Лейла провела в приготовлениях не меньше двух часов. Для суда она выбрала костюм темносинего цвета с зауженными книзу брюками, но поначалу он показался слишком жестким и тесным: пока она ходила по комнате, он давил и натирал в самых неподходящих местах. Лейла работала из дома все пять месяцев, лишь изредка совершая вылазки в офис по выходным, и внезапное возвращение к деловой одежде добавляло тяжести происходящему. Лейла заколебалась, не сменить ли наряд на более удобный, но тогда она приехала бы в суд не заранее, а просто вовремя — и тогда существовал риск опоздать к началу, что и вовсе недопустимо, ведь ей следовало показать себя с самой лучшей стороны.
В такси по дороге в суд Лейла почувствовала неприятный спазм в животе: знакомая боль в предверии общения с государственной машиной. Всю жизнь власти представлялись ей драконом, с которым приходится сражаться, которого необходимо побеждать. Она вспомнила, как выступала в суде по семейным делам, отстаивая свое право опекать Ясмин. Обращение, с которым столкнулась Лейла, — внезапные смены дат заседаний, указания поехать за каким-то несуществующим документом в Манчестер, бессмысленная карусель бюрократических коридоров — угнетало и лишало всякой надежды. А теперь в этом шапито будет решаться ее собственная судьба: абсурдная, неповоротливая махина выберет, стоит отправить ее в тюрьму или признать невиновной.
Прибыв к Лондонскому королевскому суду, Лейла вошла в вестибюль и вытерпела досмотр охраны. Само здание состояло из двух корпусов. Парадная часть поражала величественным фасадом, просторными коридорами и стрельчатыми окнами в пол, которые приводили Лейлу в восторг. Хотелось рассмотреть их поближе, а то и зарисовать. Задний, новый корпус представлял собой серое убожество с пыльными лестницами, как в бедных муниципальных школах. Именно тут Лейле предстояло сидеть в ожидании заседания, глубоко дыша, чтобы унять дрожь. К ней подошел пристав и кивнул: полный серьезности сигнал, что испытание началось. Лейла зашагала вслед за ним в зал заседаний и села в кабину для обвиняемых — тесный отсек из пуленепробиваемого пластика. От вида судейского стола напротив на глаза навернулись слезы. Лейла много раз представляла себе, как будут проходить заседания, но не ожидала, что почувствует себя настолько маленькой и беспомощной. Оглядевшись, Лейла мысленно составила схему расположения мест в зале. Свидетельская трибуна была от нее справа, а места для присяжных — слева; они стояли друг напротив друга. Между ними размещались столы для юристов и поверенных. Клара Пирсон, адвокат Лейлы, уже заняла самое ближнее к присяжным место и спокойно изучала содержимое папки с документами. За спиной Лейлы, на балконе, находились места для посетителей. Интересно, пришла ли Ясмин?
— Встать, суд идет! — объявил пристав.
В зал вошел судья Уоррен, костлявый мужчина с тонкими губами, которые почти сливались по тону с кожей лица. Светло-серые глаза-бусинки обрамляла толстая круглая оправа очков. Но голос у него оказался неожиданно басовитым, будто он позаимствовал его у другого человека. Судья пригласил в зал коллегию присяжных, которые молча заняли свои места.
Лейла начала рассматривать женщин в жюри, инстинктивно подмечая, кто из них может иметь детей и затаить предубеждение против нее. Иногда она глупо себя чувствовала, оказываясь в компании женщин, обсуждающих целый дивный мир, к которому Лейла не была допущена. Рядом с мамашами она чувствовала себя холодной рептилией, неспособной к гибкости и чувствам. И каждый раз ей вспоминалось мельком прочитанное социологическое исследование 2019 года, уверявшее, что незамужние бездетные женщины оказались самыми счастливыми членами общества. Однако матери всегда выступали единым фронтом, всегда были эти «мы» против «них», имеющие детей порицали не имеющих, которые взамен владели свободным временем, собственным стабильным доходом, свободой, наконец. Пусть даже женщины с детьми не выражали зависть в открытую, но Лейла постоянно замечала их тайное осуждение. Она вспомнила, как по «Фейсбуку» расползся вирусный пост одной женщины, которая написала, что ненавидит незамужних девушек, которые слоняются по Диснейленду в неприлично коротких шортиках и вечно толкутся в очереди за мороженым. До чего же общество оказалось жестоко к бездетным женщинам. «Таким, как я», — подумала Лейла. Неужели присяжные тоже осудят ее за грех бездетности?
Сейчас все они сидели перед ней: пять мужчин и семь женщин, включая обязательных представителей этнических меньшинств. Все женщины были в возрасте за тридцать, а то и за сорок, за исключением одной девушки, которая выглядела на двадцать пять. У нее был отрешенный холодный вид и цепкие кошачьи глаза. Возможно, она и станет спасительницей Лейлы? Суды предпочитали добиваться от присяжных единогласного решения, в качестве исключения принимали также большинство в десять голосов против двух. Девушка мельком глянула на Лейлу, та постаралась улыбнуться в ответ — жалкая попытка добиться эмпатии. Но присяжная отвернулась, не проявив никакого участия. Как же отвратительно сидеть здесь, ожидая милости от незнакомцев! Они ведь ничего не знают о ее жизни. Ничего не знают о том, как неистово Лейла любила Макса.
Встал государственный обвинитель. В черной мантии и традиционном парике из конского волоса вид у него был внушительный, хотя сам Эдвард Форшелл скорее напоминал холеного американского бизнесмена: легкий загар, волевая челюсть, возраст вступления в зрелость. Глубоко посаженные коричневые глаза будто пронзали присутствующих насквозь. Обвинитель говорил хорошо поставленным, приятным голосом. Он назвался и представил свою коллегу Клару Пирсон, которая сегодня находилась по другую сторону баррикад. После краткого вступления Форшелл перешел к своей речи:
— Уважаемая коллегия присяжных, услышанное сегодня вы, вероятно, будете склонны описать как трагедию. Возможно, вы попробуете найти эвфемизмы помягче: шокирующая ошибка, провал в памяти. Но я спешу заявить, что произошедшее двенадцатого июля сего месяца не было трагическим стечением обстоятельств. Это было результатом преднамеренного действия.
Позвольте изложить сухие факты. Утром означенного дня подсудимая Лейла Саид согласилась отвезти своего племянника Макса Андерсона в детский сад, находящийся в трех с половиной милях от ее дома. Чтобы завернуть в детский сад, достаточно сделать пятиминутный крюк по сравнению с ее обычным маршрутом к офису — миссия несложная. Однако по пути Лейла Саид получила срочный звонок из офиса, где разыгралась нештатная ситуация, причем по-настоящему серьезная, ведь под угрозой оказалась мультимиллионная сделка, за которую боролась ее компания.
Мисс Саид ответила на звонок в десяти минутах от офиса, оказавшись на перепутье: она могла сначала завезти племянника в детский сад и таким образом потратить на дорогу вдвое больше времени, либо же могла доехать до офиса, решить неотложную проблему и только после этого передать Макса воспитателям. Мы предполагаем, что мисс Саид выбрала второе: решила первым делом разобраться с рабочей проблемой, а потому преднамеренно оставила ребенка в машине.
Лейла почувствовала на себе взгляды присяжных и решила не поднимать головы, чтобы не встретиться ни с кем взглядом.
Эдвард Форшелл сплел пальцы рук, продолжая:
— Уважаемая коллегия присяжных, многие из вас наверняка являются родителями. У каждого случались пугающие моменты, когда вы теряли ребенка из виду на парковке или людном пляже. Мы все знаем, какой ужас охватывает родителей в подобной ситуации. Когда ребенок наконец находится, мы восклицаем: «Слава богу, он здесь!» Но в рассматриваемом нами случае речь не о недосмотре уставших родителей или о шалости малолетки. Мисс Саид намеренно бросила спящего трехлетнего малыша в раскаленном автомобиле. Она оставила ребенка, за которого единолично несла ответственность, в машине с запертыми окнами и дверьми на целых три часа в беспрецедентно жаркий день. Как оказалось, самый жаркий за все лето. Этот поступок и лишил жизни маленького мальчика. Однако мисс Саид же утверждает, будто забыла о ребенке. — Форшелл пренебрежительным жестом указал на нее. — По словам подсудимой, звонок, связанный с внештатной ситуацией, способной уничтожить ее компанию, никак не связан с тем, что произошло десятью минутами позднее. Она попытается убедить нас в том, что в то утро спокойно и без спешки доехала до офиса, где попросту забыла о ребенке. — Обвинитель презрительно ухмыльнулся. — Мисс Саид также будет утверждать, будто ранее никогда не возила своего племянника в детский сад и потому забыла о возложенной на нее миссии, однако из свидетельских показаний вы узнаете иное. Кроме того, мисс Саид будет настаивать, что с радостью возлагала на себя присмотр за племянником, но вы услышите прямо противоположные свидетельские показания, причем от ее же близких друзей.
