– Молюсь Богам о новом наставнике для нашего храма, – поклонившись прохожему, произнёс Таммит с преувеличенным энтузиазмом.

– Как и я, Таммит, как и я… Иначе кто укажет нам, грешным, путь истинный?

В последние дни перед отъездом наставник из Отца Кьело получался не слишком удачный. Он не явился на проповедь, а несколько часов спустя был найден в своей спальне мертвецки пьяным. Поговаривали, что Отец скрючился на полу совершенно обнажённым, губы его бормотали имя – явно не в молитве, ведь у Богов нет имён, – руки сжимали срамное место, а всё вокруг было измазано следами распутных утех. На следующий же день из Виарта пришла бумага с королевской печатью, предписывающая Отцу Кьело незамедлительно покинуть свой пост. «Я верно служил вам!» – кричал он в ярости. Кричал вовсе не Богам, а смятому в кулаке письму…

Ранние осенние сумерки тянули по земле тени, сырой холод, предвестник морозов, просачивался под одежду. Я плотнее закуталась в плащ. Спасибо вчерашнему клиенту. Плащ – его щедрый подарок, который в перевязанной лентой коробке доставили для меня утром, – был мягким и лёгким, но с тёплой подкладкой, а шею согревал меховой воротник.

Я вспомнила, что так и не ответила на вопрос Таммита.

– Дела у нас идут неплохо. Каждый вечер полный зал, Гвин едва успевает готовить закуски.

– С наступлением холодов всё больше желающих согреться в постели прекрасной девушки, – Таммит усмехнулся несколько смущённо. – Зимой от гостей вообще отбоя не будет!

Один из таких гостей как раз проезжал мимо в противоположном направлении. Двумя пальцами он приподнял край шляпы и чуть склонил голову.

– Людям хочется тепла – для тела и души, – ответила я, когда мы въехали в Точильный переулок. – Но знаешь, Таммит, многие даже не поднимаются в спальни. Им нравится под звонкие переливы женского смеха пить вино – столько вина, чтобы блики свечей множились и начинали танцевать перед глазами. Им нравится разговаривать, и чтобы их слушали.

Права была Дэзи, утверждая, что мы разукрашиваем мир яркими красками и приумножаем в нём радость. И Мэрг была права, когда говорила, что тратиться стоит на качественные хмельные напитки, а не на новые атласные простыни.

Так я и делала. Даже нашла нового поставщика, раз в неделю выгружавшего на порог заднего двора ящик отборного кануанского красного с нотами чёрной смородины, ванили и костра. Я во всём следовала советам Мэрг, и так – для меня – она продолжала жить.

После похорон мне потребовалось шесть дней, чтобы заставить себя снова войти в спальню Мэрг, а оттуда – в её кабинет. Узкая дверь между зеркалом и постелью вела в такую же узкую комнатку с единственным окном, письменным столом у стены и полками с учётными тетрадями.

В первый раз я сразу же вышла из кабинета, ничего не тронув. После я отправилась за город – на холмы. Вдалеке ветер шевелил кроны Чёрного леса, на изломе дороги у самой кромки протыкали серое небо башни Нуррингора.

– Простите за такое соседство, – шептала я трём свежим могилам. – Когда холмы заалеют маками, всё монохромное сгинет.

Не помню, о чём ещё говорила, спрашивала, обещала… но тем же вечером я принялась изучать записи. Мэрг вела их на мидфордском. Может, так выражался её молчаливый протест, может, ей так просто было удобнее. Я сравнивала колонки расходов и прибыли за последние несколько лет, изучала факторы, которые влияют на их разницу. В отдельный блокнот я выписала всех, кому, как часто и сколько следует платить сверх обязательного королевского налога. Благодарность главе города за разрешение на свечи. Оплата услуг Куары. Пожертвования для храма – я вычёркивала и вносила их в список, вычёркивала, пока перо не прорвало бумагу, и вновь записывала… «С врагами надо дружить», – говорила Мэрг. «Будь они прокляты», – подумала я и порвала в клочья испорченную страницу.

Так добровольный взнос во славу Богов прибавился к сумме, пополнявшей карман гранда Айвора. С тех пор возле борделя – еженощно от заката до самого утра – ненавязчиво околачивалась парочка нуррингорских псов.

Девушки не возражали, что дела стала вести я. Пока всё шло хорошо: хватало на еду, тёплую одежду и средства гигиены, да ещё и на необязательные радости оставалось, – они не проявляли интереса к цифрам.

Только Дэзи приходила, когда не принимала у себя гостя. Я жаловалась, что устала, что от мерцающего огонька свечи слезятся глаза. Вчера я трижды складывала числа в столбце, и каждый раз получался другой результат.

– Отдохни, завтра будет новый день.

Дэзи любила повторять эту мою неосторожно брошенную фразу. Она верила в новые дни, будто они чем-то отличались от старых. А ещё Дэзи верила в улыбку и в лето, которое для неё никогда не заканчивалось. Всегда тёплая на ощупь, она даже на пороге зимы разгуливала по дому босая, в тонкой ночной сорочке.

Приподняв кружевной подол, Дэзи уселась верхом на стул позади меня и вытянула шею, чтобы взглянуть на записи.

– Ну и как у нас идут дела? – спросила она беззаботно.

– Лучше, чем в прошлом месяце, но со следующего квартала я ещё подниму цены на некоторые напитки.

– Сидр из прозрачных северных яблок хорошо заказывают, – Дэзи хихикнула мне в затылок. – Он игристый, легко пьётся… сегодня три бутылки разлили.

Впрочем, она скоро потеряла интерес к учётной тетради. Запустив руки мне в волосы, Дэзи собрала их узлом и закрепила шпилькой. Её тёплое дыхание пощекотало шею.

– Ты всегда так низко склоняешься над свечой… – пробормотала она с лёгким укором. – Я смотрю и боюсь, что вот-вот вспыхнут. А мне нравятся твои волосы, красиво отрасли. С длинными волосами ты… мягче.

– Хорошо, что это лишь видимость.

Проморгавшись, я с обречённым вздохом сжала перо и уставилась на колонку из цифр. Кажется, ошибка затаилась в этой строчке…

– Ты правда устала, – прервала Дэзи мои размышления.

– Мне нужно рассчитать это до завтра. Утром… Дэзи, мне правда…

Край юбки скользнул по бедру.

– Рассчитывай. Я тебе мешаю?

– Чуть-чуть разве что.

Рука дрогнула, и на бумаге расплылась фиолетовая клякса.

– Какая у нас выручка за неделю? – Дэзи положила подбородок мне на плечо.

– Мм… восемьсот десять райнов.

– Хорошие цифры, я помню, как они пишутся.

Перо в моей руке с треском сломалось пополам.

– Восемь… – Дэзи вывела пальцем знак. – Правильно?

От шумного вздоха огонёк свечи опасливо задрожал.

– Потом, – Дэзи прочертила длинную линию, – единица… а дальше, – она обвела круг, – ноль. Мне нравится, как ощущается ноль, я ещё его порисую, ладно?

Ночью мне тоже нравилось, как ощущался ноль. А сейчас я втянула голову в меховой ворот плаща, чтобы скрыть от прохожих порозовевшие щёки.

– Остановишь здесь, Таммит? – попросила я, на ощупь отсчитывая в кармане шесть райнов. Мы как раз свернули на Бузинную улицу, и почему-то мне захотелось пройти последние две сотни шагов пешком.

Извозчик натянул поводья и спрыгнул на землю, чтобы помочь мне выбраться.

– На замёрзнете, госпожа Каролина? – спросил Таммит заботливо. Ссутулившись, он исподлобья заглядывал мне в глаза и будто не интересовался монетами, которые опустились в его ладонь, однако торчащие из ушей Таммита волоски подёргивались в такт звону. Первый дзинь, второй… шестой – и довольная улыбка растянула его сухие губы. – Да и торопиться вам надо, стемнеет скоро, меж прокричит… Ох, да что это я! Не вспоминай межа перед сном.

Я подождала, пока Таммит трижды обернулся вокруг себя и постучал по деревянной стенке повозки, а после ответила:

– Успею, Таммит, тут недалеко.

– Завтра утром к сапожнику, как обычно? Буду ждать вас у порога. – Он поклонился.

Правду говорят: найди постоянного, жадного до заказов извозчика, и не нужно вести календарь. Я кивнула.

– А в конце месяца снова к колдуну! – Таммит взобрался обратно на козлы. – Я помню, всё помню госпожа Каролина. Вы уж не вздумайте в такую даль пешком идти или кого другого нанять. Ваш покорный слуга довезёт быстрее и надёжнее всех!