— Ты хочешь… — Она не смогла заставить себя закончить фразу.

Эндрю энергично замотал головой:

— Я уже прочитал условия: клиника не работает с иностранными гражданами.

Лейла выдохнула.

— Но есть другой выход.

Она снова посмотрела на Эндрю:

— Какой еще выход?

— Я прочитал недавно статью про мужчину во Флориде, который случайно оставил ребенка в машине.

Лейла почувствовала неприятный холодок внутри.

— Эндрю, что ты мелешь? Только не говори мне, что ты всерьез думаешь про это.

— Я уже все спланировал.

Лейла присела перед зятем на корточки, напряженно глядя ему в глаза.

— Эндрю, надо обратиться к доктору. Сделать анализы. Препараты улучшаются с каждым годом, мы его вылечим.

— Ты знаешь, что БЭ не лечится.

— Но должны же быть какие-то подвижки.

— Можно сохранить жизнь, да, но не избавить от мучений.

— Ты не знаешь наверняка.

— Я знаю достаточно! — рявкнул Эндрю. — И волнуюсь не за себя. Я переживу, смогу ухаживать за ребенком часы, дни, годы. Но Ясмин не выдержит его агонии. Только не с Максом. Когда появился Тоби, она не знала ничего другого, мальчик всегда был болен, но Макс… Это ее убьет.

Лейла села на пол, чувствуя, как закружилась голова.

— Эндрю, то, что ты предлагаешь, называется убийством.

— Это милосердие.

Лейла сжала кулаки. Ногти оставили глубокие белые борозды на ладонях.

— Немедленно прекрати такое говорить.

На лице у Эндрю была нечитаемая смесь эмоций.

— Знаешь, даже странно, что мы так сентиментально относимся к человеческой жизни. Мы отстреливаем оленей, если они слишком быстро размножаются, но совершенно не можем представить подобной участи для самих себя. Даже в качестве акта милосердия. Мы так яростно хватаемся за неприкосновенность человеческой жизни, что доходим до вершин антигуманности. Если бы животное страдало так, как страдал Тоби — и как будет страдать Макс, — мы немедленно прекратили бы его печальное существование. Однако людям отказываем в подобной роскоши.

— Эндрю, подумай сам, о чем ты говоришь.

— Я думал, Лейла. Только об этом и думаю.

— И сколько ты уже об этом думаешь?

Он судорожно сглотнул.

— Две недели.

— Две недели?! Две недели ты ходишь и думаешь о том, как убить собственного сына?

Эндрю нахмурился:

— Не говори так.

— А как мне еще говорить?! — Голос у Лейлы задрожал. — Эндрю, это безумие!

— Я все тщательно продумал.

— Прекрати. Мы отвезем Макса к врачу. Сделаем анализы. Определим следующие шаги.

— Это убьет Ясмин. Ты знаешь, что болезнь Макса ее убьет.

Перед глазами Лейлы живо встали воспоминания: вот она бежит по больничному коридору в поисках Ясмин; сестра лежит в кровати с мертвенно-синими губами. А вдруг на этот раз они не успеют ее спасти?

— Эндрю, если ты так думаешь, если хоть допускаешь такое, по-моему, тебе пора обратиться к врачу. — Она положила зятю руку на плечо: — Возможно, тебе…

Эндрю резким движением сбросил ее руку и оскалился:

— Нет, Лейла! Врачи мне не помогут. И Максу врачи не помогут. Я не допущу, чтобы моя семья опять прошла через такой кошмар. Я это сделаю. Если хочешь, вызывай копов, но я это сделаю. — Он показал рукой куда-то за окно. — У него язвы как от ожогов третьей степени. У моего сына прямо на коже. Появляются каждый день. Как нам жить с этим? — Голос у него сорвался.

Лейле пришло на ум еще одно воспоминание, более раннее: Ясмин плачет на полу в кухне, Тоби кричит на втором этаже. «Иногда я хочу, чтобы он наконец умер». Она ощутила прилив адреналина в крови.

— Эндрю, скажи, ты правда всерьез думаешь это сделать?

— Я не вижу другого выхода, — просипел тот.

— Не уходи от ответа.

Он сцепил пальцы.

— Я читал о таких случаях. Они происходят в случае внезапного сбоя в привычном расписании: папа отвозит ребенка в детский сад вместо мамы или один из родителей почему-то меняет маршрут. За такое почти никогда не наказывают.

— Ты не сможешь, Эндрю. Отступишь в последний момент. Ты не бросишь Макса.

— Я могу дать ему снотворное. Прометазин его отключит. На него легко получить рецепт: достаточно сказать, что у ребенка аллергия.

— Ясмин тебя возненавидит.

— Она меня простит. Когда-нибудь.

— Не простит, — возразила Лейла. — Просто не сможет. — Она замолкла, подавленная чудовищностью идеи, появившейся в голове. Потом Лейла медленно подняла глаза на собеседника: — Это должен сделать не ты.

Вот так все и началось.

Постель Лейлы была завалена платьями: бордовое от Александра Маккуина с дерзким вырезом, белая туника в пол с асимметричным воротником, неуместная безделица из красной тафты. Ясмин остановила свой выбор на канареечном мини, которое идеально подчеркивало ее фигурку. Она внимательно оглядела себя в зеркале и сверкнула широкой улыбкой:

— Мне нравится.

— Выглядишь сногсшибательно, — согласилась Лейла.

Они встретились взглядами в зеркале.

— Спасибо, что позвала меня. — Ясмин поправила локон. — Я понимаю, что пока нам сложно общаться, но все наладится, Лейла, я уверена. — Она потупилась. — Ты ведь знаешь, что я тебя простила?

Лейла выдавила фальшивую улыбку:

— Знаю.

Однако прощение не имело смысла, поскольку Ясмин не подозревала о том, что случилось на самом деле. Достаточно просто поверить в несчастный случай, смириться с жестоким поворотом судьбы, с неисповедимыми мотивами высшего разума. Но для Лейлы и Эндрю прощение их греха не предусматривалось: они договорились унести общую тайну с собой в могилу.

Ясмин разгладила руками платье и глубоко вдохнула, чтобы справиться с волнением.

— Хорошо, я готова.

Лейла открыла комод и достала миниатюрную сумочку фирмы «Селин»:

— Возьми. Она подходит к этому платью.

Иногда, заказывая дизайнерский аксессуар, Лейла выбирала сразу два в разных цветах, потом одалживала один Ясмин и отказывалась забирать обратно. «Пускай будет у тебя, — отвечала она мягко. — У меня есть еще один». Такими обходными путями она снабжала сестру люксовыми вещами, не задевая ее достоинство.

Ясмин защелкнула сумочку и посмотрела, как та гармонирует с платьем. Лейла присоединилась к ней перед зеркалом. Ей понравилось, как они выглядят рядом. Сама Лейла выбрала платье цвета морской волны; завышенная талия подчеркивала грудь.

— Ты тоже потрясающе выглядишь, — признала Ясмин.

— Спасибо. — Лейла чмокнула ее в висок, чтобы не испортить макияж. — Все наладится, малыш.

Младшая сестра кивнула. От радости у нее сияли глаза.

— Да. обязательно.

Взявшись за руки, они вышли из комнаты.

Шеп позвонил в звонок, надеясь, что встречается с этой семьей в последний раз.

Дверь открыл Эндрю. Он упал духом при виде Кристофера, но попытался сохранить лицо.

— Детектив, — кивнул он гостю. — Я гляжу, вы все не можете успокоиться.

Шепард скромно вытер ноги о коврик.

— Можно войти?

Эндрю поиграл желваками и неохотно кивнул:

— Входите.

Кристофер проследовал за ним на кухню, но вместо того, чтобы сесть за стол, оперся о кухонную стойку.

— Ваша жена здесь?

— Нет, она… — Эндрю замялся. — Она на вечеринке с сестрой.

Шепард почувствовал облегчение. То, что он собирался сказать, легче было обсудить наедине с отцом.

— Что же, чем я обязан удовольствию вновь вас лицезреть? — язвительно поинтересовался Эндрю.

— Прошу прощения, что донимаю, — Кристофер сложил ладони в жесте покаяния. — Буду с вами честен. Когда я приезжал в прошлую субботу, то спрашивал про аллергию у Макса, потому что не нашел ни единого доказательства, что она у него была. — Он замялся. — Я подумал, что вы использовали седативное средство, чтобы успокаивать мальчика по ночам.

Эндрю смерил его ледяным взглядом.

— Вы хотите сказать, что я травил собственного сына наркотиками?