С утра пораньше мы с Сентией и Норой отправились выполнять некоторые поручения Мэрг – из списка, который она оставила перед отъездом. В палатке мясника на рыночной площади нам удалось сторговаться на семь фунтов свежей говядины за девять райнов. Затем мы свернули в Хромовый переулок к госпоже Фриэль и пополнили запасы кружева и пуговиц – накануне пришла партия из Кануана.

Такие каждодневные заботы приятно наполняли. Мы надевали платья с широкими рукавами и вышивкой на корсаже. До вечера оставляли фальшиво сияющие камни и пышные парики украшать манекены, а сами опрятно собирали волосы на затылке и набрасывали на голову объёмный капюшон плаща. Каблуки наших туфель с начищенными пряжками стучали по мостовой Светлых кварталов так же звонко, как каблуки высокородных рокнурских дам. Да, по утрам мы воображали, что и в остальном на них похожи. А когда на кварталы опускалась темнота и в борделе Мэрг зажигались свечи, мы задиристо высмеивали их бесцветную жизнь.

Служители храма умели отличить нас – наверное, Боги шептали им. «Боги уши из-за вас», – бормотал служитель нам вслед. «Во имя Богов милостивых и справедливых пора избавить мир от греха», – шептал другой своей метле и старательно, яростно мёл вымощенную к храму – к свету – дорожку.

Мысли о Солль посетили меня лишь во время ужина.

В редкие выходные дни, когда бордель госпожи Альво не принимал гостей, в доме царила атмосфера свободы и протеста. Заперев входную дверь и зашторив окна, девушки расхаживали по залу на первом этаже непричёсанные, в стоптанных чулках и распахнутых халатах. Гвин подавал суп в простых глиняных пиалах; девушки ели, разговаривали с набитым ртом и курили – в общем, делали всё, чего не одобряли клиенты.

Обычно все собирались вокруг Солль, словно фрейлины вокруг королевы. Но сегодня Солль на обеде отсутствовала. Не было её и в спальне. И никто её будто не видел с утра, и на расспросы только плечами пожимали, пока Мири не вспомнила:

– Солль, кажется, к аптекарю собиралась.

– К аптекарю? Зачем же, разве Куара не поставляет нам снадобья для любых нужд?

И снова невнятные жесты.

Что-то странное всколыхнулось в моей груди – липкое и холодное, похожее на щупальца морского чудовища. Не придумав иного способа прогнать его, я отправилась к чёрному ходу и уже застёгивала под подбородком воротник плаща, как рядом возникла Дэзи.

– Я с тобой, – заявила она и первая толкнула дверь.

– Скоро стемнеет.

– Вот поэтому.

Через минуту мы уже быстро шагали по вымощенной мостовой. Чугунной серостью город обволакивали сумерки. Вспоминают ли крыши домов закатную, золотисто-оранжевую кайму? Тоскуют ли окна по отражению летнего розового и багряного? Иногда – больше, чем о строчках на пустых страницах моей прежней жизни, – я мечтала о красках, чтобы расплескать их по страницам будущего.

– Нам сюда, – Дэзи взяла меня под локоть и подтолкнула к переулку Ньоло-Фонарщика. Тесный проход упирался в тупик, дома с обеих сторон зажали лавку аптекаря, словно тугой корсет – талию придворной дамы.

Скрипнула дверь, а за ней – старые деревянные половицы. Над головой безмолвно качнулся лишённый языка медный колокольчик. Звон привлекал межей, и теперь колокольчики использовали только для казни: вешали на шею приговорённым.

Ноздри заполнил пряный запах сушёных трав. Всю стену за пустующим прилавком – от пола до потолка и от правой стены до левой – занимал шкаф. В тусклом свете масляной лампы на нас уставились резные ящички, отсеки с коробочками, разных форм и размеров бутыльки, мерные серебряные ложечки в подставках и… чучело змеи, которое на нитках свисало с потолка и приветливо раскачивалось.

– Надо бы поторопиться. – Дэзи подошла к прилавку и постучала гирькой по латунной чаше весов. На звук отворилась боковая дверь. Провожаемый бульканьем кипящих отваров и густым флером эфирных масел – очевидно, за дверью располагалась лаборатория, – в проёме появился сутулый паренёк в мятом фартуке и стягивающей волосы защитной сеточке. Он исподлобья взглянул на нас и остановился под защитой дверной рамы, продолжая энергично растирать в ступе какой-то коричневый порошок.

– Я уже закрываюсь, вообще-то, – буркнул аптекарь. – Хотя… – на миг его чересчур длинные узловатые пальцы замерли, – до темноты я успею порадовать девушек баночкой розового масла, несколькими унциями хны или…

– В другой раз, – перебила я. – Мы ищем девушку. Блондинка, очень красивая, она должна была заходить к тебе сегодня утром.

Парень вдруг ощетинился.

– Снова про неё спрашиваете? А если не скажу, тоже бить будете? – Он непроизвольно перехватил пестик на манер ножа.

Мы с Дэзи переглянулись.

– Кто ещё спрашивал? Смелее, мы-то уж точно тебя не обидим. – Улыбнувшись, Дэзи перегнулась через прилавок и свела локти, добавив рельефности формам в вырезе своего платья.

Может, исходящее из лаборатории тепло было тому виной, но недоверчивость аптекаря стремительно таяла.

– Приходила ваша девушка, утром ещё. – Вздохнув, он отставил порошок и вытер руки о фартук. – Не успела её тень раствориться за поворотом, как зашли двое таких… знаете, я не знаком близко с псами Нуррингора, но эти ничуть не лучше были. Стали выпытывать, что я девушке продал. О нуждах других посетителей я научен не болтать, знаете ли, вот и отпирался. Так эти утащили меня в погреб и приложили крепко… А потом другой пришёл, красивый господин в дорогом бархатном плаще. Он в стороне стоял, говорил со мной вежливо и словно бы без угрозы, но ему я отказать не смог, рассказал всё.

– Что же купила девушка? – спросила я.

– От нас можно не утаивать, – подбодрила Дэзи. – Мы подруги, помочь хотим.

Растеряв аргументы и мотивацию для спора, аптекарь открыл одну из маленьких витрин, вытащил круглую деревянную коробочку, открыл и протянул её Дэзи. Мы вместе склонились над содержимым. Слизистую носа обожгла, защекотала сладковатая пряность.

– Мята, – пробормотала Дэзи, – здесь сушёная мята и огненный корень.

Огненный корень… Имбирь. Липкие щупальца в моей груди снова зашевелили присосками. А Дэзи продолжила:

– Верное средство от тошноты на первых неделях.

– Не обязательно ведь… – начала было я, но аптекарь кивнул.

– Ваша девушка именно от такой тошноты спрашивала.

На том и распрощались. Не успели мы с Дэзи ступить за порог, как дверь захлопнулась: лязгнул засов, щёлкнул замок, торопливо застучали подошвы по деревянному полу.

– Ну что ж, я не думаю, что Ренфолд забрал Солль к себе с намереньем срочно жениться, – фыркнула Дэзи. Поёжившись, она пробормотала ещё что-то, но совсем тихо.

Я сравнила оттенок неба с воображаемой палитрой, давно выученной каждым мидфордцем.

– Мы ещё успеем проверить.

– Нам не позволят и к воротам с гербом Ренфолдов подойти, а уж чтоб их открыли перед шлюхами, Боги должны приказать.

Контуры размывались так быстро… Вот я уже перестала различать цвет её глаз.

– Беги домой, Дэзи.

– Ни за что.

Она не отступит, я чувствовала. А каждая минута промедления грозила допросом в Нуррингоре или же смертью, как повезёт.

– Ладно, пойдём.

Теперь я схватила Дэзи за руку и потащила из переулка. Дорогу я знала. Любой житель города знал здесь каждый уголок – хотя бы для того, чтобы некоторые из этих уголков обходить. Когда мы свернули в последний раз, воздух сотряс протяжный вой.

Когда ночь пришла

(раз-два-три),

Ты домой торопись

(раз-два).

Слышишь межа крик?

(раз)

…и нет тебя.

Гасли окна. От фонарных столбов с пустыми, часто разбитыми чашами веяло тоской об утраченном предназначении. Мир переставал существовать.

В конце улицы из темноты потёртым серебром выступала вывеска: «Кости». Подперев плечом дверь, путь нам преградил грузно сложенный охранник.

– Заведение для рокнурцев, – прозвучало без приветствий и вопросов. – Тут не место всякой швали, особенно в комендантский час.