Отец говорил, что Катька хозяйственная и хорошо готовит, но принимать приготовленную ею пищу Егор отказывался наотрез. Они уже почти год жили вместе, но мальчик оставался верен себе. Наверное, в его юную душу вселился бунтарский дух. В конце концов отец сдался и периодически готовил для упрямца сам, чтобы тот не умер от голода. Егор и сам кое-что умел. Например, пожарить яичницу и сварить сосиски. Правда, часто ленился и перебивался колбасой и конфетами. Катька делала вид, что ничего не понимает, и всегда оставляла завтрак на столе. Глупая.

Репетитор приходила в районе десяти, а пока можно было рассекать по дому в пижаме. Егор обожал то блаженное и безалаберное время, когда был предоставлен сам себе. Он включил кран, корча рожицы в зеркале. Если сегодня Егор один дома, то и Катькину стряпню можно попробовать – всё равно никто не увидит. Она наверняка что-то испекла – уж больно вкусно и соблазнительно пахло. С этой запретной мыслью Егорка из ванной и вышел.

Откуда-то снизу раздавался приглушённые женский голос.

– Чёрт, – выругался разочарованный мальчишка, приседая на корточки и прислушиваясь. Похоже, сегодня расслабиться не получится – Катька дома!

– Нина, я так больше не могу, – жаловалась она кому-то по телефону, – Я чувствую себя ужасно! Он меня не любит!

Кто он? Неужели папа? Егор облизнул пересохшие от волнения губы.

– Я уже всё перепробовала, но этот маленький негодяй упрямится и никак не идёт на контакт. Он меня ненавидит. Я и так, и эдак, но ситуация не меняется. Хуже всего, что я сама чувствую себя лишней. Но разве я виновата, Нина? Разве это я виновата?! Мне искренне жаль, что его мать погибла, но…

Нина? Уж не та ли Нина, которая задавала Егорке провокационные вопросы и хмурила густые брови, будто знает о нём что-то важное? Психолог? Ну и ну. Заинтригованный Егор неосторожно облокотился на хлипкий шкафчик для обуви. Раздался чудовищный грохот. Папин рыбацкий сапог свалился вниз с глухим хлопком, от звука которого сердце в груди мальчишки остановилось.

– Блин! – он в ужасе пополз в сторону. Растяпа! Так глупо проколоться и обнаружить себя мог только дурак.

– Егор?

Хуже и не придумаешь. Оставаться в доме вдвоём с Катькой было худшим наказанием.

– Егор, иди завтракать. Я пирожков напекла. С картошкой, как ты любишь, – опять сделала вид, что всё в порядке.

В животе у Егора предательски заурчало. Мальчик резво вскочил и бросился к себе в спальню. Катька явно издевалась. Пирожки с картошкой утром?

– Егор! Ну, за что ты меня так ненавидишь? – кажется, мачеха опять захныкала. Так ей и надо.

Егор злобно насупился и полез в платяной шкаф. Там предприимчивый мальчишка ещё вчера спрятал упаковку круассанов. Как знал. Есть хотелось невыносимо. Пирожки с картошкой? Это же удар ниже пояса. Обычно мачеха варила на завтрак каши, которые Егор не любил, а теперь подловить его решила? Подло. Всё-таки насколько Катька хитрая и наглая!

Раздался стук в дверь. Какая настырная! Никак от неё не уйти, нигде не спрятаться.

– Я уезжаю, Егор. Пирожки на столе, сметана в холодильнике. Веди себя хорошо и никому не открывай. В десять часов придёт репетитор, помнишь? Но у неё свой ключ, – рыжая заглянула в его комнату, приветливо улыбаясь.

Можно подумать, Егор без неё не знал, что делать. Отец категорически запрещал сыну выходить из дома без должной необходимости, а уж ключей от ворот у «сумасшедшего» Егора не было вовсе. Мальчишка жил здесь, как в тюрьме. Даже у всех этих репетиторов были свои ключи, а у Егорки не было! Где справедливость?

– Уезжай, куда хочешь. Лучше насовсем, – буркнул он, как мог, недружелюбно.

– Вообще-то это мой дом, Егор! – в Катькином голосе послышался звон металла. Разозлилась. Очень хорошо, – Твой отец вынужден был продать квартиру, чтобы возместить ущерб женщине, которую он искалечил. Я вас пожалела и разрешила жить здесь, поэтому требую к себе уважения.

– Ты врёшь. Мой отец не виноват, а ты… ты… Нет у тебя ничего! – Егора затрясло от злости, – Ты прилипла к моему папе, как пиявка!

– Пиявка? – Катька покраснела, – Да как ты смеешь, маленький мерзавец?! Это мой дом. Мой! И мне надоело терпеть твои выходки!

– Твой? Значит, я от тебя сбегу. Ненавижу тебя, дура! – выкрикнул Егор прямо в ненавистное Катькино лицо, воинственно сжимая кулаки. Ему захотелось ударить мачеху, но мальчик слишком боялся отца. Тот говорил, что женщин бить нельзя.

– Знаешь, а и иди. Я ворота открытыми оставлю. Пусть тебя волки сожрут, как тех детей, – Катька ехидно усмехнулась, тряхнув рыжеволосой гривой, – Достал ты меня. Что ни день, то твои истерики, – кажется, мачеха совершенно успокоилась, – Сам ты дурак, – и она вышла вон, громко хлопнув дверью.

Волки съели? О чём она? Какая ужасная смерть. Когда волки нападают на несчастную жертву, они сначала окружают её, обступая плотным и тесным кольцом, а потом вожак даёт стае команду, и все впиваются в беззащитное тело острыми клыками, начиная заживо его рвать. Это больно и страшно.

Раньше папа часто читал Егорке книги перед сном: про лес, про охотников, про приключения, а сейчас даже пожелать спокойной ночи не заходит. Наверное, мстит за то, что сын его новую жену не принимает. Или просто занят? В любом случае, виновата Катька.

Наконец-то она показала своё истинное лицо. Жаль, что папа не видел.

Кстати, а откуда Катька знает, что детей растерзали волки? Егор не успел подумать, как ноги сами вынесли его прочь из комнаты и привели в сторону лестницы.

– Почему ты говоришь, что их съели волки? Они же просто пропали, и их не нашли, – крикнул он в спину мачехе, уже накинувшей на себя модное пальто. Женщина собиралась уходить, – Волки не могут съесть человека целиком.

Катька медленно повернулась и запрокинула голову, разглядывая любознательного пасынка с нескрываемым удивлением. Взволнованный Егорка тревожно смотрел на неё со второго этажа, облокотившись на перила. В своей плюшевой пижаме, с принтом синего кита на груди, он выглядел мило и беззащитно.

– Егор, прости меня. Я тебя напугала? В нашем лесу волки не водятся, – виновато произнесла новая папина жена. Какая же она хитрая и лживая! Опять хочет к Егору подлизаться? Ну, нет!

– Эти дети приходили сюда, и мой папа их видел, – событие прошлого года серьёзно Егора беспокоило. Почему отец не признаётся? – А теперь он говорит, что не видел! Это ты его подговорила? Я знаю, что это ты.

– Послушай, Егор! Твоего отца уже один раз осудили. Ты же не хочешь, чтобы в этот раз его посадили? – начала мачеха своим обычным «сахарным» тоном, который Егор ненавидел.

– Почему ты так говоришь? Мой папа не виноват. За что его должны посадить? – всякий разговор Егора с мачехой переходил в непримиримую стычку интересов. Невыносимо.

– Но Алексей настаивает, что никого не видел, и не доверять ему оснований нет. Прости. Даже если твой папа встречался с теми детьми, лучше об этом не говорить. Потеряшек до сих пор не нашли, и подозревают любого. Тебе стоит придержать свой маленький язык, если не хочешь проблем. Ты же не хочешь, чтобы отца вызвали на допрос? Понимаешь, о чём я?

– Но дети были!

– Хм.

– Были!

– Ты уверен? – выражение Катькиного лица изменилось. Оно стало заинтересованным и серьёзным, как будто женщина приняла какое-то важное решение, – Егор, расскажи мне, что ты видел. Пожалуйста. Давай хоть на пару минут зароем топор войны. Ради твоего отца. У меня какое-то нехорошее подозрение.

– Какое подозрение?

– Алексей сказал той девочке, что у неё красивые глаза?

– Ну, да. Он говорит это всем.

– Нет. Не всем. Он говорит это только людям… с голубыми глазами!

Непослушная и вредная младшая сестра стала для Вити наказанием. С некоторых пор, когда папа ушёл из семьи, мать стала часто оставлять детей одних дома на все выходные. Старшему брату доставалась самая неблагодарная участь: приглядывать за бессовестной малявкой, разогревать ей еду и следить, чтоб не забывала чистить зубы.