Вера почувствовала волнение. Такое же, как и когда впервые ступила под своды мединститута. Вскоре она осознала, что выбрала медицину сердцем, сама и что как не любимая профессия могло ее спасти от пропасти саморазрушения?

Вера не могла отвести взгляда от рук патологоанатома, все еще мысленно переживая недавнее чудо. Михаил Петрович спрятал большие ладони в карманы.

– Ваш дар не менее важен, Вера, – заговорил он. – Вскоре он… придет.

В этот миг в кармане у Веры завибрировал телефон, и она вспомнила про Виктора. Однако пришло сообщение от Любови.

"Твой хирург вовсю оперирует, а ты сутра шляешься где-то, и никто не может тебя найти".

Вере стало не по себе. Бросив короткий взгляд на Михаила Петровича, она призналась:

– Виктор в операционной, я должна…

– Конечно, бегите, Вера, – сказал тот. – Переоденетесь у меня в кабинете, вещи я вам занесу.

– Спасибо!

Вера натянула новую форму и бросилась на выручку хирургу.

Теперь ей стало по-настоящему стыдно. Весь вчерашний и сегодняшний день она вела себя эгоистично. Вера помнила, что-то под конец прошлой жизни сделало ее такой, но она не хотела таковой оставаться. Давным-давно Вера думала посвятить себя служению жизни и человечеству, потому что чувствовала, что в ней достаточно сил. Но потом она почему-то в себе разуверилась.

Вера хотела вернуть прошлое, в котором была еще светлой и сильной, настоящей, правильной.

На пятом этаже Вера набросилась на сестер оперблока, коротавших время между операциями в подсобке с вопросом, где оперирует Успенский. Молоденькие девочки тут же сдали от ее напора и махнули в сторону двери под номером 3.

В комнате было полно народа. Бригада хирургов из трех человек стояла вокруг обложенного стерильным бельем операционного поля. До того как Вера явилась, хирурги сосредоточенно смотрели на висевший над пациентом монитор. Их лица были скрыты масками. Шла лапароскопическая операция. У головы пациента расположилась анестезиологическая бригада. Врач что-то сосредоточенно строчил на листке, анестезистка набирала лекарство в шприц. У кафельной стены сгрудились студенты.

И вся эта компания обернулась к Вере, когда та раскрасневшаяся и запыхавшаяся оказалась на пороге.

– Вер Павловна? – обратился к ней анестезиолог, тронув кончиком ручки бровь. – Игорь Михалыч зовет? Что-то срочное?

– Нет, – едва слышно выдохнула Вера, и тут Виктор взглянул на нее, оторвавшись от экрана.

– Это она ко мне, Дим, – заговорил хирург.

– Передай зав. кафедрой, что ведомости я положил ему на стол и можешь возвращаться в реанимацию. Правда совестно, что дергают из-за этого тебя.

Вера растерянно посмотрела на студентов и развернулась.

– Хорошо, что на этот год ты с нами! – долетело в спину, и девушка передернула плечами.

Было в словах Виктора что-то до боли знакомое, щемящее. Холодок пробежал по спине: это была память!

Вера сделала два коротких вдоха. Сейчас она ярко помнила, что уже бывала здесь, когда училась на врача. Вот почему при первой встрече хирург показался ей знакомым! Виктор ей преподавал! Но выглядел совершенно иначе – раз сотрудники больницы не удивляются смене хранителей, значит, с внешностью для живых у них примерно то же, что и с именем: одна на всех.

Вера с неприятным чувством, что хирург явно имел отношение к ее загадке. В голове все еще звучали слова патологоанатома: «Ваша жизнь была полна страданий», девушка не хотела вспоминать сейчас, когда она только начала думать, что ей тут место, не хотела в себе разочаровываться.

Передернув плечами, Вера вышла.

Ее бегство окончилось на пороге реанимации. Вера позвонила в звонок понимая, что сможет скрыться только в нелюбимом отделении.

– О, Вер Павловна! – произнесла медсестра, открывшая ей двери. – Как отдохнули?

Вера пожала плечами, проходя внутрь и разглядывая помещение. Воздух отделения показался удушливым и приторно-знакомым.

– Я так и знала, что вы попроситесь остаться у нас подольше! – в спину сказала медсестра. – Ведь с этого года вас должны были перевести в другую больницу?

Вера пожала плечами и зашагала вперед, пытаясь не выдавать того, насколько ей было не по себе. Наконец, перед ней появилась дверь с табличкой "ординаторская". Вера распахнула ее.

– О, Вера! Верочка! – загалдели врачи, увидев хранительницу и девушка перевела дыхание.

Похоже, это было именно то, о чем предупреждал Виктор – ее приняли за свою. Вера очень старалась сохранять приветливое выражение лица, но ей почему-то казалось, что ее улыбка просто обязана была смахивать на недружелюбный оскал. Интересно, как в свое отделение впервые ввалился сам хирург?

– Осталась у нас все-таки? – тем временем к хранительнице подскочил широкоплечий немолодой мужчина.

– Уже неделя прошла от начала сентября, Михалыч начал волноваться, – пояснила стройная женщина, кивнув на него. – Ты к нам надолго?

– Но ты же не в гости зашла, не расстраивай меня, Верка! – гундосил по всей видимости Михалыч, раскрывая объятия для той, кого тут все по всей видимости принимали за ординатора второго года.

– Нет, – обреченно выдохнула Вера, падая на диван и тем самым избегая реаниматолога. – Я теперь с вами надолго, если не навсегда.

– Дело говоришь, женщина! – хлопнул в ладоши Михалыч.

День в реанимации представлял собой Верин кошмар. Она мало что понимала и почти ничего не помнила. За каждым малым назначением ей приходилось лезть в интернет и пролистывать кучу изобиловавших неактуальной информацией сайтов.

Реаниматологи как будто не замечали ее идиотизма, не желая расстраивать «любимого ординатора». Вера же чувствовала себя отвратительно и за день едва не позабыла, что у нее на самом деле была за работа в больнице.

К счастью, в десять в реанимации оказался Виктор.

– А ты тут чего еще торчишь? – отвел ее в сторону хирург. – Рабочий день заканчивается в пять.

Вера на сей раз была счастлива его увидеть и с радостью отправилась с Виктором на перевязку, которую он собрался делать в их отделении.

– Закончен день в реанимации, но не твой рабочий, – между делом напомнил хирург, пока юная хранительница ему ассистировала.

Вера вздохнула, глядя их отражения в стекле. Больной спал и сейчас казалось, будто там не человеческие силуэты, а две серые тени – словом, окно отражало подлинную суть хранителей.

– Что еще?

Виктор с лукавой улыбкой полез в карман, и Вера увидела на его ладони знакомую коричневую таблетку.

– Иннокентий знал, что ты забудешь, – сказал хирург.

Вера проглотила таблетку, не запивая и фыркнула, вспомнив записку психиатра: он больше не станет ее спасать.

– Пошли учиться давать наркоз, – хирург махнул в сторону выхода из отделения.

– У нас пациент? – обреченно выдохнула Вера.

– Нет, – улыбнулся Виктор. – Но когда он появится, тебе лучше быть готовой.

На пятом этаже было пусто. Горел свет в четвертой операционной, но там мыли. Хирург шагнул прямо к стене и только когда он вытянул руку, там образовалась дверь.

– Живые ее не видят, – объяснил Виктор. – Сюда открываем вход только ты или я.

Вера бросила взгляд на табличку, укрепленную перед входом в операционную, на ней значилось «N». Кажется днем, когда оперировали обычного больного, хранительница тоже ее видела. Табличка просто висела на стене. Вера вздохнула: ведь, в сущности, все вещи имеют смысл.

Тем временем хирург принес куклу, имитировавшую пациента из студенческой аудитории и Вера узнала, что дело движется к полуночи, когда ее напарник уже не в первый раз тяжело вздохнул, бросив взгляд на часы, висевшие над входом. Как будто хирург не хотел того, чтобы наступал новый день и его беспокоили уходящие минуты.

Вере вдруг снова вспомнились слова патологоанатома о том, что жизнь хранителей была полна страданий.

Что если это касалось не только ее?

Виктор перехватил ее взгляд, Вера смутилась и начала изображать бурную деятельность.