А это что у нас? — привлек внимание Владимира прямоугольник из фотографической бумаги, лежащий на столе. Он коснулся предмета рукой — и…

Сергей Трутнев улыбается ему прямо в лицо. Он счастлив! Уверен в себе! Говорит, что работа почти закончена и жертвы не были напрасны. Иван не настолько в этом уверен, но друг слишком убедителен и воодушевлен. Они совершили прорыв! Возможно, величайшее их всех научных открытий! Они станут знаменитыми! Не говоря уже о том, скольким людям они смогут помочь. Удостоишь меня честью? Станешь героем первого снимка новой, абсолютно безопасной системы? Ведь мы с тобой вместе! Вместе до конца!

Корсаков перевернул фотоснимок. На нем Иван Зайцев, еще не взъерошенный и запустивший себя, солидно и гордо стоит в углу, на том самом месте, где вскоре превратится в испуганного безумца. А рядом с ним, подняв головку и внимательно рассматривая спутника, застыла девочка лет семи. Которой в этот момент в комнате быть не могло.

Вернувшись домой, в Манежный переулок, Корсаков столкнулся с пренеприятнейшей новостью — день, начавшийся так рано и длившийся так долго, отказывался заканчиваться. Он-то надеялся, что, дав несколько поручений Постольскому, заработал себе несколько часов крепкого сна…

— Вас ожидают, — чопорно сообщил ему Шарль, стоило Владимиру войти в квартиру.

— Кто?

— Вчерашний господин. С дочерью, на этот раз. Я взял на себя смелость разместить их в убежище.

— Настолько плохо выглядели?

— Malheureusement[6].

Убежищем именовалась одна из шести снимаемых Корсаковым комнат. Владимир покрыл периметр защитными символами, добавил несколько амулетов и оснастил помещение всем необходимым, чтобы, в случае необходимости, безвылазно провести в нем, как минимум, три дня. Убежище способно было выстоять против большей части известных Корсакову потусторонних угроз. Раз Шарль посчитал нужным проводить туда Милосердова с дочерью, то дела их были и впрямь плохи.

— Владимир Николаевич, наконец-то вы вернулись! — воскликнул Олег, вскакивая с мягкого дивана. Корсаков, естественно, озаботился не только безопасностью, но и комфортом убежища. Арина, сидевшая рядом с отцом, настороженно разглядывала вошедшего.

— Добрый вечер, Олег Викторович. Рассказывайте, — не стал ходить вокруг да около Корсаков. Сейчас он напоминал строгого врача, расспрашивающего пациента о симптомах.

Милосердов нервно и сбивчиво описал ужасные события прошедшей ночи. Слушая его Владимир все больше и больше мрачнел. Он не сомневался — если бы не оставленная Олегу Викторовичу свеча, и его, и его дочурку ночью ждала судьба разбившегося студента Зайцева.

— Любопытно, — по всегдашней привычке протянул Корсаков. — Что ж, вот, как мы поступим. В этой комнате вам ничего не грозит. Можете спокойно ложиться спать, никакие незваные гости этой ночью вас не потревожат. Учтите только, что из комнаты — ни ногой. Для уверенности, уж простите, я попрошу своего слугу вас запереть.

— Это необходимо? — неуверенно спросил Милосердов.

— Можете мне обещать, что Арина не выйдет поприветствовать маму пока вы спите? — осведомился Владимир. Олег Викторович помотал головой. — То-то же. Если что-то потребуется — постучите в дверь, Шарль постарается вам помочь.

— А вы что же?

— А я наведаюсь к вам домой, — ответил Корсаков и недовольно зевнул. — Ключи, будьте любезны…

Корсакову вновь пришлось проделать путь от Спасо-Преображенского на Петроградскую сторону. К ночи температура упала, налетел ветер, а дождь из незаметной мороси превратился в кусачие льдинки, неприятно щекочущие лицо. Изо рта прохожих вырывался пар, а мокрые мостовые начали покрываться коркой льда. Словом, путь от экипажа до парадной дома, где проживал Милосердов, Владимир преодолел аккуратным бегом.

В квартире с ночи стоял запах свечного воска, смешанного с травами. Выплавленная Корсаковым смесь сработала и спасла жизнь Милосердовым. Оставалось лишь понять, что же им угрожало.

Первый следы Владимир обнаружил в коридоре, там, где, по утверждению Милосердова, за ними тянулись жуткие руки. При ближайшем рассмотрении на обоях действительно обнаружились царапины, словно нечто скребло стену когтями. Корсаков водрузил на кончик носа очки и принялся изучать следы. Судя по расстоянию между бороздками, они были оставлены рукой, сходной по размерам с человеческой.

Такие же царапины нашлись на двери спальни и на полу. Существо попыталось протиснуться в комнату, но запах свечи отпугнул его. Все говорило о том, что незваный гость, хотя бы отчасти, подчиняется физическим законам, но может выборочно их обходить, меняя плотность тела и длину конечностей. Согласно старой, но верной классификации, которую использовало большинство оккультистов, потусторонние хищники относились к одной из двух категорий — твари (сиречь, монстры или чудища, обладающие телесной оболочкой) и духи (бесплотные существа, следующие собственным, неведомым и неизмеримым принципам бытия). Бывали и гибриды. Например, когда дух вселялся в тело человека или животного. Но в этом случае, ему все равно приходилось действовать, как твари, пока не настанет его черед покинуть оболочку. Пока, исходя из наблюдений Корсакова, его новый загадочный противник выказывал признаки, не позволявшие твердо отнести его к одной из категорий.

Владимир последовал за царапинами в детскую, где гость впервые явился Арине. Едва зайдя в комнату, он понял, почему. Знакомое окно, знакомый стул, знакомый портрет на стене, знакомый угол. Именно здесь была сделана фотография, которую показывал ему Милосердов.

— Так вот откуда ты взялся, — пробормотал Корсаков себе под нос.

Он достал из кармана серебряный кулон на длинной цепочке и вытянул перед собой руку, дав украшению подвиснуть под ладонью на манер маятника. Медленно, стараясь не раскачивать медальон, Корсаков начал приближаться к углу, из которого на фото появился призрак Надежды Милосердовой. Сначала ничего не происходило. Но чем ближе Владимир подходил к углу, тем более беспокойно себя вел кулон. Когда Корсаков остановился на месте, где стоял гость, медальон начал лихорадочно раскручиваться против часовой стрелки. Во время очередного круга Владимир ловко подбросил амулет, поймал его ладонью и спрятал обратно в карман.

— А здесь твоя дверь, значит? — уточнил он у пустой комнаты.

В коридоре скрипнула половица.

Потом еще раз. И еще. Кто-то неуверенно шагал от спальни к детской.

Корсаков знал, что кроме него в квартире никого нет. Дверь закрыта и заперта. Прятаться внутри негде. Шаги в коридоре не могли принадлежать человеку.

Владимир на секунду представил, что произошло бы, окажись на его месте обыватель. Или, того хуже, впечатлительная молодая особа. Конечно же началось бы все с вопроса «Кто здесь?». Ответа, скорее всего, не последовало бы. А шаги продолжили приближаться. Можно спросить еще раз. Почувствовать, как с каждым шагом все больше холодеют руки и спина. Со страхом вглядываться в темноту за дверью детской. Ждать, когда невидимый гость окажется на пороге.