– Персиковое вино для прекрасных девушек!

Стоило нам чуть дольше задержаться у прилавка, как бойкий юноша в смешной шляпе с звоночками протянул нам две чаши.

– Откуда ты знаешь, что мы прекрасные? – Дэзи положила на прилавок монету и кокетливо повела плечиком.

– Я вижу сквозь маску, красавица! – Юноша приподнял свою и подмигнул.

Подобные предложения повторялись часто, и к моменту, когда нас увлёк шумный круговорот танца, Дэзи слегка покачивалась. Грохотала музыка и каблуки по каменной брусчатке, руки сжимали руки – чужие, разные, тёплые и холодные, потные и в перчатках. Мы мелькали зыбким маревом в прорезях масок друг друга. Снова чьи-то крепкие пальцы поймали мою руку – и раскружили. Я почувствовала в ладони что-то маленькое, с заострёнными углами, но вот оно исчезло в чьей-то перчатке. Любовная записка?

– Да здравствует королева Кейлет! – воскликнул вдруг кто-то.

Волна покатилась по толпе, и на несколько коротких мгновений маски будто растворились: тёмными пятнами плесени на золотом полотне вылезли те, кто завтра ночью, после знаменующего комендантский час крика межа, останется дома. Те, кто сейчас промолчал.

– Да здравствует законный король Мидфордии! – прозвучало из другого угла площади.

Ропот смятения нарушил стройный такт шагов. Акробат на ходулях чуть не подавился шпагой, которую глотал. Стало тихо, но вот другой голос подхватил:

– Да! Слава королю Эналаи!

И толпа облегчённо взревела.

Интересно, сколько тут переодетых нуррингорских псов, которые незаметно следят за порядком? Я представила, как того несчастного, который осмелился вспомнить законного короля, уже волокут в боковой переулок. Дурман веселья развеялся.

Дэзи врезалась в меня, повисла на шее и доверительно сообщила на ухо:

– Меня сейчас стошнит.

– Пойдём. – Я взяла её за руку.

Напитавшись музыкой и смехом, мы искали тишину. Короткий переулок без названия, арка Желаний, улица Риккара Великого (её ещё называли «улицей Великой Лужи» – не так из-за ямы прямо в центре, как от недостаточного уважения к рокнурским героям). Ноги сами вели меня по знакомому маршруту.

– Проклятый дом? – Дэзи остановилась и словно бы протрезвела. – Я туда не пойду.

– Он не проклятый. И там точно никого нет.

Дом Руи сегодня единственный не светился. Высокие стены, хранившие в трещинах трагические истории нескольких семей, сливались с ночным небом.

– Всех, кто жил здесь, настигла ужасная смерть, – зловеще прошептала Дэзи, не нарушая воображаемый купол тишины вокруг дома.

– А с теми, кто приходит сюда в гости, обязательно случается что-нибудь хорошее, – заверила я. – Раньше я часто была здесь в тяжёлые минуты, и что же? Посмотри на меня теперь.

Призыв был риторическим, на комплимент я вовсе не напрашивалась. Дэзи посмотрела. В прорезях маски её глаза странно блестели.

– Ты прекрасна, – произнесла она снова шёпотом, но уже с другим оттенком. – Ну, показывай свой дом.

Как и всегда прежде, входная дверь была лишь прикрыта, но не заперта на замок. Я не хотела угодить в разлом сухих досок между прихожей и гостиной или пугать Дэзи встречей с крысами, поэтому сразу потянула её к лестнице. Ощупывая шершавые обои на стенах – кое-где они свисали жалобными лоскутами, – мы преодолели все пять этажей и выбрались на чердак. Это маленькое помещение с низким деревянным потолком сохранилось лучше всего: здесь не осталось ни мебели, ни воспоминаний… ни углов для залежей пыли. Только пауки чувствовали себя прекрасно, обживая под потолком свои гнёзда, и никакие проклятия их не пугали.

– Мне ещё нравилось на крышу забираться, но сейчас там слишком темно и опасно.

Вместо этого мы подошли к единственному окошку без стекла. Отсюда открывался вид на площадь. Здания вокруг дома Руи жались к земле и не мешали наблюдать за праздничными огнями.

Я сняла маску, подставив лоб и щёки ночному воздуху.

– Как ты? – спросила я Дэзи. – Не мутит от вина больше?

– Прошло, – ответила она. – И ты права была, Каролина, здесь не так уж и страшно.

Дэзи тоже сняла маску и потёрла виски. Она выглядела уставшей.

– Хочешь, отдохнём немного и вернёмся домой? Необязательно ведь всю ночь танцевать. – Я улыбнулась. – Но нужно ещё купить для Мэрг груши в меду.

Отвернувшись от окна, Дэзи прислонилась спиной к стене. Долгожданные гуляния, проводы длинных дней лета уже потеряли для неё интерес.

– Домой, ты всегда говоришь… – она потянулась рукой к моей щеке, но в последний момент передумала.

– Другого дома я не помню, а этот люблю, – ответила я просто.

– Любишь, – Дэзи кивнула. – А своего капитана ты любишь?

Для себя я мысленно ответила однозначно, вместе со спазмом в горле проглотила короткое резкое слово. Вслух я сказала после некоторой паузы:

– Ты так легко произносишь это слово?

– А что в нём сложного? Сложно без любви.

Я помолчала ещё немного.

– Миро говорил, что я холодная. Что Боги создали меня из льда и печали…

– Это неправда, – быстро возразила Дэзи.

– Знаешь, – я виновато пожала плечами, – мне бы хотелось почувствовать. Любить не только наш дом и всех вас, а по-другому, по-настоящему… Но эта пустота внутри меня, она какая-то дырявая. И я не умею её заполнить.

Дэзи подошла ближе.

– Может, там не пусто вовсе? – спросила она. – Может, занято кем-то, а ты об этом не помнишь?

Моё сердце откликнулось и забилось быстрее. Что бы там ни скрывалось внутри меня, сейчас оно одновременно радовалось и ныло.

– А ты, Дэзи? – Правила хорошего тона диктовали ответный интерес. Говорить о любви мне было неловко, поэтому я спросила: – У тебя были мужчины?

Дэзи излишней стеснительностью не страдала.

– Конечно. Признаюсь, их было немало, – она хихикнула, но сразу же посерьёзнела. – Вот только мужчинам, даже лучшим из них, не достаёт важного.

– Чего же?

На фоне окна Дэзи повернулась ко мне, а я – к ней. Оранжевые блики рисовали её профиль и заигрывали с тем странным блеском её глаз.

– Мужчины, – она моргнула всего раз, – не умеют смотреть.

Я задремала совсем ненадолго, но рёбра намекали, что пора бы уже подняться с жёсткого пола. Разморенное тело казалось очень тяжёлым, и я решила начать с простого: пошевелила пальцами ног. Хм, любопытно, в каком из углов валяются туфли?

– Твоё сердце так стучит, – сонно пробормотала Дэзи.

Её голова лежала у меня на груди, вот Дэзи и заметила раньше. Я почувствовала после её слов. Странно, мне ведь было хорошо и спокойно. А что, если забившись однажды сильно-сильно, догоняя частое дыхание и сотрясающую тело дрожь, сердце больше не вспомнит свой привычный размеренный ритм?

– Вернёмся домой? – Больше я не слышала ничего, кроме этого стука.

– Угу…

Я рассеянно погладила её по волосам.

– Просыпайся, Дэзи. Тебя ждут перьевая подушка и мягкие льняные простыни.

– Как же мне проснуться, если слова твои мелодичнее колыбельной? – Она всё же села и тряхнула головой, прогоняя остатки грёз. – Мне и здесь неплохо. Можем остаться до утра… мм, до того, что через неделю. Или до первого осеннего, когда похолодает, что скажешь?

Скажу, что пустота снова разъедает меня и требует со всех ног мчаться домой.

– Скажу, что через час ты проголодаешься, сбежишь на кухню к Гвину и заставишь его среди ночи потрошить курицу, чтобы сварить бульон понаваристей.

С этим аргументом Дэзи спорить не могла.

Мы вышли в тёплую летнюю ночь. Вся энергия, которая копилась для неё, уже израсходовалась, и мы вяло шагали к площади – по самому короткому пути к борделю. Торжественные раскаты шумели уже не так звонко, в общем гомоне легче различались отдельные голоса.

– Там, кажется, представление начинается! – Мы обошли акробата на ходулях (утомившийся, он сидел на низкой крыше какого-то запертого склада), и Дэзи встала на носочки, чтобы поверх голов разглядеть помост в центре площади. – Подойдём ближе? Начало посмотрим – интересно же, кого показывать будут, – а потом сразу домой.